Поцелуй ягуара

Сабан не мог просто нападать на людей. Эта брачная горячка была достаточно сильной. Как они выживут без какого-либо контроля? Ни один из них не думал здраво, и было чертовски ясно, что ни один из них и не будет.

Все, что ей нужно — уйти от него, ненадолго. Прочь от него, от воспоминаний о его вкусе, от мучительной потребности в нем.

Натали почти бегом взбежала по лестнице, прекрасно понимая, что он следует за ней, двигаясь с ленивой скоростью, настигая ее, выражение его лица было напряженным, голод горел в его глазах.

У нее перехватило дыхание, с губ сорвался прерывистый стон, когда она почувствовала, как его руки схватили ее за бедра на полпути вверх по лестнице, останавливая ее, когда его руки быстро скользнули к ее джинсам и начали расстегивать молнию.

— Что ты делаешь? — завизжала женщина, пытаясь схватить его за запястья, за руки, чтобы остановить свое раздевание, в то время как он стягивал ткань с ее бедер. — Черт, Сабан…

Она упала на колени, когда большая рука надавила ей на спину, толкнула вперед, и он накрыл ее, властный, сильный, его губы накрыли метку, которую он оставил на ее плече прошлой ночью.

Натали замерла, когда удовольствие пронзило ее, взорвалось, пронзило от этой единственной ласки. Это место было настолько чувствительным, настолько восприимчивым к его губам, к его ласкающему языку, что у нее перехватило дыхание.

— Это ничего не решит, — выдохнула она, когда головка его члена прижалась к ее бедрам, скользнула в теплую влагу и нашла вход, который искала.

Он не шевелил губами, вместо этого Сабан зарычал, все еще кусал метку, когда его бедра двинулись вперед, погружая его эрекцию в нее, Натали почувствовала, как иголки острого удовольствия начали атаковать каждый ее нерв.

— Это ничего не меняет, — выдохнула она, борясь с удовольствием, борясь с неспособностью отказаться. — Это неправильно.

Ее спина выгнулась, когда с ее губ сорвался мяукающий крик, и его член прижался к матке внутри нее, заполняя ее.

— Скажи, что ты моя, — Сабан прикусил метку, отчего ее голова дернулась назад, к его плечу, одна рука потянулась к нему, сжимая его бедро, пока он прижимал ее к себе.

— Я не позволю тебе контролировать меня.

— Скажи мне, — прорычал он, лизнул метку, пососал ее с голодным рычанием.

— Я не позволю тебе сделать это, — ее крик был слабым, жалкой попыткой бросить вызов тому, что она знала, даже сейчас, было правдой. Уверенность, какой не было в ее жизни.

Его бедра изогнулись, заставляя его член ласкать ее изнутри, тереться о ее внутреннюю плоть, набухшая, раскаленная головка двигалась, воспламеняя нежную, чувствительную плоть небольшими толчками. Его губы еще раз задели метку на ее шее, затем его зубы прошлись по ней, посылая сильную дрожь вниз по ее спине, когда ее чувства были подавлены, а здравый смысл потерян под напором удовольствия.

— Скажи мне, — ласковый, приправленный темной чувственностью, грубый и первобытный, голос проник в ее сознание, будто его прикосновение украло ее разум.

— Твоя, — ее стон был вознагражден, покорность принята, и животное внутри него вырвалось на свободу.

Это было жгучее удовольствие и боль, каждый толчок был сильным, мощным, они оба потеряли контроль над собой. Как будто признание Натали в его победе было всем, что ему было нужно, чтобы позволить собственному удовольствию взять верх.

Больше удовольствия, чем она могла вынести, огненное, оно прожигало плоть и кости, и наполняло ее душу там, где она не знала, что ей холодно. Холодная, одинокая, ищущая чего-то большего, причины отдать свое внутреннее «Я» другому.

У Натали не было причины, но это не имело значения. Она чувствовала, как он согревает, как он овладевает ее телом, каждой клеточкой, обволакивает всю сущность. И разбивает ей сердце.

В момент, между мучительным наслаждением и оргазмом, Натали призналась себе в этом. Она боролась не с Сабаном, а с собой. Потому что она теряла себя в нем, отдавая ему части своей души, о существовании которых даже Майк не подозревал. Отдавая ему части себя, которые, как ей казалось, она не могла разделить с ним.

И когда оргазм взорвался в ней, вызволив чувства, она поняла, что потеряна.

Позади нее, Сабан дернулся, зарычал. Головка его члена пульсировала, шип, это удлинение размером с большой палец, стал прямым, выйдя из нижней части головки члена и поглаживая области, слишком чувствительные, уже трепещущие, уже воспламененные, когда его семя заполнило ее.

Он пометил ее. Заклеймил ее. Сабан овладел ею. И в отличие от Майка, Натали чувствовала, что Сабан действительно может уничтожить ее.