Всё не так! (книга 1)

Совершенно естественно, что начав зарабатывать неплохие деньги, Фабрицио не хотел провала хоть в чём либо, а поэтому рисовать людей не решался. Однако, несмотря на отказ от портретной живописи, он с интересом и любопытством изучал работы хороших портретистов. И здесь Фаб часто оставался в недоумении. Почему тот или иной мастер своего дела изобразил иначе именно нос, или губы, или взгляд? Отличия от реальности были вроде бы незначительными и всё ж картины словно обретали внутреннюю глубину и жизнь. И самое главное: почему изменения не коснулись чего-то иного? Почему только определённые черты или фрагменты? Всё это оставалось за гранью его понимания.

Постоянно отслеживая работы других художников, однажды перед самым отъездом из Оксории Фабрицио всё же получил ответ на свой вопрос. Тогда он впервые столкнулся с настоящим, пусть пока и непризнанным никем, сокровищем - удивительно талантливым портретистом и живописцем Гантом П'Ола. Картины этого художника встряхнули весь мир Фаба. Фронсин Гант, почти незаметными штрихами мог передать в одном изображении несколько, порой противоречащих друг другу ощущений: прекрасное в отвратительном, мерзкое в красивом, грязь в чистоте, пронзительно светлое в мрачном... В каждой картине П'Ола играла всеми гранями жизнь. И это было прекрасно. Невольно сравнивая свои картины и картины Ганта, собственные творения Фаб теперь видел лишь безликими копиями с увиденного однажды оригинала. Что и говорить, подобное принять было сложно. Особенно, когда ты находишься на гребне славы. Пытаясь понять секрет талантливого художника, Фабрицио однажды пригласил парня к себе. Поговорив на отвлеченные темы, Фаб неожиданно спросил художника прямо о том, что постоянно занимало собственные мысли. Он интересовался особыми приемами, способом увидеть истинную подоплеку кусочка, вырванного из жизни... Фаб был готов к замалчиванию, но не к тому, что услышал:

- Я так чувствую, - Гант открыто и беззащитно улыбнулся. - Просто чувствую, воспринимаю всё сердцем, душой, пропускаю через себя, а потом выплёскиваю пережитое внутри на холст... Всё просто! Нужно только почувствовать...

- Да, просто... - задумчиво ответил Фаб, внутренне совершенно не соглашаясь со скромным гением. - А если бы ты не мог чувствовать? Как бы ты тогда... смог рисовать?

- Не знаю, - нахмурил брови и основательно задумался Гант. - Думаю, что так, как сейчас не смог бы, точно.

- Почему?

- Хм... наверно это как смотреть на мир через монохромный монокль. В чёрно-белом изображении цвета, имеющие одинаковую насыщенность, выглядят одинаковым серым цветом одного оттенка. Красный, зелёный, синий, если они одинаковы по насыщенности, в монохромном отображении одинаково серы! Если бы я не умел чувствовать, то всё глубинное имело бы один и тот же окрас! Я бы не смог видеть мир во всем многообразии! Да что там видеть! Я не смог бы полноценно жить, понимаешь?

- Не очень,- тихо ответил Фаб.

- Знаешь, иногда нас охватывают неприятные эмоции и нам кажется, что лучше б их не было. Но это чистейшая глупость. Гнев, ярость - тёмно бордовые цвета прорыва, грусть - нежно-фиолетовая синь заката, ненависть - глубокая ночь с кровавыми всполохами пламени, зависть - белесо-зеленый налет плесени - каждая из них прекрасна по своему. А ведь есть ещё и противоположные им чувства: радость, как искрящиеся солнечные блики в брызгах воды, счастье, как водоворот золотистого света, разгоняющий темноту... Так много всего заключено в нашей способности чувствовать! Это дар! Великий дар, который дан всем разумным существам нашего мира!

Скромный гений ещё долго рассуждал на тему чувств, а Фаб... Фаб задавался вопросами: неужели это правда? Неужели он беспросветно слеп? Неужели он настолько многое теряет? Неужели чувства никак ничем не заменишь? И с каждым новым словом Ганта понимал: это действительно так! Ещё будучи маленьким ребёнком он осознавал, что неполноценен. Однако тогда он думал, что сможет решить собственную проблему умелой имитацией. И только теперь Фабрицио понял - имитация чувств ему ничем не поможет. А ещё... по-настоящему талантливым как Гант, он никогда не станет. Как бы ни старался, сколько бы усилий не приложил! А всё потому, что никогда не научится чувствовать...

До самого отъезда из Оксории Фабрицио больше не нарисовал ни одной картины. Будто что-то внутри сломалось, и рука больше не могла касаться карандашей или кистей. Прагматичный ум Фаба объяснял всё бесполезностью сих действий, но... на самом деле юноша не желал постоянно напоминать себе о своей ущербности. Да, он не мог чувствовать боль и разочарование, но осознание собственного бессилия не нравилось глубоко похороненному внутри Фаба калеке-зверю. Лишь через полгода после памятного разговора Фабрицио вновь начал рисовать... однако причиной стала необходимость, а не желание запечатлеть прекрасное...

Покидая Оксорию, Фабрицио сделал всё, дабы помочь Ганту П'Ола стать известным. Юноша считал, что этот скромный гений заслуживает хорошей, безбедной жизни хотя бы для того, чтобы продолжать создавать свои шедевры, не мучаясь от голода и холода. А ещё... внутри Фаба жило осознание: так будет правильно. Справедливо.

Акладия встретила путешественников проливным дождём. Но Селеста Маричелли, судя по её сияющему взгляду и слезам, была счастлива.

Ухватившись за руку своего почти взрослого сына, она с восторгом постоянно повторяла:

- Мы дома, Фаб! Наконец-то мы дома!

Сонтина Фабрицио очень понравилась. А ещё больше ему пришлась по вкусу усадьба, купленная на имя матери отцом. Эмиль ор Хатос прекрасно учел все нужды сына и жены. Для Селесты усадьба во многом напоминала родное поместье. Фабрицио же по достоинству оценил огромную библиотеку, светлые мастерские и выход в лес.

Первый месяц они обживались на новом месте, а потом матушка решила навестить родных... Ту поездку Фабрицио предпочитает не вспоминать, а дядю, что не пустил матушку даже на порог - забыть будто его и не было.

Фабрицио прекрасно помнил, с какими надеждами и воодушевлением матушка ехала к родным. Как не замечала неудобства местного дилижанса, как тщательно отбирала подарки...

По странному стечению обстоятельств, младший брат Селесты встретился им на одной из проездных станций. Перед глазами Фаба до сих пор стоит светящееся радостью лицо матери и перекошенное - собственного дяди.

На попытку обнять родного брата, Антонио Зарганзи лишь презрительно оттолкнул сестру, а потом облил помоями грязи и обвинений. Не давая Селесте Маричелли вставить хоть слово, он с яркой ненавистью поведал о смерти их общих родителей, о том, как они искали дурочку "беглянку", о стыде, что пришлось пережить семье после того как сестра "бросила" своего жениха, сбежав с первым заезжим оборотнем... Прошелся новоявленный дядя и по самому Фабу, обозвав юношу нагулянным приплодом. А потом с издевкой сообщил, что не собирается содержать дуру-сестру, после того как оборотень ею попользовался и выкинул...

Селеста Маричелли ещё минут десять стояла без малейшего движения, глядя вслед ушедшему, когда-то горячо любимому младшему брату. А потом, словно покрывшись каменной изморозью, без малейшего сожаления выкинула все приготовленные подарки прямо на землю и потребовала переложить её вещи в дилижанс, отправляющийся в обратную сторону... С этого мгновения она словно вычеркнула своих родных из собственной памяти. Больше Фаб не слышал от нее ни слова о человеческих родственниках.

По возвращению в Сонтину, Селеста Маричелли начала судорожно искать способ организовать свою строительную фирму. Она тщательно изучила местное законодательство, узнала о работе возможных конкурентов, составила списки подходящих рабочих и архитекторов. Проделав столь многое ей было сложно принять, что на организацию собственного дела ей не хватает средств. Брать долгосрочный кредит в банке не имело смысла. Слишком уж большим был банковский процент. Не имея знакомых, Селеста Маричелли оказалась перед сложной проблемой: где взять деньги. Конечно, у Фаба и его матери были ещё средства, отложенные на учёбу. Вот только рисковать ими женщина отказывалась.

В конце концов, Селеста Маричелли решила взять компаньона - фрауга Тола дель Гаро. Сей неприятный оборотень прибыл с обоими Маричелли в Акладию. Фрауг Гаро намеревался пробыть в этой стране около полугода, для дальнейшего покровительства Фабрицио. Если до восемнадцатилетия у юного акти не начнётся третий период взросления, оборотень планировал уехать в родные края. Фрауг Гаро был опытным дельцом и мог во многом помочь матери на первых порах. А потом... потом можно было бы договорится о некоем проценте, выплачиваемом оборотню постоянно, или вообще выкупить его половину. Фабу не очень нравилась идея матери, поскольку фраугу Гаро он не доверял. Однако, единожды высказав своё мнение, Фабрицио ни на чём не настаивал, ибо полагал мать взрослой женщиной, умеющей правильно просчитывать свои действия. Идея, пусть и с некоторыми оговорками, пришлась по душе предполагаемому будущему партнеру. Совсем вскорости после этого в Сонтине появилась маленькая строительная фирма - "Джанин".

Первое время всё шло, как и было запланировано. Опытные архитекторы и бригады работали над небольшими заказами. Постепенно росла клиентура. Увеличивался доход фирмы. Продолжая готовиться к поступлению, Фабрицио тем не менее тщательно следил за деятельностью "Джанин". Нет, по большей части он ни во что не вмешивался, лишь наблюдал, вникал в особенности семейного дела и задавал вопросы. Много вопросов. А ещё... ещё ему было интересно общество простых чернорабочих. Они были совсем другие, чем те люди и нелюди, которых он наблюдал с детства. Открытые, в чём-то резкие и на действие и на слово, умеющие рубануть с плеча и жить, не обременяя себя рядом светских условностей - они привлекали Фабрицио. Вызывали инстинктивное желание узнать все тонкости их сферы жизни. Любопытство на некоторое время настолько захватило Фаба, что он попросил мать разрешить ему инкогнито поработать в бригаде.

Понимая, что выдать себя за своего он не сможет, Фаб притворился младшим сыном какого-то аристократа из обнищавшего рода, который был вынужден зарабатывать себе на хлеб тяжёлым трудом.

Вживаться в новый круг поначалу было тяжело. Во-первых, непривычная работа не получалась так хорошо, как того хотелось. Во-вторых, строители встретили нового работника настороженно, а как расположить их к себе Фаб не знал. Некоторое время, познавая нелёгкий труд строителя и тренируя новые навыки, юноша не предпринимал никаких особых шагов для сближения с бригадой. Да, он с ребятами здоровался, общался по делу, если что-то не знал - обязательно спрашивал совета... Но всё это полной отдачи не приносило. Возможно, в таком осторожном поведении Фаба проявляло себя наследие оборотней: осмотреться, всё разведать, выждать и лишь потом, выбрав подходящий момент времени и точно просчитав результат, действовать. Однако даже почти бездействие, как это ни странно, помогло наладить тонкие мостики взаимопонимания. Немного позже Фабрицио понял почему так случилось. Во-первых, он не кичился своим дворянством и разговаривал с ребятами из бригады, как с равными. Во-вторых, не боялся браться за любую работу. В-третьих, старался выполнить порученное дело как можно лучше... С одной стороны это вроде бы немного, а с другой... с другой эти качества Фаба окружающие люди оценили достаточно быстро.