Леди-горничная возвращается

Глава 11. Тристан и Марита

Ворота, в отличии от фабричных, были свежепокрашенными и запертыми. Зато новехонькая будка сторожа пустовала. Перегнувшийся с облучка кучер толкнул створку — та только глухо брякнула, ворота не открылись.

— Эй! Есть тут кто? — кучер привстал, вглядываясь в густые кусты вокруг узкой подъездной аллеи.

— Вы нас специально сюда завезли. — с явным удовлетворением объявил Баррака.

— Конечно, специально. — удивленно поглядела я. — Это же боковой въезд, случайно сюда попасть, это еще исхитрится надо! — и подобрав подол, выбралась из коляски. Лучше б не подбирала — хоть не видела, какой он грязный! Месячное жалованье за возможность переодеться. Хотя во что — саквояж-то в полиции остался… Ну хоть помыться!

Я оглядела прутья ворот — покрашенные-то они покрашенные, но если присмотреться, то прямо поверх ржавчины, так что… Я собрала пальцы в горсть и просунула руку между прутьями. Теперь вывернуть кисть до предела и… кончики пальцев прижали край защелки. Та звучно клацнула и засов подскочил вверх. Створка со скрипом открылась.

Я махнула кучеру, чтоб заезжал.

— Ничего не изменилось! — хватаясь за протянутую руку Улафа, выдохнула я. И рука у меня все такая же тонкая, и ворота за прошедшие пятнадцать лет разве что красили. Губы невольно тронула слабая улыбка, при взгляде на хмурого Барраку превратившаяся в сильную. Прям-таки в ухмылку.

— Эй! Стойте! Кому говорю! Стрелять буду! — завопили вслед коляске.

Баррака взвился на ноги. Толчок, рывок, поворот, пистолет в руке, ноги широко расставлены, чтоб не пошатнуться, и вот он уже стоит в коляске, целясь в кто-там-орет. А с другой стороны и чуть сбоку, чтоб не перекрывать обзор, с оружием наизготовку вскочил Улаф.

Орлы. Герои. Горжусь. Почти…

На дороге, придерживая обеими руками штаны, замер молодой парень. И потерянно моргал, глядя в нацеленные на него дула огнестрелов.

— Сссстрелять, значит, будешшшь… — прошипел Баррака.

— Буду. — поддергивая норовящие свалиться штаны, угрюмо процедил парень. — Вот только до сторожки доберусь!

Стрелять, это вряд ли. Двустволка у него хоть и есть, но в углу стоит и курки «сброшены» — я посмотрела, когда ворота открывала.

— Потому как сторожу я здеся, чтоб кто попало в поместье не впирался! Прям вот всеми четырьмя колесами! — он неодобрительно окинул взглядом коляску.

А на велосипеде, выходит, можно — у него всего два колеса.

— Где ж ты был, сторож? — гулко хмыкнул кучер.

— В кустах. — еще угрюмей пробурчал парень.

— Вы еще спросите, что он там делал. — Улаф вернул огнестрел в кобуру. — Будто так не видно…

У парня вспыхнули щеки, он бросил быстрый вороватый взгляд на меня, и принялся торопливо застегивать штаны.

— Увлекся, видать. — негромко, но так, чтоб слышно всем, посочувствовал кучер. — Уж мы орали, орали…

Пальцы у бедного парня задрожали, не справляясь с завязками, а уши теперь пылали как глаза оборотней во мраке.

— Поехали, не будем смущать юношу. — махнул Улаф.

— Куда поехали? — больным драконом взревел наконец справившийся со штанами юнец, и ринувшись вперед, ухватился за борт коляски. — Не можна так!

— К лорду де Молино. — хмуро бросил Баррака, тоже убирая револьвер. — Если тебе надо сообщить — давай. Скажешь, что к нему инспектор Баррака из полиции Приморска.

— А вы кто будете? — спросил сторож, глядя исключительно на меня, Улаф не вызывал у него ни малейшего интереса.

— А мы при нем, при инспекторе. — промурлыкала я.

— Господин военный, может, и при инспекторе, военные с полицейскими завсегда парочкой ходють…

Лица у Барраки и Улафа вытянулись одинаково — похоже, впервые услышали о таких своих занятных привычках.

— …а леди в полиции делать нечего!

«Да ты мудрец, парень!» — я насмешливо покосилась на Барраку.

— Говорите, кто такая есть!

— Леди Летиция де Молино. — представилась я, и лицо парня тут же вспыхнуло торжеством:

— А вас таки пускать не велено, потому как нету у нас тут таких! Заворачивайте оглобли, леди, хоть разом со всей коляской, хоть сама по себе!

Улаф сдавленно хрюкнул и уткнулся лицом в ладонь, я поглядела на веснушчатую физиономию сторожа почти влюбленно и пропела:

— Что надо спросить, господин инспектор?

— Откуда знаешь, что леди нельзя пускать, если у вас таких леди нет? — покорно пробурчал нахохлившийся как ворон Баррака.

Сторож в ответ снисходительно улыбнулся:

— Знать, сударь полицейский — то дело не мое! Велели такую леди не пускать — вот я и говорю, что пускать не велено!

— Сказал — и молодец. — ломким от смеха голосом выдавил Улаф. — Или тебе от леди отстреливаться велели, как на Последнем Рубеже?

Сторож явственно призадумался, а все еще похрюкивающий от смеха Улаф выдавил:

— Поехали! — и коляска в очередной раз тронулась.

Я извернулась, опираясь локтями на сложенный верх коляски и спросила:

— А кто не велел?

— Никто не велел! — довольно объявил сторож и повернул обратно к воротам.

— Да не отстреливаться! Не пускать! Лорд или жена его? — уже прокричала я — фигура сторожа неторопливо удалялась.

— Так хозяйка! — сложив ладони рупором, протрубил сторож. — Еще третьего дня Тита, ейная горничная значит, прибегала!

— Понятно. — прошептала я, возвращаясь на сидение.

Одуряющий запах магнолий плыл над аллей, тяжелый жаркий воздух начал пошевеливать легкий ветерок. Коляска выкатила из аллеи и принялась огибать широкую стриженную лужайку. Навстречу медленно выплывал дом с колоннами и широко раскинутыми крыльями пристроек, томно-белый на фоне заходящего солнца. А позади играло полосами заката… море. Море!

— Растрогались, леди? — пробурчал Баррака, то ли недовольно… то ли… сочувственно?

— Море… — улыбнулась я. — Я так давно его не видела… и не слышала… — сморгнула невольно навернувшиеся слезы.

Придерживая кепку, через лужайку напрямик мчался… мастер с фабрики. Как его, Рикардо? Я провожала его взглядом, пока он не скрылся за углом дома. В общем-то, ожидаемо… Да и не все ли равно?

Я прикрыла глаза, отдаваясь тихому, но когда-то такому привычному рокоту волн. Шшшурх… Шшшурх… Я тоже раньше думала, что море на таком расстоянии не услышишь. Но стоило расстаться с ним на каких-то пятнадцать лет, и понимаешь, что здесь, в этом доме его звук — везде. И ветер над лужайкой доносит тихие вздохи, и гравий под колесами шуршит совсем не так, как в столице, а будто камешки на пляже перекатываются. И даже в нахмуренном дворецком, слишком легко для его возраста сбежавшем по ступенькам навстречу коляске, было что-то неисправимо моряцкое. В общем-то, и было…

— Здравствуй, Костас! Я вернулась! — выдохнула я, в ворохе юбок почти вываливаясь из коляски прямиком ему на руки.

— Су… сударыня?

Он меня едва не уронил!

— Это Костас! Служил юнгой на корабле, его еще дедушка де Молино забрал с собой, когда уходил в отставку. Ну же, Костас! — я повернулась к застывшему как статуя дворецкому. — У меня что, появился обезображивающий шрам через все лицо? Только в этом случае вы сможете сделать вид, что не узнаете меня, мой старый… друг.

Костас едва заметно дрогнул, по лицу его как в калейдоскопе замелькали: испуг-растерянность-неуверенность-безнадежность-смирение-злорадство-радость-гнев… и он коротко поклонился, прикрывшись положенной по должности невозмутимостью.

— Прошу вас! Лакеи заберут багаж.

— Завтра заберут! Как только полиция его сюда доставит. — я просунула руку Улафу под локоть — поддержка не помешает. Во всех смыслах.

Следом за Костасом мы неторопливо двинулись вверх по лестнице. Я привычно поддернула юбку, чтоб не зацепиться подолом за старую выщерблину в мраморной ступени, и уже вздрогнула сама. Я не ожидала, что помню даже это!

— Полиция вам не курьерская служба, чтоб вещи таскать! — мне в спину проворчал нагнавший нас Баррака.

Я задумалась: пусть его или не давать инспектору спуску? Что-нибудь вроде: «Вы у всех задержанных вещи присваиваете или только мои платья приглянулись?» Как-то мелко это… Пока думала, выбор закончился — я уже промолчала. Костас распахнул дверь.

У ведущего меня под руку Улафа невольно вырвался облегченный вздох, когда тяжелый жаркий воздух сменился прохладным полумраком. Да что там, и меня проняло! Я запрокинула голову к потолку, позволяя сквознячкам, юркими змейками снующими между искусно прорезанными окошками, охладить разгоряченное лицо. Высокий свод, выложенные сине-зеленой, прохладной даже на вид, мозаикой, точно парил над головой. Парадная лестница, не тяжеловесная, как в столичных домах, а прихотливо изогнутая, будто виноградная лоза, невесомо взмывала к портрету юной бабушки де Молино в летящем белом платье, и дедушки в пузырящейся на ветру рубахе…

В глазах опять предательски защипало.

Я и забыла уже, как красив мой дом.

— Кто вы такие? Костас, кто это? — раздался… нет, не визгливый, леди не визжат… почти-визгливый женский голос.

А, нет, уже давно не мой…

Я торопливо сморгнула.

Опираясь округлой рукой на широкие мраморные перила, на изгибе лестницы застыла темноволосая леди со зло поджатыми губами. Она всегда была полновата, а с возрастом обещала располнеть еще больше… и надо же, взяла, и не сдержала обещание! Так и осталась знойной южной красавицей с приятными округлостями. Разве что постарела… Немножко. Совсем немножко. Будто не пятнадцать лет прошло, а пять. И ведь не маг ни капельки, даже обидно!

— Добрый вечер, Марита! — тон у меня вежливый, а слова — издевательские. Вечер я ей безнадежно испортила, по глазам видно.

Марита изобразила фальшивое удивление — брови демонстративно поползли вверх…

— Не стоит. — я покачала головой. — Ты начнешь восклицать, что впервые меня видишь, а у меня документы с собой. И вообще я тут с полицией. — я кивнула на Барраку. — Неловко потом будет… перед родственником. Позволь представить тебе — лорд командор Улаф Рагнарсон. А это, дорогой кузен, леди де Молино. Жена моего старшего брата Тристана.

— Рагнарсон? У де Молино нет таких родственников. — мазнув по коротко поклонившемуся Улафу невидящим взглядом, процедила Марита.

— А у Тормундов есть.

Некоторое время она еще боролась с собой — взгляд ее метался между Барракой, Улафом, мной. Прикидывала: полиция ведь… и родственничек этот… нежданный… И наконец сдалась. Лицо ее дернулось от ярости, Марита вцепилась обеими руками в перила и подалась вперед, точно хотела ринуться на меня сверху лестницы, как орлица на добычу.

— И досстало же наглости явиться! После стольких лет! Еще и с полицией!

Костас едва заметно расслабился — в глазах его мелькнуло облегчение.

— Как же я могла пропустить похороны моего дорогого старшего брата! — сладко-сладко протянула я.

Костас напрягся снова — и не только он: дернулся Баррака и даже Улаф поглядел удивленно.

— Похороны? Какие… Что ты говоришь? — вот теперь Марита в самом деле взвизгнула — пронзительно, как укушенный поросенок. — Ты… ты…

Наверху хлопнула дверь, послышались торопливые шаги:

— Марита? Что здесь происхо…

— А вот и он! — я подхватила юбки, вихрем взбежала по лестнице и прежде, чем Тристан успел хотя бы слово сказать, с размаху пала ему на грудь.