Драгоценность черного дракона

Глава 21. Смертью благословенные

Можно ли простить врага? Бог простит! Наша задача организовать их встречу.

©Аль Капоне

Этот день настал. Вернее — эта ночь. Все ритуалы, посвященные Смерти лучше всего проводить именно ночью.

— Яра, пора, — с легкой руки супруга, Отец Смерть, как же странно до сих пор так думать о Мастере! большинство присутствующих теперь называли её именно так.

Вот и Сайнар появился в проеме — бледный и серьезный. Он как будто повзрослел ещё сильнее за эти дни, ожесточился, отгораживаясь от большинства, уязвленный тем, что его Гардэ так явно предпочитала общество другого — Тайла не отходила от Кея.

— Уже?

Как же быстро пробежало время. Двое айтири вернулись к своему другу и побратиму, побоявшись надолго оставлять его одного. Женщины-альконы потихоньку обживались в столице, наводили порядок в домах, выбирая себе наиболее приглянувшиеся — все равно здесь оставалось слишком много пустых мест. Вороны-вестники приносили плохие вести — альконов, оставшихся в рабстве, снова начали убивать. Айтири мутили воду, люди дрожали от страха, умело подзуживаемые ненавистниками и паникерами. Больше откладывать ритуал было просто нельзя — иначе освобождать станет некого. Сегодня границу города замкнули полностью, накрывая Иррилим щитом, не дававшим никому ни войти, ни выйти. Неподалеку на заброшенных землях последние дни отмечали подозрительное шевеление разношерстных групп. Если бы только это были бандиты…

Риаррэ поправила простое черное одеяние до пола, лишенное всяких украшений — такие хламиды сейчас надевали все Тринадцать высших альконов, весь полный Круг Совета. Традиция, чтоб её. Да ещё и то, что они были сделаны из специальной ткани, облегчающей волшебство. Привычно распустила волосы, белой волной упавшие до талии. Почувствовала, как пульсирует теплый клубок под сердцем. Кин. Кин-нэ. Первый алькон, её Владыка, её сердце. Сейчас их долг был важнее любых чувств. Сколько бы времени им ни было отведено на счастье, если ритуал окончится для кого-то неудачно… она была благодарна за каждую лишнюю минуту.

Встряхнулась, отгоняя дурные предчувствия. Хорошо, что хотя бы Дьергрэ успела немного подлечить и привести в чувство за это время. За сумасшедшего алькона сердце болело как за родного брата. Да он и стал таковым для неё.

— Идем, Сай, я готова.

Коснулась прохладной ладони ещё одного «братца», пропуская тонкую струйку силы. Спокойствие чувств — вот, что должно стать залогом успеха. Нельзя взывать к госпоже, находясь в таком раздрае, в каком пребывал Сайнар.

— Благодарю, но я бы справился.

— Не спорь, — мягко, но уверенно, — сейчас мне виднее.

И снова под ноги ложится знакомая дорога. Вверх, в Храм. Туда, где пылают синие огни, где бьется слабо сердце алтаря, где уже возложены дары Матери и Отцу. Сегодня у них один-единственный шанс все изменить окончательно.

Огромный зал в центре Храма сейчас полон огней, пылает и знакомый белый огонь у ног статуи, распростершей крылья. Если у них все получится, то живые города больше не будут лежать в руинах. Если… если бы да кабы…

Что ж, шанс на лучшее есть всегда, им остается только вера. И действие.

Рин поприветствовала ритуальным жестом собравшихся мужчин — женщиной она была здесь единственной. На миг сердце кольнуло — когда-то давно было все точно также. Двенадцать мужчин и одна алькона, которая их предала. Предала, спасая жизнь своей новорожденной дочери, отпрыску врага, которая потом стала матерью Сайнара и погибла в рабстве. Многие ли из них сейчас вспоминают эту историю. Судя по паре-тройке хмурых, напряженных взглядов — параллели тут умела проводить не только она.

Кинъярэ, обряженный в такую же простую на вид темную мантию, коротко кивнул.

— Не буду говорить лишних слов, — негромкий, сильный голос старшего алькона эхом разнесся по залу, — все знают, зачем мы собрались здесь и что нам предстоит, но мы понятия не имеем, что именно предпримут наши враги. Да, мы отрубили главную голову заговора, но у нее есть… детеныши… и они тоже могут быть весьма опасны. Так что стоит поторопиться.

— Шэнне, вам не кажется, что не всем присутствующим стоит доверять? — заговорил высокий мужчина, стоящий от неё на противоположной стороне круга. — Среди нас потомки беглеца и предательницы…

Оглушительное шипение заставило всех содрогнуться, замерев соляными статуями. Казалось, человеческий облик её любимой твари расплылся, обнажая звериное нутро, как никогда раньше. Оглушительный треск — и за спиной распахнулись кожистые темные крылья, а тело покрылось тонкой черной чешуей. От застывшей фигуры прянула жуть, да такая, что захотелось упасть на колени, моля о прощении. Некоторые и не устояли — включая слишком молодого ещё Сая, а вот её эта жуть обогнула стороной, ласково укрыв своим крылом.

— Я не потерплю того, чтобы мои решения оспаривались, — холодно и резко, рык, а не голос, — здесь правитель только один, Аргидаррэ, и это я, а не ты!

Высший посерел, сохраняя, однако, гордый вид до последнего.

— Ты противишься моей воле? — прищуренные звериные глаза. — Ты посмел усомниться во мне. В моей атали, моей Гардэ! Полагаешь, я слеп и не способен сделать правильный выбор?

Мужчины… любят меряться своими… клыками. Вот только советник горд и неуступчив, не признает свою ошибку, а Кин не позволит подрывать свой авторитет при всех. Это может слишком плохо закончиться для них.

Шаг, другой. Она вышла из круга, обойдя советников по дуге и встав за спиной своего… супруга. До сих пор дико так его называть. Коснулась напряженной спины, уловила его гнев и раздражение из-за того, что кто-то осмелился перечить и отозваться о его женщине в таком тоне.

— Атали миа, Кинъярэ, каждый имеет право на ошибку. Особенно, если она не фатальна, — сказала мягко, поглаживая роскошные, бархатистые крылья дракона в полуформе, — мы должны быть едины в такой час. Прости его, а, если захочешь, поговори с ним позже, накажи, как тебе будет угодно. Мой предок не бежал, — острый взгляд на замершего алькона, — ведь на тот момент он не был наследником семьи, он лишь принял решения пожить вдали от этого мира, посмотреть на другие места. Никто не виноват, что так сложилось. Старые счета и обиды должны остаться в прошлом — иначе у нас не будет будущего, все повторится снова и снова.

Обняла Кинъярэ за плечи, взглядом нажимая на дернувшегося советника:

— Вы согласны?!

— Да, — сквозь зубы, — шэ-мортэли. Простите меня, Владыка!

Все-таки склонился. Что ж, не глуп, иначе бы не дожил до этого времени, но очень амбициозен.

— Поговорим позже, — плечи дрогнули под её руками, чуть расслабляясь, растворились крылья, — а пока у нас есть более важные дела. Встань рядом, Яра.

Упрямый стервец, вот же привязалось это имя!

— Пора призвать Отца и Мать!

Тринадцать кинжалов одновременно взвились в воздух, раня ладони. Тринадцать капель крови упало на начертанные посредине Храма символы, тут же засветившиеся темно-синим цветом, пока ещё совсем слабым, дрожащим и робким.

Кинжалы отброшены в сторону. В руке — пылающая багрово-черным отсветом от-ха. Здесь тихо — ни следа чужих душ или призраков, только едва уловимые тени мелькают на грани сознания. А на душе — подлое облегчение от того, что основную часть ритуала проводить не ей. Слава Смерти! Отец, укрой своим крылом! Вы же отвечаете, вы же слышите! Не допустите худшего!

Руки налились тяжестью от мерных одинаковых взмахов от-хи. Монотонный, ставший вдруг слишком пронзительным, слишком тяжелым голос её Клинка ввинчивался в подсознание, забивая гвозди тяжелых фраз на древнем языке.

Она впилась взглядом в Сайнара, стоящего напротив, такого же бледного, без кровинки на лице Так было хоть немного, но легче, осознавать, что она не одна, что это дикое ощущение отсутствия собственного тела, всего лишь иллюзия, не имеющая отношения к реальности. Боль, сначала почти незаметная, теперь пронизывала все тело от кончиков волос до пяток — и даже холодный пол под голыми ногами не приносил облегчения, напротив, стал казаться обжигающе-морозным.

Символы разрастались, сеткой укутывая все помещение, светился алтарь, светились статуи и подставки под факелы, высокий потолок, и даже они сами. Равномерное сине-фиолетовое свечение заполняло все вокруг, укутывая туманом. Боль стала совершенно невыносимой, но даже закричать она не могла — словно рот зашили. Кажется, по щекам текли слезы, кажется, она мечтала об одном — броситься отсюда прочь, выбежать из храма, упасть на зеленую траву или в водоем, зарываясь пальцами в землю и воду, сбрасывая этот гнет. Забыть обо всем и не вспоминать, разве что-то стоит такой муки?!

— Мы можем… — тихий шепот рядом, за спиной, — можем освободить тебя, дитя. Ты просто уйдешь и забудешь все, что здесь было.

— Здесь? — кто это?

— В этом мире. В твоей жизни, начиная с того момента, как ты шагнула в портал. Ты вернешься в свой старый мир, проживешь там долгую счастливую жизнь и не погибнешь так глупо.

— И что… что для этого надо делать?

Она не говорила вслух, как и её собеседник, но их мысли словно проникали друг в друга.

— Лишь уничтожить того, кто стоит рядом с тобой. Это несложно, если знать как. Сейчас он отвлечен ритуалом и ничего не сможет тебе противопоставить…

Боль скрутила, лишая памяти и разума, заставляя выть и мысленно корчится, словно с неё кожу живьем сдирали. Как она могла на такое пойти! Зачем?! Что она тут делает, и где? Кто это существо рядом с ней? Она не помнила в этот момент даже собственного имени, но продолжала машинально удерживать в руках оружие, совершая привычные — почему? — движения.

— Убить?

Она не помнила отчего, но сама мысль о таком исходе словно парализовала. Убить его? Это словно воткнуть нож в собственное сердце. Лучше умереть от этой боли.

— Не хочешь? А ведь он знал, что ты слаба, и не пожалел…

Она? Слаба?

Йаррэ стиснула зубы, прокусывая губу до крови, и эта кровь отрезвила, выбивая из странного транса. Миг, когда размышлять было совершенно некогда. Нельзя использовать от-ха, нельзя ударить, нарушая ход ритуала. Есть ли у неё иное оружие? Она никогда этого не пробовала, но — почему бы и нет? Крылья прорезались, разрывая зачарованную ткань, легко — словно она всегда так умела. Гораздо сложнее было нанести удар острыми наростами, не меняя рисунка движений.

За спиной раздался короткий вскрик и злое шипение, спину словно ошпарило кипятком. Где-то рядом донеслись ещё крики — но куда более истошные, и туман немного развеялся, открывая страшную картину. Около двадцати стонущих изломанных тел. Несколько айтири, но, в основном, маги и полукровки. Рядом с ней, зажимая огромную рваную рану в боку, навзничь лежал Илинар. Тот самый полукровка с ненавистью во взгляде, который когда-то — казалось, в другой жизнь, приходил к ним с обвинением вместе с Иландером Скоури. Эту рану ему нанесла она, а вот оттаскивали нападавших уже несколько алькон, возглавляемые Гирьеном и Кариньяром. Потемневшие глаза бывшего повелителя, обожгли, словно заглядывая в душу.