Дракон в огороде

Глава 12

Пресвятая клубника, что это?

Едва успеваю выдернуть из земли, мигом ставшей горящей лавой, руки, как в меня врезается толстенный стебель, резко взмыв вверх.

«А как же помидоры черри?» — визжат остатки моего здравомыслия.

На помидоры это недоразумение походит меньше всего. На пальму какую-то — походит. На помидор — нет.

Да и пальмы из кустиков с помидоринками странные вышли. Толстый и прямой стебель, в обхват моих рук, переходящий в ажурные листочки аккурат над моей головой. Ещё выше и вовсе смотреть страшно…

Огромные, идеально круглые, с коричневыми тонкими бороздами красные плоды не внушают никакого доверия.

— Я, вообще-то, себе куст с помидорами представляла, а не дерево! Это не по правилам. Нечестно. — прижав к груди покрасневшие и зудящие ладони, я решительно отгибаю первый стебель.

Спешу покинуть эти джунгли на минималках, пока меня здесь этим помидором-переростком не прибило. И так плечо ноет. Как бы этот "стебелёк" мне синяк ни оставил, что уж говорить о голове и помидорах, прости господи. С моим-то везением, даже если не убьёт, то захлебнусь в соке.

Жмусь к стене дома и, пригнувшись и ссутулившись, упрямо двигаюсь уже знакомым маршрутом.

Я не я и хата не моя. Хата и правда не моя, а вот доказывать, что я не имею никакого отношения к распоясавшейся рассаде, мне решительно не хочется.

Стоит поторопиться.

Огибаю стену и ускоряюсь. Джунгли позади. Место преступления покинуто. У меня непременно всё получится. Огибаю ещё одну. Делаю шаг к приоткрытым дверям, которые я нарочно не закрывала плотно, и почти хватаюсь за выпирающий обломок доски, служащий дверной ручкой, как слышу сбоку громкое: «Стоять».

— Я по маленькому ходила! — вряд ли это вообще я кричу.

Очень странно на меня последнее время паника и страх действуют. Никакого шаблона. Одни сюрпризы. От себя же.

Испуганно оборачиваюсь и упрямо поджимаю губы.

А ничего они не докажут! Подумаешь, у дверей поймали…

Около минуты ничего не происходит. Я смотрю на Клинвара и раздетого, которые в нескольких метрах от меня остановились, задрав вверх головы, и готовлюсь стоять на своём до последнего.

В конце концов, я не знаю, что это за место и какие здесь живут люди. Да, наш спаситель говорил, что сюда вроде бы как давно уже преступников не отправляют, но, на минуточку, это всё-таки тюрьма.

Откуда мне знать, что я с Лизой буду в безопасности, когда о моих садово-огородных талантах узнают?

— Ничего себе ты пис… Нужду справляешь. — ошеломлённо тянет ряженый, медленно поворачивая голову в мою сторону.

Что? Куда они смотрят, вообще?

Делаю шаг к ним, а мозг тут же отправляет сигнал бедствия.

Вот это я дура. Вот это я…

Едва не спотыкаюсь, осознав, что томатные джунгли-то перемахнули высоту покосившегося домишки и прекрасно видны мужчинам.

Озноб пробивает тело. Я не просто попалась с поличным, я ещё и опозорилась.

Господи, как же стыдно. Это они теперь будут думать, что я помидоры мочеиспусканием выращиваю… или ещё чего похуже.

Стыдоба какая.

— Не понимаю, о чём ты. — кое-как выдавливаю из себя, не узнавая собственный голос — хриплый, слабый и протестующий. — Куда вы смотрите? — нахожу в себе силы встать рядом с Клинваром, так и не оторвавшего взгляда от помидорного буйства, и театрально прижимаю руки к щекам. — Ничего себе. Это разве здесь росло, когда мы сюда шли?

Хочется провалиться сквозь землю. Награда за худшую женскую роль, определённо, моя. Я вне любой конкуренции. Понимаю это, а ничего с собой поделать не могу. Признаться страшно.

— Не знаю, что здесь росло, когда вы сюда шли, — зло выдыхает разодетый, — Но когда мы уходили, твои руки были в порядке.

Что я там говорила о награде за худшую женскую роль? Так и быть, забираю ещё и награду за тупость.

…может, поэтому я никогда и не совершала никаких преступлений? Куда мне, мозгами не вышла.

С промедлением убираю руки от лица и прячу их за спиной. Взгляд спотыкается о пламя в глазах ряженного и уносится, моля о помощи, к тому, кто нас с дочерью уже спасал.

— Ты как это сделала? — от голоса Клинвара веет холодом и подозрительностью. Я понимаю, что заслужила, но неприятно всё равно. — Томатная ягода никогда не дозревала в Выжженных. С момента восстания и предательства владыки Светлых… Она кормила тех несчастных, кому не посчастливилось сюда попасть, годами, но… Кто ты такая?

Да я бы и сама не отказалась узнать, кто я такая и откуда у меня такие способности… Только как об этом сказать? Вряд ли после всей моей лжи мне поверят.

— Да, кто ты такая и как, интересно, сюда попала?

А этого вообще кто спрашивал?

— А твоё какое дело? Возьми тебе всё и расскажи… — не на шутку распаляюсь я. — Перетопчешься!

— Возьми и расскажи. — невозмутимо выговаривает ряженый, будто и вариантов других у меня нет.

— Тебе?

— Мне.

— Да с чего бы?! Я даже имени твоего не знаю, почему я должна ТЕБЕ что-то рассказывать?

— Я… — он смолкает так резко, что мне невольно кажется, будто бы тот вспоминает собственное имя. — Я Дэйвар. — спустя несколько ударов моего сердца произносит он.

Странный какой-то. Подозрительный, я бы даже сказала. По-любому имя не настоящее.

— Молодец! Я Оля! — выплёвываю, моляще взглянув на Клинвара. Голос тут же меняется. Становится тише и слабее. — Мы можем поговорить… одни? Прошу тебя…

Да почему он вообще с этим, кто назвался именем Дэйвар, вернулся? Этого ряженого апартаменты не устроили? И где, спрашивается, топор? Зыркает на меня так зло, ещё, не дай бог, бросится с кулаками, а топора нет.

— Мы можем… — Клинвар рвано выдыхает и растерянно оглядывается.

Я делаю шаг в сторону и замираю. Под прицельным взглядом хамла как-то соображается не очень. Да и неуютно. Почему он так пялится?

— Мама!

Всё, мне конец! Окончательный и бесповоротный.

— Где мы?

Медленно оборачиваюсь на голос дочери и сгораю от стыда.

Лизка стоит на порожке, глядя на безумие вокруг широко распахнутыми глазами, а я не нахожу других слов:

— Это всё злая королева! Она нас отправила в это богом забытое место! — не оправдываюсь — выкрикиваю это со всем отчаянием и бросаюсь к дочери.

Сердце сжимается от боли. Так хочется, чтоб она мне поверила. Хочется обнять её крепко-крепко, не позволить никаким трудностям проникнуть в её жизнь, но… Пока что трудности в её жизни ей подкидывает не кто другой, как родная мать.

— Лиз… — впервые я обнимаю своего ребёнка, будто чужого. Осторожно, нерешительно и боясь быть отвергнутой. — Мы со всем справимся… Хочешь, я тебе покажу огромные помидоры? Больше арбуза, Лизок… — голос дрожит. Хочу успокоить дочь, а сама вот-вот закачу истерику и разревусь.

Она это чувствует. Возится в моих объятиях и недовольно сопит:

— Мам, ну ты что? Как маленькая… — поучает меня. — Дядя Драк нас обязательно спасёт. Сама же говорила, добро всегда побеждает. Вот и злая королева будет наказана.

О господи, за что ты наградил меня такой замечательной дочерью?

Всё чаще я ловлю себя на мысли, что я её недостойна.

— Ты права, ты абсолютно права, солнышко моё. — отворачиваюсь, пряча помокревшие глаза от своего ребёнка. — Конечно же, добро всегда побеждает.

Хочу подать знак мужчинам, чтоб не устраивали мне разбор полётов при ребёнке, но встречаю два противоположных взгляда. Клинвар выглядит ошеломлённым и сбитым с толку. Его рот приоткрыт, отчего борода практически сливается с его воротником, а брови приподняты. Дэйвар, напротив, смотрит с вызовом и надменностью. Будто говорит извечное: «я же говорил». Его руки сложены на груди, а глаза неотрывно следят за каждым моим движением.

— Мам, я в туалет хочу… — тихонько шепчет дочь, кося заинтересованным взглядом в сторону, где застыли мужчины. — И кушать… И это… Кто эти дяди?

Я не спешу с ответом. Обдумываю каждое слово, прежде чем громко проговорить:

— Эти дяди помогут нам дождаться твоего дядю Драка, Лизок. Они не причинят нам зла.

Поворачиваюсь в сторону к Клинвару с Дэйваром и поочерёдно смотрю на каждого, пытаясь поговорить с ними взглядом.

«Не причинят ведь, правда?» — немой вопрос, кажется, был понят.

Оба смущённо отворачиваются, затем нерешительно переглядываются и, нервно улыбнувшись, шагают в нашу сторону.