Леди-горничная возвращается

— Ее Величество очень… — опустив глаза начала старшая из серых леди…

— Видно, чему в Столичной Академии научить могут! — старший де Орво ткнул вилкой в мою сторону. — Как семью позорить!

— Я бы не стала обобщать — все же оба имперских принца учатся в Столичной. — словно беседуя с блином на тарелке, сказала я. — Да и наследники южных герцогств почему-то предпочли столичное обучение южному.

Де Орво в ответ только гневно фыркнул и вполголоса пробурчал:

— Предатели…

Снова короткое, как вспышка молнии молчание… и оторвавшаяся от творога Гюрза, тоже глядя рассеянным взглядом в пространство, обронила:

— Потеря близких, увы, может сказаться на психике самым пагубным образом. Так меня в Академии целительства учили.

— Вот! — старика ее реплика не то, что не смутила, наоборот, он аж взвился, как готовый прянуть на добычу орел. С вилкой вместо клюва. — Бабы их, имперские, в край распустились, и наших соблазняют! — сверлящий взгляд впился вовсе не в меня, а в Аниту Влакис. — А ведь сказано: «Жена да убоится мужа своего, да подчинится воле его, како же воле отца своего или брата, ибо они суть естественные покровители ее перед людьми!» Так и было, пока Его Императорскому Величеству древние людские законы вдруг плохи оказались — свои напринимал! — титул он цедил с таким сарказмом, что Его Величеству во дворце наверняка икнулось. — У них, понимаешь ли, теперь есть права! Вот у этих! — он поочередно потыкал вилкой в мою сторону, Аниты, Гюрзы, и одним небрежным движением обмахнул невесток.

— И у меня тоже есть! — напомнила о себе госпожа Тутс, которую в этот подсчет не включили.

Старик посверлил взглядом и ее и с надрывом повторил:

— И у нее тоже! Есть! Вот скажите мне кто-нибудь — какие? Какие права они имеют на какие-то права? В честь чего?

— С точки зрения формальной логики… — господин Тутс вдруг отвлекся от яичницы — … Дамы тоже могут спросить: на каких основаниях имеют права их мужья, а также малолетние сыновья и братья? — у банкира оказался мягкий вкрадчивый голос, таким только кредит под завышенные проценты предлагать.

Госпожа Тутс наморщила лоб… и послушно спросила:

— Правда могу? А на каких?

Старик де Орво захохотал, господин Тутс уткнулся в свою тарелку, пробормотав:

— Спасибо, дорогая, я всегда знал, что могу на тебя положиться.

— А на таких, госпожа… — издевательски протянул старик. — Что вся ваша жизнь, да-а-амская, от нас, мужчин, зависит. Сами вы ни воевать…

— Скажите это воевавшим женщинам. Например, морским леди Сейлор. — процедила Гюрза.

— Простите что вмешиваюсь… но лорд де Орво совершенно прав!

Прощать влезшего в разговор молокососа старик не собирался, но последние слова его обезоружили, и он подавился набранным в грудь воздухом.

Братишка Мариэллы Влакис… как его, Хуан Горо, тонко улыбнулся, явно чувствуя себя не только великим магом-дорожником, но и непревзойдённым политиком и дипломатом:

— Воинственность морских леди Сейлор — скорее исключение, связанное с их не вполне человеческой природой. — по губам мальчишки скользнула гадливая усмешка.

Не любит ундин? Или всех не-людей?

— Рыбины! — одобрительно кивнул старик. — А туда же — ле-е-ди!

— В Дорожной Академии мы, конечно, изучали на «Истории» речь Его Величества «О женщинах, вставших на защиту Империи», с которой все началось…

— Началось все с отца нынешнего нашего императора и лордов из тогдашнего Имперского Совета, которые полагали… что империя сильна традициями.

Старик де Орво нахмурился.

— …А потому принимали в Академию исключительно детей из алтарных родов… — я выразительно поглядела на мальчишку и тот покраснел — я не поняла только, от смущения или от злости. — Ведь настоящий алтарный маг стоит троих слабосилков из плебса! — интонации моего голоса стали неуловимо похожи на склочные повизгивания де Орво. Собственно, его я и цитировала — помню, как еще до моего побега он распинался на каком-то светском рауте. — Только вот у алеманцев… что поделать, у них всегда было плохо с традициями… оказалось по пять слабых, но отлично обученных магов на каждого нашего.

Старый император, ревнитель традиций и блюститель устоев, получил сообщение об алеманском прорыве, уничтоженной Северной армии, и массовых зачистках мирного населения — алеманцы сразу и недвусмысленно заявили, что на завоеванных территориях им нужна только земля, а населения у них и своего избыток, для него и завоевывают. Император захрипел, царапая горло, и рухнул на ковер в своем кабинете. Его старшему сыну пришлось принимать регентство при парализованном отце. Наверное, только в охватившем империю ужасе и безнадежности принц-регент и смог провернуть тогдашний свой фокус: призвать в армию всех обученных магов… без различия пола. Брожение началось, когда насмерть перепуганные леди оказались в войсках — господа офицеры иронизировали насчет «леди-маг почти при смерти — она сломала ноготь!», но веселились они не долго. Ровно до того дня как сестрички леди Вальтерс, отстав от своего полка (да-да, леди искали травницу, у леди шелушилась кожа на руках!), столкнулись с наступающей алеманской кавалерией… и доказали, что настоящие алтарные маги — а также магички! — и впрямь кой чего стоят. Леди-менталистка в один миг свернула полковым магам алеманцев мозги набекрень, а леди-огневичка во главе табуна огненных коней прошла сквозь кавалеристов как пламя проходит сквозь сухой подлесок. Оставляя за собой лишь пепел и золу.

Девчонкам, конечно, повезло — с легкостью давившие наше сопротивление алеманцы расслабились. Но их маленькая победа, раздутая имперской пропагандой, вернула империи надежду… и самообладание.

— То есть, алеманцев наши женщины не побоялись, а своих мужчин должны? — едкий голос Гюрзы разогнал мои размышления.

И правда, что это я все о прошлом, когда тут такое интересное настоящее!

— Я совсем не страшный, я хороший! — прогудел Ка Хонг и даже голову наклонил, чтоб жена потрепала его по жестким, как конская грива, волосам.

Марита неодобрительно поджала губы.

— Да-да, как там было сказано: «Если женщины способны решать судьбу Империи, то и о собственных судьбах как-нибудь позаботятся…» — небрежным движением плеч мальчишка-дорожник изобразил как сильно он в этом сомневается.

Ему что, маменька денег не дает? Или девчонка на экзамене по баллам обошла?

— Мы все, конечно, понимаем, что император хотел сделать приятное милым дамам… — он улыбнулся уже снисходительно. — Но сейчас, по прошествии десяти лет, очевидно, что постулат «женщины спасли Империю», все же несколько… преувеличивает их роль в победе над Алеманией. Я безусловно отдаю должное целительницам… — братишка Мариэллы поклонился Гюрзе.

Да-да, мы все поняли, что ты — дипломат!

— …и другим дамам, самоотверженно работавшим во вспомогательных службах…

Де Орво скабрезно осклабился, давая понять, что он думает о работе во вспомогательных службах.

— Но вот вы сами, госпожа целительница, вы же не воевали?

— Мне в последний год войны шестнадцать исполнилось. Я подавала заявление, меня не взяли. — процедила Гюрза.

— Прекрасный порыв, сударыня! Хоть и бесплодный… — мальчишка покивал с видом умудренного старца. — Но лишь подтверждает мою мысль. Каждый из нас знаком с воевавшими мужчина, наверняка и не с одним! Но кто из вас, судари и сударыни, лично знаком хоть с одной женщиной, в самом деле участвовавшей в боевых действиях? — и он обвел стол торжествующим взглядом.

Старый де Орво одобрительно крякнул:

— Надо же — простолюдин, а соображает!

Сидел далеко, а то б и по голове потрепал, как притащившего тапочки пса. У мальчишки-дорожника после этой реплики даже лицо вытянулось.

— Вы знакомы. — негромко обронила я, как всегда, следуя своему главному жизненному правилу — противника надо добивать.

— Я? — он поглядел на меня растеряно. — Я ни с кем не…

— Вы знакомы со мной. — я улыбнулась — не искреннее, а так, как в бытность свою истинной леди улыбалась случайным и ненужным светским знакомым.

Молчание над столом теперь не висело, оно словно плавало, отталкиваясь от одного, переползая к другому, и наполняясь недоумением.

— И в каком же сражении вы участвовали, сударыня? — наконец разразился словами юнец, явно полагавший свой тон едким и саркастичным.

— Прибиралась там потом, что ли? — гулко и как-то фальшиво хохотнул де Орво.

— Окончила Северную Академию магии. В год начала войны. — не отрывая глаз от чашки, вдруг пробормотал Заремба.

— И что? — Баррака поглядел на него недоуменно…

А глаза Улафа и Сигурда начали расширяться, наполняясь ужасом… неверием… снова ужасом… благоговением…

— Какой же я идиот! Как же я сразу не понял… — явно насилуя враз пересохшее горло, выдохнул Улаф.

— Вы… — выдавил лейтенант. И задушенным шепотом. — Вы… Танцевавшая-на-Последнем-Балу!

Мы уходили прямо из зала Академии. Уходили, сжимая в руках новенькие, пахнущие типографской краской магистерские дипломы. Уходили как есть: парни в смокингах, девушки в бальных платьях. Ярвуд обнял меня за талию, и мы вместе шагнули в распахнутый ректором портал — прямиком в пустые окопы с ошметками тел в имперской форме. Загрохотал воздух — алеманцы ударили камнепадом, Ярвуд ухмыльнулся и проорал: «Станцуем с алеманцами, Летишенька?», а я намотала на руку шлейф. И мы станцевали, о как мы тогда станцевали под музыку чужих атакующих заклятий — Ярвуд Молот и Слабачка Летиша!

Потом много чего скажут о нас: что отправлять едва обученных магов навстречу наступающим алеманцам было преступлением, что тем же иллюзорам там было нечего делать, что все можно было решить иначе, что… Тогда мы просто знали, кроме нас — никого, пока мы держимся, через тоннели вывозят младшие курсы Академии, бегут горожане и взрывают оружейные заводы, чтоб не достались врагу. И мы танцевали, танцевали, танцевали… В ураганах. В камнепадах. В потоках воды и водоворотах пламени. В возникающем и тут же рассыпающемся на части мельтешении иллюзий.

Три дня. Мы дали три дня тем, у кого не было и часа.

Неудержимо накатывающее наступление алеманцев со всеми их солдатами, орудиями и магами споткнулось о пять сотен выпускников и две десятка преподавателей Северной Академии.

— У меня орден Последнего Бала. Первой степени. — кивнула я.

Последний Бал третьей степени дают «за исполнения долга несмотря на угрозу жизни», второй — «за долг, исполненный в безнадежных обстоятельствах», а кавалеров первой степени не бывает. Кроме нас, конечно. Четырехсот семидесяти мертвых и пятидесяти оставшихся в живых.

Я знала, что сейчас будет, но северяне даже меня сумели удивить.

Они не вышли из-за стола, а просто перемахнули его — в слаженном, почти невесомом прыжке, под испуганный вопль Агаты и почти неслышный звон чашек. Отпрянул Тристан, Марита вскочила и шарахнулась в сторону, а Сигурд и Улаф опустились с двух сторон от меня на колени.

— Моя сестра, леди, моя старшая сестра! — бормотал Сигурд и на глазах его блестели слезы. — Она рожала в тот самый день! Муж успел закинуть ее с новорожденным в Межмировой экспресс. Они спаслись, леди, потому что вы… это вы спасли их! — и он прижался лбом к моей руке.