Хранитель истории

Глава 2

Я захлопнула злополучную дверь. Потом вновь дернула на себя, в надежде, что за ней окажется всё же кабина машины времени. Но эффект был тот же — наседки и запах помёта.

В панике я оббежала весь дворик, дергая все двери, которые попадались мне под руку. Дровяник, еще один сарай, ход в конюшню, но ничего похожего на хромированную панель управления, которая могла бы вернуть меня домой.

Так, Вера, спокойно. Вдох-выдох. Крайне редко, но экстренные ситуации случаются даже в таком безопасном и отработанном деле, как путешествие во времени. Для этого у всякого путешественника, даже самого опытного, есть канал связи с Институтом.

Я нащупала на груди тонкую цепочку, на которой висел аккуратный медальон. В подобном раньше хранили образки или образы любимых, порой с лоскутками ткани или локоном волос — сентиментальные подарки от возлюбленных. И действительно, если кто-то из начала XIX века заглянет в медальон, то увидит миниатюру статного, в летах мужчины — моего отца. Для меня же это была сенсорная панель управления. В обычном режиме она показывала пульс, следила за моим самочувствием, показывал местное время и оставшиеся время до обратного запуска. «Помощник» был настроен таким образом, что в случае опасности, на которое реагирует мое тело, он тут же вызывает подмогу. Также медальон должен был показывать месторасположение машины времени и прочих путешественников, в том случае, если мне потребуется помощь. Ещё он выдавал мою геопозицию и погоду, но это теперь было не столь важно.

Да и вообще всё это оказалось абсолютно неважным, потому что медальон… оказался просто-напросто медальоном. В тусклом отсвете из окон вторых этажей я смогла лишь разглядеть лицо моего отца, который молодцевато улыбался с миниатюры маслом. Я нажала все что могла нажать, потрясла, понюхала и даже лизнула небольшой серебряный овал. Но ничего так и не произошло.

Я тяжело опустилась на завалинку у стены сарая. Что же делать? Самым очевидным ответом было — искать других, таких как я и способ вернуться. Но моя командировка была рассчитана всего на сутки. Кроме пригласительного билета у меня не было ни более или менее убедительной легенды, ни каких-либо рекомендательных писем. Дочка новгородского помещика Павла Петровича Оболенского, если копнуть поглубже, окажется пустышкой. Да и как в 1803 году объяснить, почему порядочная барышня ходит по Петербургу в одиночестве?

Со стороны улицы послышались голоса, возня и во двор ввалились трое мужчин. Во мраке было толком не разглядеть, но приличной их облачение было никак не обозвать. Да и кого ещё можно было повстречать в подворье рано утром, когда ещё весь город спит? Что именно господа вознамерились делать, тоже сообразить было несложно.

Я попыталась скорее и как можно тише встать, чтобы юркнуть в какой-нибудь уголок потемнее, в надежде, что эти трое меня не обнаружат. Но Фортуна сегодня точно меня покинула. Как только я поднялась, голоса немедленно смолкли.

— А кто это у нас? Кыс-кыс-кыс… — Послышалось позади.

Я медленно, набирая в легкие воздуха, повернулась обратно. Мужчины уже были рядом, буквально в трех шагах от меня. Двор был не таким уж большим.

— Вы заплутали, мамзель?

— Али нас дожидаетесь?

Всё что я смогла в ответ: открыть и закрыть рот обратно. Что я собиралась сделать? Закричать? Браниться? Конечно, преподаватель по историческому этикету и самообороне учил нас нескольким приемам. Но мне никогда не приходилось отрабатывать их в настоящем бою, только на тренировочных ботах или своих однокурсниках. Я в жизни не не была в такой опасности по-настоящему.

— Дар речи потеряла иль немая?

— Эдак оно может и лучше, Петрунько. Никому ничего не расскажет. — Мужчины одобрительно загыгыкали. У меня по позвоночнику сбежала струйка холодного пота.

— Вы пожалеете! — Попыталась я крикнуть, но голос оказался сиплым, будто не моим.

— Тю, да чи балакать умеешь? Ну тады звиняй. — Мужская рука цапнула меня за запястье и грубо потянула к себе. Упираясь пятками в землю, я думала, что стоило было прикинуться блаженной. В таком платье шансов сойти за полоумную немного, но все же был. Теперь же — пиши пропало.

Меня резко дернули вперед, плечо пронзила боль, я со всего маха ударила кого-то по коленке.

— У, строптивая. — Чья-то рука перехватила меня за талию, в лицо ударил резкий запах перегара и жареного лука. Меня замутило.

— Господа! — Звучный голос, за спиной вынудил моих обидчиков остановиться и обернуться, а меня застыть. — Мне думается, что время позднее, пора по домам.

В тишине двора было отчетливо слышно, как щёлкнул курок.

«Объятия» на моей талии в момент ослабли. И я, пользуясь исключительным моментом, попыталась скорее улизнуть подальше от трех дурно пахнущих местных жителей. Мой избавитель, которого скрывала тень арки, тем временем вышел на свет, и я сумела рассмотреть мундир и эполеты поручика. Как оказалось, увидела их не одна я.

— Ваше Благородие. — Все трое наглецов как по приказу поснимали свои шапки и поклонились.

— Брысь. — Качнул вихрастой головой поручик и указал на проход дулом пистолета. Всех троих как ветром сдуло. И только тогда мой спаситель изволил повернуться ко мне. — Вы в порядке?

— Вы?! — Принц оказался тем самым гвардейцем с лисьими небесными глазами, который проверял у меня именное приглашение. Только почему-то без своего головного убора.

— Вера Павловна Оболенская! — Поручик был удивлён не меньше моего. — Как вы оказались здесь? В столь поздний час…

Молодой человек был искренне удивлён. Ну а я искренне не знала, что ему ответить. Поэтому ляпнула первое, что пришло в голову:

— Заблудилась. — Вышло не очень уверенно, однако пуститься в дальнейшие расспросы моему принцу не удалось. Я попыталась пошевелить рукой, чтобы натянуть обратно осточертевшую шляпку, но тут же взвыла. Плечо пронзила острая боль.

— Вера Павловна! Эти… — Он замялся, подбирая слово, которое было бы уместно произнести при даме, но так и не нашелся. — Они обидели вас? Вы ранены?

— Рука. — Вздохнула я, лелея свою конечность. Скорее всего, тот упырь, что дернул меня к себе вывихнул мне плечо, но такого знать девица в начале XIX века не должна.

Поручик, не очень заботясь той досадной мелочью, что касаться меня банально непристойно, и это можно принять чуть ли не за поругание чести, ощупал мой локоть, затем предплечье. Я послушно ойкнула, когда он коснулся плеча. Молодой человек нахмурился.

— Вас надо немедленно к лекарю. Да только вот к кому… — Гвардеец задумчиво покусал губы.

— Простите, но я до сих пор не знаю вашего имени. — Прощебетала я. С искренней мукой в голосе мне даже не приходилось притворяться трепетной барышней.

— О, как неприлично с моей стороны. — Мужчина щелкнул каблуками и отдал мне честь. — Поручик Преображенского Его Величества полка Толстой Фёдор Алексеевич.

Я кивнула, выдавливая из себя улыбку, руку всё же тянуло. И это не осталось незамеченным. Мой спаситель вновь нахмурился, растерянно оглядываясь.

— Нужен врач. Идёмте, отыщем «ваньку». Только… — Поручик взглянул на меня как-то неуверенно. — Наденьте шляпку.

Отыскать повозчика удалось сравнительно быстро. Мужик с короткой черной бородой посмотрел на нас сонными глазами без интереса. Ну мало ли, барчук развлекается с какой-то девицей. Много он таких повидал.

— Едем к полковому медику. — Пояснил гвардеец, когда мы не без труда расположились в коляске. — Это, конечно, не по уставу, но он человек чести, не откажет даме в беде.

— Спасибо, Фёдор Алексеевич. Вы меня спасли. — С чувством ответила я. Не стоило даже упоминать тот факт, что если их с лекарем поймают за таким занятием, то наказания не миновать.

— Дело чести. — Поручик кивнул, чуть приосанившись.

Больше с вопросами он ко мне не приставал, хотя я прекрасно понимала, что мужчине не терпится разузнать, как я ранним утром, а скорее даже поздней ночью, оказалась на задворках. Но и у меня было время сочинить что-то более правдоподобное. Хотя, что не придумай, всё равно моя легенда рассыплется, если копнуть чуть глубже. Не могла девушка раньше без сопровождения толком никуда сунуться. И как только представится случай, мой спаситель постарается выяснить, где моя родня, отец или старший брат, и сдать с рук на руки, дабы не портить мою честь. Ну и свою, конечно, тоже. Вот только не было у меня никого… Притвориться сиротой? Сказать, что сбежала? Надо это как следует обмозговать.

Но поразмыслить как следует мне не дали. Экипаж качнулся и притормозил. Ехать оказалось совсем недалеко. Фёдор Алексеевич помог мне выбраться из коляски, быстро сунул в руку повозчику деньги, я даже не заметила сколько, и также быстро что-то ему вполголоса сказал. «Ванька» кивнул.

— Да что же, я Ваше Благородие, не разумею. — Почти обиженно пробасил мужик, причмокнул, и они с лошадкой укатили.

Мы же с моим спасителем, словно преступники, побрели вдоль казарм Преображенского полка. Я опасалась, что придется каким-то образом миновать постовых, а перелазить через заборы в длинном платье, да ещё и с вывихнутой рукой — не самая лучшая идея. Но, как оказалось, полковой врач квартировался во флигеле с отдельным входом.

Поручик вышел вперед, пряча меня за своей широкой спиной, и аккуратно постучался. В тишине утренней улицы было отлично слышно, как за дверью завозились, простучали тяжелые военные сапоги. Дверь нам открыл высокий, уже немолодой мужчина со светлыми волосами, которые то тут, то там серебрились. Взгляд темно-зеленых глаз был острым. Он, прищурившись, смотрел на Фёдора Алексеевича.

— Толстой? — Взгляд бегло осмотрел гостя. — Только не говорите, что опять дуэль, я…

— Нет-нет, Роман Гавриилович! — Поспешил возразить мой спаситель, отступая в сторону и демонстрируя меня, всё ещё прижимающую к себе руку. — Вот. Крайне необходима Ваша помощь.

Врач колебался недолго. Поджал тонкие губы и строго сказал: «Входите».

Квартира полкового доктора представляла собой кабинет, который служил и приёмной. Между бескрайних стеллажей с книгами скрывалась ещё одна дверь, судя по всему, ведущая в более интимную часть жилища. Два окна, одно во двор, другое на улицу. Судя по всему, лазарет, если он был, то находился отдельно.

— Вера Павловна, это Роман Гавриилович Иванов, наш целитель. Тысячу раз спасал меня из затруднительных положений. — Лекарь кинул строгий взгляд на Толстого и коротко мне кивнул. — Роман Гавриилович, это Вера Павловна Оболенская…

Я сделала неуклюжий книксен, всё ещё придерживая руку, а Толстой принялся рассказывать о нашем небольшом приключении. Когда он закончил, врач бросил на меня уже более теплый взгляд. Понятно, за кого он меня принял в первые секунды. Как и повозчик. Но рассказ Фёдора Алексеевича, кажется, убедил его в обратном.

— Мадемуазель, вы позволите? — Иванов подошел ко мне, протягивая руки к плечу, обращаясь по-французски. Понятно почему, ещё один тест.

— Конечно, доктор, если вы поможете мне снять шляпку, в ней очень душно. — Отвечала я, еще и присовокупив это вежливой, насколько позволяла мне боль, улыбкой. Врач смягчился на глазах. Ага, конечно, какова вероятность, что улицам Петербурга бродит проститутка в дорогом, приличном платье, которая свободно говорит по-французски?