Пропавшая сестра

Глава 34

Жан-Люк нашел меня буквально через несколько минут. Времени, прошедшего между тем, как закрылся люк за Анжелой, и его появлением, едва хватило бы на то, чтобы произнести слово «Амели». Я ошеломленно слушала его объяснения: на самом деле он никогда не работал в американском посольстве, а был сотрудником отдела Организации Объединенных Наций по борьбе с международной торговлей людьми.

Сначала я вообще ничего не поняла, списала свою дезориентацию на последствия психологического шока, но он терпеливо объяснял.

— Наша группа подозревала, что в катакомбах находится перевалочный пункт торговцев живым товаром. Мы наблюдали за несколькими неофициальными входами в катакомбы и заметили, что Себастьян Брони часто пользуется одним из них; когда он начал проявлять интерес к Анжеле, мы внесли его в наш список. Я общался с тобой, Шейна, в надежде узнать больше о нем и его связях с парижским черным рынком.

Пальцы у меня онемели от холода, но от всех этих новостей бешено заколотилось сердце. Заголовок в газете, лежавшей на коврике в вестибюле дома Анжелы; мадам из борделя, подумавшая, что я из полиции и чуть не вышвырнувшая меня вон; бегущая строка на телеэкране в такси… Жан-Люк не преследовал ни Анжелу, ни меня и не собирался никого похищать, он пытался остановить торговлю людьми.

Жан-Люк не смог предотвратить похищение Анжелы, но всю неделю следил за мной, уверенный, что Себ что-нибудь предпримет. Он потерял меня после клуба в пятницу вечером, и ему потребовалось несколько часов, чтобы понять, что я спустилась в катакомбы.

Я рассказала ему все, что узнала сама: о том, как Себ выследил меня и похитил нас с Анжелой; о его планах найти лекарство от химического оружия; о том, как он имитировал почерк торговцев людьми, когда его подопытные умирали… Жан-Люк внимательно выслушал меня, а потом спросил, где сейчас Анжела.

И сразу между нами как будто опустилась невидимая перегородка. До вылета Анжелы оставалось еще два часа, и я могла предложить ему только полуправду. Несмотря на все пережитое вместе, мы с Жан-Люком чужие люди. Даже воспоминание о его объятиях и мягкой ткани его рубашки на моей щеке не могло изменить этого.

Глядя в пустоту за его плечом, я невинно ответила:

— Не знаю точно, где она.

Жан-Люк едва заметно усмехнулся:

— Правда?

— Между нами говоря, мне есть у кого поучиться врать. Ты ведь лгал мне всю эту неделю.

Он облизнул губы.

— Не всю неделю, Шейна. Я ведь поделился с тобой тем, чем не делился ни с кем другим.

Мы неловко помолчали некоторое время.

— Что-то все-таки не сходится, — начала я. — Себ не занимался торговлей людьми. Больной человек, которому казалось, что он сможет найти лекарство от отравления горчичным газом. Зачем он тогда написал тот имейл, чтобы бросить на тебя подозрение?

— Думаю, чтобы отвадить тебя от меня. Если он послал кого-то следить за тобой, держу пари, он знал, что ты встречаешься со мной и что я связан с ООН. Вероятно, чтобы сбить с толку и тебя, и полицию и отвести от себя подозрения.

Мы поднялись наверх и дождались приезда полиции и сотрудников ООН, которых вызвал Жан-Люк. Прибыв на место, они парами, как звери в Ноев ковчег, спустились в катакомбы. Солнце садилось за крыши домов, над ними возвышался силуэт Эйфелевой башни.

Когда через некоторое время они вернулись, Жан-Люк, присев передо мной на корточки, помахал серебристым ноутбуком Себа. Он уже нашел записи с камер наблюдения, на которых были запечатлены наш побег и предыдущие эксперименты Себа, и снова спросил меня, где Анжела. С ее помощью он надеялся полностью разобраться во всем. Я, как заведенная, повторяла раз за разом, что Анжела ушла, оставив меня одну, что не знаю, где она сейчас. Он обращался ко мне с такой обезоруживающей искренностью, что это напомнило мне о наших разговорах в квартире Анжелы и в ресторане «Две мельницы». В какое-то мгновение бабочки в моем животе затрепетали крыльями, ожидая лишь легкого толчка, чтобы вспорхнуть всей стаей. Я подумала, что неплохо было бы вернуться к самому началу наших отношений, ко времени, пока я еще не прочитала поддельное письмо Себа. Сам факт, что я еще способна на подобные эмоции, обнадеживал. Мы с Жан-Люком почти перешли черту, отделяющую случайных знакомых от близких людей и даже, возможно, любовников. Но, увы, прошлого не вернуть. От этой мысли стало больно, но где-то в глубине души теплилась надежда. Мир огромен, и я, возможно, вскоре буду готова исследовать его снова.

— Сколько сейчас времени? — спросила я.

Он посмотрел на часы.

— Десять двадцать.

Я наконец-то вздохнула с облегчением. Если бы Анжела не прошла таможню, Жан-Люк уже знал бы об этом. Записи на ноутбуке должны подтвердить, что она действовала в целях самообороны. Возможно, полиции придется привлечь специалиста по видео, который сможет по цвету глаз определить, кто из нас двоих держал скальпель. Нас с Анжелой можно легко различить по глазам. У меня они разного цвета: один карий, а другой зеленый. Очень надеюсь на то, что мой поступок оправдает меня в ее глазах — они оба карие.

— Шейна? — громкий голос раздается из коридора с картотечными шкафами, который ведет в вестибюль.

Не ожидала, что в камере окажется так комфортно. На скамье с мягкой обивкой в случае чего можно поспать, а резной деревянный стул с прямой спинкой, стоящий в углу, вполне мог бы находиться в кабинете Дельфины Руссо. Каменные стены ничем не украшены, но в плетеной корзине лежит целая стопка старых журналов. Полицейские позволили мне оставить свою одежду и выдали шерстяное одеяло.

Я поднимаю голову и отшатываюсь назад; у металлических прутьев решетки стоит миниатюрная женщина в очках. Наверное, такое же потрясение испытал мистер Скрудж, когда перед ним возник призрак Джейкоба Марли[70].

Такие асимметрично подстриженные черные волосы и такая потрясная джинсовая куртка могут быть только у одного человека.

— Чан? Но как вы?…

— Да. Я жива, все в порядке. Почти…

Она понижает голос и жестом показывает, чтобы я подошла поближе. Чувство дежавю охватывает меня, когда я пересекаю десятифутовое пространство, разделяющее нас, точно так же как в тот день, когда мы встретились первый раз. Она бросает осторожный взгляд на вестибюль, затем просовывает ладонь через решетку, чтобы похлопать меня по руке.

— Как ты?

Чан! — Радостный смех срывается с моих губ, я сквозь решетку обнимаю ее маленькое тело. Глаза наполняются слезами, ён Как это возможно? Ведь Себ убил вас.

— Этот твой Себастьян несколько туповат. Он с детства был одержим катакомбами. Мы с ним несколько раз встречались в туннелях, и он рассказывал мне обо всех своих открытиях. Он утащил вас, а потом вернулся за мной. Но я залезла в один тупичок, о котором он не знал, и пряталась там, пока не убедилась, что он ушел. На какое-то время я потеряла сознание, ведь сотрясение мозга — не шутка. Выбралась наружу только в воскресенье вечером. Сразу же позвонила в полицию и сообщила, где вы находитесь. Они быстро до вас добрались?

У нее под глазами — большие темно-лиловые синяки, красная царапина идет по шее от уха до ключицы.

— Недостаточно быстро, — отвечаю я.

Чан кивает, будто она уже знает все, что я могу рассказать.

— Простите меня, Чан, за все. И спасибо вам огромное. Я… я должна была найти свою сестру.

Понимаю, что словами не выразить всего того, что чувствую, ведь, помогая мне, эта женщина едва не лишилась жизни. Она улыбается:

— Конечно. Рада, что с тобой все в порядке. А что с Анжелой? У нее все хорошо?

Я киваю, надеясь, что полиция не слышит моего ответа.

— А как же твой рейс? — спрашивает Чан. — Ты ведь пропустила его?

— Да. Опоздала примерно на двенадцать часов. Не знаю, как доберусь до дома, потому что потеряла свой паспорт. Надо будет пойти в посольство, чтобы выписать новый. Полиция все еще анализирует записи с камер наблюдения, чтобы убедиться в том, что моя история правдива. Надеюсь, завтра уже все подтвердится.

Чан берет меня за руку.

— Хороший план. Как только я узнала, что ты здесь, я сразу пришла, чтобы убедиться, что у тебя все нормально. Теперь ты можешь сама о себе позаботиться, Шейна. Ты ведь это знаешь, верно?

Я слабо улыбаюсь потрескавшимися губами.

— Да, теперь знаю.

— Вот и молодец. По крайней мере мы получили достаточно адреналина, не так ли?

Чан ухмыляется. Она целует мне руку.

— Пойдем отсюда. Что мы тут торчим?

— Но я… я не могу никуда пойти, Чан. Я же арестована.

— Конечно можешь! Я внесла за тебя залог.

— Вы выложили пятнадцать тысяч евро?!

Чан протягивает руку через решетку моей камеры и берет меня за подбородок.

— Вернешь мне долг, когда станешь известным врачом. Или судьей. Ну или диджеем.

Подходит охранник и отпирает камеру. Слезы текут по моему лицу, Чан обнимает меня.

Я подписываю несколько бланков с приложенными копиями, в которых говорится, что я обязуюсь прийти, когда меня вызовут. Жан-Люк, взявший на себя роль переводчика, тщательно разъясняет мне каждое предложение. У меня сняли отпечатки пальцев, инспектор Валентин поговорил со мной в камере, а Жан-Люк остался, чтобы написать отчет.

Организация Объединенных Наций совместно с полицией проводила операцию по ликвидации торговцев людьми, а Жан-Люку было поручено следить за мной. Как объяснил Валентин, он начал подозревать Бронна, когда директор морга сообщил ему, что Себ встречал меня после опознания трупа предполагаемой Анжелы. И это произошло сразу после того, как Валентин рекомендовал мне не общаться с незнакомцами. Валентин узнал о смерти Батиста и увольнении Себа из армии, а также о нездоровом интересе последнего к катакомбам. Записка, которую Валентин подсунул под дверь Анжелы, должна была заставить меня оставаться в квартире, пока полиция не арестует Себа. Татуировки жертв Бронна наводили следователей на мысли о его безумии. Астрологический символ, выбранный Себом в качестве клейма, говорил о его вере в то, что близнецы — ключ к научному открытию.

Валентин прерывает телефонный разговор, когда мы с Чан проходим мимо его кабинета со стеклянными стенами. Дежурный кивок в нашу сторону вдруг смягчается ободряющей улыбкой, но тут же он возвращается к телефонному разговору и орет в трубку по-английски: «Мне плевать, что у нее встреча! Соедините меня с американским послом немедленно!»

Прохожу сквозь стеклянные двери и проскальзываю на заднее сиденье черной машины, заказанной Чан, а потом смотрю, как представители прессы следуют за нами, пока мы не сворачиваем за угол и не скрываемся из виду. Вскоре мы доезжаем до отеля, в котором Чан забронировала для меня номер.

Выхожу из машины, и меня поражает яркая синева неба. Я целую неделю не обращала на него внимания. Смотрю вверх, пока мои глаза не устают. В ушах раздается шум волн, но на этот раз, впервые за много лет, страх, который всегда пронизывал мое сердце при воспоминании о том случае на пляже, молчит.

Из вестибюля отеля доносятся крики по-французски, и оттуда лавиной вываливаются репортеры.

— Мисс Дарби! «Монд ньюз», хотели бы получить от вас комментарии по поводу случившегося! Что вы можете сказать миру?