Драгоценность черного дракона

Глава 18. Во имя долга

Исполняй свой долг, и предоставь остальное богам.

Пьер Корнель

Риаррэ

Крылья медленно шевельнулись, расправляясь. Распрямилась тонкая перепонка, застучал по камням мостовой хвост.

— Ты опять пытаешься сесть на попу! Прекрати лениться, иначе станешь самой толстой и неповоротливой драконицей! Вместо смерти будешь цветочки носить!

Насмешливый голос Гирьена поднял изнутри жаркое желание кое-кого придушить. Сразу. На месте.

С тех пор, как она очнулась после той странной атаки прошла уже пара недель — и за это время Кинъярэ она видела лишь дважды. Оба раза алькон был вежлив, но отстранен, словно постоянно находился мыслями где-то далеко отсюда. Он оставил её в старой столице, вопреки всем просьбам. Отрезал, что для всех она так и лежит при смерти, а потому не должна появляться при дворе. Он почти перестал с ней разговаривать, заглушив связь, не давая себя успокоить. Он не рассказал ей, как именно её спас, а, если Гирьен и знал, то ему тоже приказали молчать. Стена молчания — вот что её окружало, и хотелось скрипеть зубами от злости, не будучи в силах вмешаться в происходящее. Оставалось лишь тренироваться. Тренировать дракона — который за это время вымахал размером с небольшой домик, но был неуклюжим, как ребенок. Овладевать магией Смерти, не забывая и о собственной магии благословения. И читать, читать, читать до кругов перед глазами, стараясь найти хоть крупицу информации о том, что им предстоит.

И даже самой себе она не могла бы признаться как болит сердце от того, что Мастера нет рядом. Что ей не хватает ледяных лиловых глаз, рассерженного холодного шипения, уверенных сильных рук. Как он мог совмещать в себе такие разные грани? Как он мог существовать, оставаясь таким недостижимым? А потом стали приходить сны. Жаркие, страстные, напоенные чужим горячим шепотом, объятиями, сплетенными телами, сводящими с ума поцелуями. Как будто она что-то забыла. Как будто сам мир ей пытался что-то нашептать. Но она не помнила. Не могла вспомнить, как не пыталась. На сознание опускалась противная липкая пелена, вызывая слабость и встревоженные рыки Ттмары.

Казалось бы, ей следовало отдыхать после всех приключений… ведь здесь она могла быть настоящей, без морока, без желания спрятаться от чужих взглядов и стать незаметной. Но вместо этого было только беспокойство и бессильная злость на собственную слабость. И на то, что Кинъярэ просто-напросто её избегает, а те, кто не побоялся бы ей хоть что-нибудь рассказать — Тайла и Сайнар — остались в столице иррейна.

Драконица неохотно встала на четыре лапы, удерживая равновесие и снова начала мерно махать крыльями.

— Ты больше похожа на беременную каракатицу, а не на дракона, ириссэ, — насмешливый фырк сбоку заставляет изо всех мотнуть хвостом.

- Мимо! Плохо целишься!

Удар пришелся на кучку камней, неизвестно что делавших посреди двора. Что ж… камнем больше, камнем меньше. Шустрая зараза Гирьен уже отскочил в сторону, скалясь.

Вот уж кто наслаждался в последнее время! Ещё бы, учитывая, что появился якорь… обрести тело — это то, чего жаждет каждая потерянная душа. И пусть Гирьенрэ пока ещё не мог вернуться в свое тело, но уже надолго мог обретать плотность.

— Кхах ты намерен пр-ривязать свою пленницу к себе?

Слова вырвались из непривычного к разговору драконьего горла с тяжелым присвистом.

Йаррэ осторожно переступила с лапы на лапу, тяжело взмахнула крыльями — и обратилась назад в человеческое тело. Потянулась, перекувырнувшись, вызвала от-ха и начала повторять зазубренные движения до изнеможения. Лучше так, чем думать.

— Да, не скажу что мне повезло… Она совсем дикий звереныш, что, впрочем, неудивительно. Большинство ка-али просто тупые злобные твари. Их специально загнали в рамки полуслуг-полурабов, давя любые инстинкты. Мне повезло хотя бы в том, что эта девчонка выросла другой, но работы там — непочатый край. Радует уже то, что она умеет читать по слогам.

— Бедненький, — фыркнула, вытирая пот со лба и перехватывая оружие второй рукой, — так вы будете пытаться найти общий язык до скончания веков. Она тебе так противна?

Рыжеволосый алькон задумчиво покачал головой, прикусив клыком губу.

— Противна? Нет. Но мы слишком разные. Она боится меня до потери сознания…

— Как будто не за что!

— Я практически не причинил ей ни малейшей боли. Да и живет она сейчас не в камере, а в одной из комнат. Но… сама понимаешь. Из замарашек редко когда получаются принцессы. Боюсь, что это не тот случай. И все же она нужна мне именно здесь. Мне нужно её дыхание, её доверие, её привязанность и её верность! — и столько страстного, странного отчаянья было в его голосе, что она посочувствовала.

Посочувствовала, даже зная, какой изрядной паскудой может быть Гир в общении с теми, кто ему неинтересен.

— То есть ты её не уважаешь, но она тебе нужна, — подытожила задумчиво, вращая от-ха правой рукой, — но это так не работает, Гир. Ты не можешь получить, ничего не отдавая взамен. Ты не можешь обладать, но при этом презирать. Ненависть и страх не позволят вам укрепить связь. Разве я должна тебе это объяснять?

Она медленно опустилась на кучку камней, потирая запястье, и заставила оружие исчезнуть. Усталость и ощущение собственной никчемности брали свое. Йаррэ даже не вздрогнула, когда на чужие ладони опустились на плечи и её молча приобняли за спины. Повернула голову, утыкаясь лицом в живот Гирьену. От него слабо пахло миндалем и немного — вереском. Исса тхэ. Такой же потерянный, как и она сама. Рука скользнула по руке, крепко сжимая прохладные пальцы.

— Я бы хотел, чтобы все было по-иному. Но и у тебя не все гладко, цветочек, — хриплый шепот щекотал шею, — ты создана для него, но времена сейчас такие…. Легко потерять даже самое драгоценное.

Сердце заныло. Потерять. Она даже не думала об этом. Не хотела бы думать, что на этой войне можно пожертвовать кем-то близким. Разве уже мало было жертв? Она бы хотела найти их противника… Хотела бы растерзать его на части, разорвать в клочья его душу, лишая посмертья. В прах обратить тело, растворяя его в небытие, чтобы даже памяти не осталось.

— Я тоже хочу этого всем сердцем, — шепнули прохладные губы над ухом. — Все мы, поверь.

Ладонь зарылась в волосы, вызывая тихий вздох. С ним было спокойно. Можно было не стараться казаться лучше, чем она есть, не переживать, что он её не заметит, не подойдет, ничего не скажет. Гирьен слишком сильно отличался от своего старшего брата.

— Меня порой съедает чувство зависти, — длинные пальцы коснулись щеки невесомо, легко, — почему ты не можешь быть моей, цветочек?

Её резко подхватили под руки, заставляя заглянуть в полыхнувшие огнем ярко-синие глаза. Резкие черты лица Гирьена заострились, делая его жестче, старше, порывистее. Тонкие брови хмурились, выдавая внутреннюю борьбу. Отзвук чужого безумия заставлял сердце только биться чаще, не вызывая страха. Его губы — тонкие, словно кровавые, впились требовательно в рот, поглощая дыхание, заставляя дрожать от едва сдерживаемого чувства единения. В этом поцелуе не хватало одного — полета. С Кином она летала. С Гиром… Она прикусила клыком чужую губу, заставляя мужчину отстраниться, и резко шлепнула по губам.

— Больше так не делай. Я твой друг, твоя сестра, твоя семья. Но не твоя женщина, Гир. Не смей делать больно собственному брату, иначе я в тебе сильно разочаруюсь.

— Может, мне плевать на твое мнение…

Огненные волосы полощет ветер. Тот, кто стал Духом, отмечен пламенем.

— Может. Но тогда нам не о чем говорить, Гир, мне тебя искренне жаль.

Она развернулась и быстро пошла к высокой темной башне, у которой был отдельный вход. Знала — туда поселили Кейнарэ и его друга айтири. Сердце может ныть сколько угодно, но долг отлично помогает справляться с этим недоразумением. Только бы…

Она подняла взгляд на прозрачно-голубое небо. Утонула в сверкающих переливах облаков под солнцами. Вот бы подняться туда… с ним… Сплетая крылья, хвосты, лапы. Сплетая судьбы навеки. Отчего-то зачесалась спина, вызывая желание потереться ею о ближайшую поверхность, чтобы избавиться от зуда, сменившегося странным покалыванием. Йаррэ мотнула головой, взбегая по ступеням. Разумеется, ей запретили тревожить «гостей». Хотя едва ли можно назвать гостями тех, кому не доверяли и фактически заперли в этой самой башне. Но кровь Кинъярэ — её кровь, а потому дверь беззвучно распахивается, позволяя войти.

Что ж, хотя бы изнутри башня была достаточно комфортной. Резные деревянные панели, неожиданно много зелени, повсюду расставлены небольшие каменные статуэтки искусной работы, изображающие птиц, невиданных зверей и, конечно же, драконов…

Наверх вела витая лестница, но ступеньки не были крутыми, и забралась она легко. Снова неожиданный коридор и несколько дверей. Прислушалась, чуть нервно дернув хвостом — и пошла к той, дальней, куда её отчаянно тянуло. Дверь не была заперта и поддалась легко — за ней скрывались целые апартаменты. Небольшая гостиная, куда она попала, была пуста, но из спальни доносились тихие голоса, один из которых звучал обвиняюще, а другой виновато-тревожно.

— Ты не должен был так поступать со мной, Кей! Думаешь, смерть лучше тех мучений, которые я терплю теперь? На тебя ополчились твои же сородичи, не надо мне рассказывать, что ты сам предпочел уединение! Ты много раз говорил, что ненавидишь старые покои своей семьи, ты бы не поселился здесь добровольно! Твой «друг» был ровно один-единственный раз, и первое, что он предложил — немедленно меня добить. И знаешь, — хриплый, отчаянный голос резко сорвался на кашель, — я впервые с ним согласен. Твоя кровь меня убивает…

Она не стала больше ждать — да и смысла в этом ожидании не было, скоро её все равно заметят. Осторожно распахнула дверь в спальню, склоняясь в легком уважительном поклоне.

— Смерти вам, Драгоценнейшие гости Иррилима!

На темных простынях лежал худой, почти обтянутой кожей мужчина, в котором она с трудом узнала сияющего айтири Ше’Тариналя. Теперь жизнь едва теплилась в нем, хоть от раны в груди не осталось и следа. Белое лицо. Пылающие мутно-голубым светом глаза. Пробивающиеся на кончиках пальцев когти. Он словно замер в попытке обратиться альконом и не мог сдвинуться с этой точки. Организм все тянул и тянул силы и… убивал его. Сидевший рядом алькон не шелохнулся, смотря пустым, отрешенным взглядом.

— Не сомневаюсь, что смерть скоро за мной придет, Благословенная!

Бледные губы слабо шевельнулись. Мортэ Кейнарэ резко вскинулся, уже осмысленно глядя на неё и медленно поднимаясь.

— Что, Кин уже засылает вместо себя детей?

— Меня никто и никуда не посылал, Драгоценный Кейнарэ. Более того, мне запрещали сюда приходить. Но… иногда запреты становятся неважны — вам ли этого не знать?

Она смотрела безо всякого стеснения, неприязни или страха. Она понимала его — и принимала, наконец, всем сердцем, безо всякой обиды. Просто потому, что он был таким же, как и она. Он тоже хотел спасти того, кто был ему дорог — любой ценой, не считаясь с последствиями.