Сердце трона

Глава 12. Благословение

До конца срока для Айрона осталось ровно сто дней. Время от времени Ларрэт напоминает мужу о наследнике, а тот только еще сильнее замыкается в себе, с головой уходит в дела. В последнее время дошло до того, что он общается с ней только ночью и то — без слов.

Совет остался без председателя. Формально он подчиняется мне, как единственному человеку во Дворце со вторым рангом. Большинство тех, кто служил Лайсэну, лишились своих постов, и им на замену пришли другие — те, кого выбрала Ларрэт. По мере надобности мы с королевой созываем собрание, на котором обсуждаем новости, проблемы и пути их решения.

Добыча на третьей базе идет полным ходом. Этому нельзя нарадоваться: Верма истощена, старые каналы Цейдана все еще разрушены, четверти адасского источника не хватает… Поиски на первой, второй и четвертой базах ведутся так же активно, как раньше, что тоже вселяет надежду.

— Я все вспоминаю слова Эмаймона, — говорит Ларрэт. — Он назвал забавным, что у моего королевства нет имени. А мы так ничего и не решили. Я даже никогда не задумывалась раньше…

Когда враждующие племена пали, эти земли стали убежищем для беженцев. Люди объединились, чтобы выжить, о названии никто не думал. Позже мы подчинили себе адасцев, остались без внешних врагов и союзников, одни в пустыне. Так королевство и стало безымянным.

— Знаешь, я бы назвала его Инэмом. Что думаешь?

— Именем лекарства?

— Нет, не совсем. В переводе с крэтского инэм возрождение, исцеление. «Ин» — это жизнь, «эн» — число два.

— Дословно вторая жизнь?

— Именно, — она улыбается. — Вспомни слова моего прародителя: мы на руинах и костях построим новый мир…

— Да засохнут реки крови, и вода заполнит овраги. Ничто и никто не остановит нас в пути к процветанию.

— Ариан был выдающимся человеком. Объединить людей общей целью, остановить войну — это не каждый сможет.

— Ему во многом повезло.

— И повезло тоже, но если бы он не рискнул, мы бы до сих пор жили по горло в крови. Так значит, Инэм?

— Да, Инэм.

— Решено. Осталось объявить народу и послать эту весть в Адас. И мы начнем все с начала, с чистого листа. Я бы хотела еще написать Тэте. Ты не думал, что если мы наладим с ней контакт, то рядом с Эмаймоном у нас будет свой человек?

— Тэта не из тех, на которых можно рассчитывать. Она вновь предаст нас при первой же возможности.

— У нее неправильные приоритеты, но в душе она неплохой человек. Она много раз меня поддерживала, уговаривала признаться тебе во всем. Я не решалась.

— Ей выгодно было с тобой ладить. Ты и сама знаешь, какая у нее была цель.

— Мой брат. А Тэта не любит проигрывать. Она не замечает на пути преград. — Ларрэт говорит о бывшей подруге без тени обиды.

— Я знаю, в Ордене нас нередко ставили в пару.

— Она хвасталась, что выигрывала.

— Иногда. Видела бы ты ее лицо, когда она протыкала мне грудь тренировочным мечом.

— Для нее победа, даже маленькая, много значит. Перед тем, как попасть во Дворец, она поклялась себе, что станет сильнее и никогда не вернется обратно.

Тэта из большой и бедной семьи. Ее родители земледельцы, а братьев и сестер столько, что не сосчитать. Попав во Дворец, Тэта порвала с ними все связи и не любила вспоминать прежнюю жизнь. Она боялась нищеты, как огня. Наверное, нам известно не все, ведь для того, чтобы отречься от родной земли, где ты обретешь покой, нужна веская причина.

***

Ларрэт позвала к себе портных, чтобы перекроить пару старых платьев, а я решил сходить к Айрону и узнать, нет ли чего нового. Я застаю его в главном кабинете: он заменяет отца, который гостит на источнике. Айрон занят подсчетами сегодняшних долей.

Одна из заслуг Дэмьена в том, что он реформировал систему распределения воды: мы перешли от остаточного принципа к долевому. Раньше Дворец и столицы получали фиксированную порцию ежедневно, а жители окраин порой оставались ни с чем. Росли недовольства. Дэмьен ввел правило: хотя бы каплю должен получить каждый. Но распределение по-прежнему неравномерное: размер порции зависит от возраста, от рода занятий и от места проживания. Чем больше людей, рожденных в округе, заняты в добыче и разведке, тем больше воды получают жители этого округа. Нововведение дало нам новых рабочих, они соглашались на тяжелый труд добровольно.

— Ты это, заходи, я почти закончил. — Айрон одной рукой перебирает костяшки счет, другой что-то помечает на столе, посыпанным песком. Он считает быстро и умело, но без энтузиазма, как это делал его отец.

— Сколько сегодня?

— В среднем литр на душу, как и вчера.

— Неплохо. Цвэн еще не вернулся?

— Должен был. — Он встает из-за стола. — Ему вообще надо было остаться. Я мог бы сам пойти к управляющему.

— Зато он оставил тебя за главного.

— Да, представляешь, он мне теперь доверяет. Но это все ерунда. Меня больше волнует, что ему идти через пустыню. Он, конечно, привык стоять на ногах, да и дорога не такая долгая, как до Адаса, но-о-о… Как там Лара, кстати? Она нечасто дает тебе отгул.

— Принимает портных.

— А, это надолго.

Вдруг кто-то настойчиво стучится в дверь и заходит, едва услышав разрешение. Это парень лет пятнадцати, из отдела. Он весь вспотевший, дышит прерывисто. Наверняка бежал сюда со всех ног.

— Что случилось? — спрашивает Айрон. — Что-то с отцом?

— Ничего серьезного, — парень кланяется. — Господин Цвэн поручил передать, что задержится на Цейдане примерно на два дня. Еще он приказал, чтобы Вы не покидали Дворец, не оставляли отдел без присмотра.

— Почему? Какие-то проблемы?

— Господин Цвэн пожелал обговорить с управляющим планы по разведке.

— Целых два дня? — Айрон подходит к слуге. — Признавайся, что произошло.

— Я говорю Вам правду, господин. Ничего не случилось. — И он уходит, оставив Айрона в замешательстве.

— Надо было пригрозить ему, надавить, он бы признался, — говорю.

— Нет, — Айрон отрицательно качает головой. Я ни разу не видел, чтобы он поднимал голос на подчиненных. — Все и так понятно. Не спроста он так дрожал. Все плохо.

— Не спеши с выводами, мало ли что могло произойти.

— Другого объяснения у меня нет. Надо было отговорить его от похода… Или пойти с ним.

— Перед этим он ни на что не жаловался?

— Да он никогда не жалуется! — Айрон в порыве негодования смахивает песок со стола. — Эти старики такие. Пока удар не хватит, молчат, как немые.

— Пошлешь гонца?..

— Нет, сам пойду. И без меня тут управятся. — Он надевает и застегивает плащ, выходит из кабинета, окрикивает кого-то, что-то приказывает и исчезает за горизонтом.

***

Прошло три дня. Как оказалось, Цвэн действительно заболел. Он до сих пор не вернулся с источника. Айрон за эти дни раза три навещал отца и каждый раз приходил домой без хороших новостей. Несмотря на разлад в отношениях с мужем, Ларрэт старается его поддержать. Она сама обнимает его на прощание, когда тот вновь отправляется на Цейдан, в четвертый раз.

Вечером того же дня я решаю заглянуть к Крэйну.

— Что с господином Цвэном? — спрашивает он. — Он вернется? Во Дворце только о нем и говорят.

— По словам лекарей, ему нужен покой. Будем надеяться, что еще встанет на ноги.

— Он всегда был таким крепким, ни на что не жаловался.

— А разве ты жалуешься?

За последние двенадцать лет я стал другим человеком, а Крэйн все тот же старик с густыми седыми усами и коротко стриженой головой. Мне всегда почему-то казалось, что он из года в год не меняется, но сейчас я вижу его маленьким и беззащитным, совсем не таким, как раньше.

Узнав о заговоре, он не отрекся от меня. Я всегда мог прийти к нему и быть услышанным, но осознал это слишком поздно. Как же мне не хватало его все те шесть лет и как будет не хватать, если… А ведь и сейчас мне так хочется рассказать ему о Ларрэт. Вдруг возможности больше не будет?

— Со мной все хорошо, Вен, правда. Не переживай.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, — говорю я решительно.

— Надеюсь, на этот раз ты не убивал?

— Нет. Я всего лишь помолвлен с королевой.

— Что?.. — Он широко раскрывает глаза и подается вперед. — Как? Она уже замужем.

— Сегодня да, завтра нет. С Айроном она разводится, но это пока что тайна.

— Я не понимаю. Ты что, хочешь разрушить чужую семью?

— Вопрос с наследником нужно решать. Развод — это вынужденная мера и не моя инициатива.

— И потом, она дочь господина Эдриана. Правда когда-нибудь раскроется.

— Поэтому я рассказал все заранее.

— Да ты с ума сошел! Тебя могли казнить!

— Как видишь, вышло наоборот.

— Должно быть, ты и ее свел с ума, раз она простила. Ну и зачем тебе этот брак?.. Ты ради нее бросил Нору?

— Понимаю, что со стороны это выглядит как расчет, но это не так. Я действительно этого хочу. Называй это любовью, если угодно.

— Ох, сколько шума-то будет! Вен, я понимаю, ты не хочешь об этом думать, но от прошлого не убежишь. Никогда такого не было, чтобы господа женились на своих слугах.

— Никогда не было, чтобы прислужники получали второй ранг. Все бывает в первый раз.

— Вен, ты обезумел. Я вот и мечтать не мог о такой дерзости. — Он опускает голову и смотрит на свои морщинистые руки. — В наше время все было просто и понятно, а иное казалось недоступным. Нас учили быть покорными… И что теперь? Разве надо было жить иначе? Ты ставишь под сомнение все то, чему мы верили.

— Я разве говорю, что нужно бунтовать против всего? Я давно из этого вырос и думаю, что это глупо. И на самом деле я многим обязан удаче.

— Ты называешь брак с королевой удачей?

— Не я сделал первый шаг. На это я бы не решился.

— Я тоже. А ведь все могло быть иначе.

— Ты о чем?

— Думаешь, у меня не было молодости?

Если Крэйн рассказывал о прошлом, то говорил про службу, про Орден, про своих подопечных. Иногда он вспоминал жену, и мне всегда казалось, что он женился от безысходности: ему тогда стукнуло тридцать.

— Поверишь ли, я тоже влюблялся, — говорит он печально. — Я так и не решился ей признаться.

— Вот дела. И почему я узнаю об этом только сейчас?

— Я боялся, что ты меня не поймешь. Ты ведь отрицал любовь.

— И кто же она? Из королевской семьи?

— Нет, дочь советника.

— Та самая, которой ты служил?

— Я был тринадцатилетним мальчишкой, а она на пять лет старше. Она не восприняла бы меня всерьез. Да и кто я, чтобы просить руки своей госпожи? Мне даже думать об этом было странно. А потом, когда она умерла, я наконец женился. Я пытался жить дальше, но так и не нашел утешения. И вот, на старости лет остался один. А жизнь-то одна.

— Так ты благословишь меня?

— Ты правда этого хочешь?.. — Взгляд старика не описать словами. Отчаяние на его лице вдруг сменяется горячей благодарностью. Как-никак благословения просят у родителей, и он наконец услышал то, чего ждал от меня долгие годы.

— Да, хочу.

Крэйн всегда видел во мне сына, и каждый раз, когда он говорил о своем одиночестве, наверное, хотел услышать, что это неправда, что рядом есть я. Могу ли я назвать его своим отцом? Не знаю. У меня нет родителей, и я не понимаю, каково это — любить их. Для меня Крэйн друг, наставник, учитель, но вместе с тем он значит для меня гораздо больше, чем те люди, которые привели меня на этот свет и оставили на произвол короля.