Всё не так! (книга 1)

Глава 11. Фабрицио. Детство и отрочество (вп)

Боль проникала в каждую частичку его тела. Руки знатно трусило. Слабость придавливала к земле. Требовала лечь, закрыть глаза и позволить себе быть больным. Однако зрение и слух как никогда обострились. Фабрицио прекрасно видел лежащую на мостовой девушку. Неудачное падение почти лицом вниз привело к печальным последствиям, и разноцветные камни рядом с Агнесс медленно окрашивались в багряный цвет её крови. Это зрелище полностью отодвинуло на задний план и боль, и слабость. В груди разрастался мерзкий, противный ком, которому Фабрицио ещё не знал названия. Он лишал разума, холодил, парализовал и в то же время порождал бесполезные метания обрывков мыслей...

Мужчина смотрел на бледное лицо девушки и понимал: он не может её потерять. Его талантливая, настойчивая, сильная, особенная девочка... Невозможно представить, что она никогда не посмотрит на него... не коснется его много лет спавшей души своим нежным искрящимся бархатным взглядом... не поговорит с ним... Нет, нет и нет!

Фабрицио знал, что нужно взять себя руки и что-то срочно делать. Вот только новое противное чувство, охватившее его сейчас, было слишком ярким, неизвестным и затмевающим всё. Он ещё не умел, не знал, как с ним справляться. Разум, лучший друг мужчины, вдруг потерялся в этом чудовищном водовороте и умудрялся посылать лишь отдельные сигналы.

Еле передвигаясь, Фабрицио с трудом дополз до Агнесс и дрожащими руками перевернул хрупкое тело девушки лицом к себе. Увиденное вызвало рост противного чувства. Пытаясь вырвать свой разум из ловушки новой появившейся эмоции, Фаб с силой прокусил себе палец. Острая боль немного помогла, и мужчина, наконец-то, смог начать хоть немного связно мыслить. Его взор тут же выцепил небольшую кучку испуганных наблюдателей. Трясущиеся руки медленно отключили сферу тишины. Собственная слабость вызвала прилив злости, который неожиданно подавил прежнюю эмоцию и позволил разуму, наконец-то, заработать в полную силу. Сложив пальцы нужным образом и помогая себе ими, Фабрицио издал пронзительно громкую трель.

Не прошло и нескольких минут, как на площадь вылетело широкое ландо с личным кучером сеньора Маричелли на козлах. Оно остановилось в непосредственной близости от двух пострадавших. Кучер в мгновение ока оказался внизу и подбежал к Фабу.

- Убери стол и сложи сиденья так, чтобы сеньориту можно было на них положить, - слова давались Фабрицио тяжело. Помимо проблем с дикцией, сильно мешала одышка.

- А что делать с остальным? В багажное отделение?

- Выкини к слугам Сеса*! Нет времени на укладку, Бен, ты же видишь...

(*Сес - мелкий бог проказ и пакостей; что-то вроде нашего черта или чертенка)

- Да, монсьер. Я мигом...

Кучер и впрямь справился быстро. За считанные минуты он выгрузил на мостовую сервированный столик и несколько коробок с сюрпризами, сложил сиденья и, подозвав троих крепких мужчин себе на помощь, помог отнести в ландо Агнесс и своего нанимателя.

- Куда везти, монсьер Фабрицио?

- В лекарню, Бен, и поживее, - места на разложенных сиденьях Фабу не хватило. Поэтому он сидел на полу, подпирая собой импровизированное ложе, на котором лежала Агнесс.

Ландо резко тронулось, быстро набирая скорость. Однако всё внимание Фабрицио было сосредоточено на девушке. Осторожно погладив её окровавленную скулу, мужчина нежно, с лёгкой дрожью в голосе прошептал:

- Всё будет хорошо, Несси. Пожалуйста, держись... Лекари тебе помогут, а я... я найду того, кто приложил руку к сегодняшнему происшествию и ... найду на него управу...

Жёстким волевым усилием Фаб заставил себя думать о происшествии. Поверить в то, что им обоим с Агнесс вдруг стало очень плохо без явных причин, он поверить не мог. Самый логичный вывод - покушение. Вопрос только в том, на кого именно и как это организовали. Уже очень давно Фабрицио носит с собой несколько амулетов, позволяющих определить повышенный магический фон в радиусе до трехсот метров и даже выставить некую защиту от людской магии. Однако маяки молчали, а это значит... была задействована звериная магия. Наверняка она, ибо ничего кроме неё больше не приходило в голову. Но тогда...

Мужчина в остервенении потер лоб. Даже в этом случае вариантов остаётся множество. Во-первых, это мог быть наемник-оборотень, промышляющий убийствами. В этом случае по-прежнему целью могла быть и Агнесс, и он сам. Если же это не наемник, то... Всё равно не складывалось. Да, в бизнесе у Фаба были конкуренты. Но ни один из них не опустился бы до убийства: не настолько "Джанин" мешает другим фирмам. Рынок всё ещё не перенасыщен предложением - место, где развернуться, есть у всех. Да и не переходил он никому дорогу по-серьёзному в последние года полтора. А раньше... раньше тоже ничего особенного, чтобы кто-то решил дорого оплатить его смерть. Что же касается его семьи по отцу... Пред мысленным взором Фабрицио побежали годы его детства...

Вот он маленьким мальчиком сидит и собирает сложную конструкцию из детского набора, которую когда-то так и не собрал один из его старших братьев. Не всё получается сразу, но найти соответствие, соединить такие разные части и получить что-то совершенно особое - что может быть интересней? В какой-то миг Фаб чувствует тепло маминой руки. Кинув краткий взгляд в сторону, он подмечает слёзы, стоящие в глазах матери. Почему она так часто плачет? Ему любопытно. С детской непосредственностью Фабрицио задаёт этот вопрос, и к величайшему удивлению мальчика матушка вдруг резко прижимает его к своей груди и с надрывом шепчет:

- Ты у меня самый умный малыш на свете, Риц. И для меня ты самый лучший...

Мальчику неудобно стоять в тесных объятиях, но он знает: маме нужно его обнимать и целовать. Папа ему это разъяснил давным давно. Иначе маменька будет долго плакать и печалиться. Он не знает, что значит "печалиться", но папа сказал, что это плохо. Для Фабрицио плохо - это когда больно. Значит и ей больно. Поскольку мама делает много хорошего для Фаба, он не хочет причинять ей боль. Пусть обнимает - он потерпит. Однако фраза про самого лучшего цепляет и пробуждает новый виток любопытства:

- А Рон сказал, что я не-пол-но-цен-ный. Недоделанный. Не могу обращаться в тарса и без-чув-ственный, как мертвяк.

- Рон жёсткий, циничный придурок! - слишком громкое восклицание матушки заставляет Фаба поморщиться. Мальчик не любит, когда кричат. Почему все часто так делают без правильных причин? Ведь от этого больно ушам и может заболеть горло...Однажды Фабрицио упал в большую яму, куда его столкнул самый старший брат - Гар. Ему пришлось громко кричать, чтобы его услышали взрослые и вытащили оттуда. Эта причина для крика - оправданная, правильная. Но кричать из-за слов, сказанных другими? Зачем? Непонятно совершенно.

- Почему Рон придурок? И что значит "циничный"?

Маменька горько выдыхает и шепчет ему в макушку:

- Забудь, что я сказала, Фаб.

- Придурок и циничный - это нехорошие слова? Папа тебя за них накажет?

Маменька вздрагивает всем телом и ещё крепче прижимает мальчика к себе.

- Да, накажет. Я...

Фабрицио устал стоять. Ему неудобно и очень хочется продолжить собирать головоломку. Быстро вывернувшись из не таких уж сильных рук матери мальчик снова садится к незаконченной конструкции. Некоторое время он целиком погружён в процесс творчества. Однако судорожные всхлипывания матушки ему мешают, отвлекают и не дают сосредоточиться. Отложив конструктор, он встаёт на ноги и подходит к маме. Раз она плачет, значит ей больно. Как помочь Фабрицио не знает. Разве что... когда он сломал ногу и ему было очень больно, маменька зачем-то часто гладила его по голове и шептала:"всё будет хорошо, малыш". Она считала, как пояснил тогда отец, что так ему будет лучше. Лучше от таких поглаживаний Фабу не стало, но он ведь, как сказал Рон, неполноценный, а значит, маменьке это вполне может помочь.

Мальчик неуверенно положил ручку на голову матери и принялся старательно её гладить, приговаривая: "всё будет хорошо, мамочка, всё будет хорошо". В ответ женщина сначала замерла, а потом снова стиснула сына в крепких объятиях и с надрывом прошептала:

- Ты ещё научишься чувствовать, мой мальчик. И очень скоро. Обязательно...

Как надеялась маменька, в ближайшие, да и последующие годы, Фабрицио так этому и не научился. Однако он понял, что столь явное отличие от остальных существ, вызывает в его адрес непонятную агрессию от сородичей и слёзы у матери. Конфликты мешали Фабрицио. На них уходило много времени, которое он мог бы с пользой потратить на изучение библиотечных книг или интересные занятия. Собственно. именно эта причина подтолкнула мальчика к изучению эмоций и как они проявляют себя.

Долгими часами Фабрицио мучил маменьку вопросами о том, что из себя представляет каждое чувство, буквально требуя описаний на том уровне, который он мог бы понять. Собственно, пояснение каждого чувства складывалось из зрительных, звуковых, тактильных, обонятельных и вкусовых ощущений. Ещё Фаб научился подмечать малейшие изменения мимики в момент, когда в людях и оборотнях просыпалась та или иная эмоция. А потом... потом мальчик долго и упорно тренировался перед зеркалом, имитируя чувства. Да, он не сразу разобрался в каких случаях и что нужно изображать. Да, отца его ужимки ничуть не обманули. Но матушка стала чаще улыбаться, а братья - меньше задирать и дёргать по пустякам... Тогда его мир принял устойчивое состояние и прибывал в нём несколько приятных лет. Эти годы он целиком посвятил получению новых знаний и навыков. Однако спокойствие кануло в лету после одного случайно подслушанного разговора.

В тот день Фабрицио очень долго искал в библиотеке книгу по особой магии оборотней-тарсов. Устав от бесплодных поисков, мальчик вспомнил о полке с книгами в кабинете отца. Не долго думая, Фабрицио проник в нужное помещение. Искомая книга отыскалась на вышеозначенной полке, и мальчик, взяв её, уже планировал уходить, когда из-за дверей смежной комнаты услышал разговор на повышенных тонах. Обычно папа, когда работал в кабинете или входил в расположенную рядом спальню, включал магическую звукоизоляцию. Однако сейчас отчего-то позабыл это сделать, и каждое слово его ожесточенного спора с женой было услышано одиннадцатилетним Фабрицио.

- ... Ты выкрал меня из дома! Не спрашивая моего согласия, сделал своей амэти и наградил ребёнком! И всё для того, чтобы я стала нянькой твоим... мерзким зверятам!

- Не смей так говорить о моих старших сыновьях!

- Они мерзкие, злобные сволочи! И ничто не изменит моего мнения!

Раздался оглушительный звук пощёчины и тихий женский вскрик.

- Я тебя предупреждал, - отец почти рычал.

- Ты... - голос матери срывался,- ты тоже мерзкое чудовище. Я ненавижу тебя! Сломал мне жизнь! Ты - преступник! И по меркам людей и по меркам оборотней!

- Некоторых видов оборотней, - чуть насмешливо добавил отец Фаба. - Ты забыла, дорогая, что тарсы всегда были, есть и будут сами по себе...

- Скажи ещё, что вы - вершина пищевой цепи! - язвительно бросила матушка.

- Так и есть, любимая, - последнее слова мужчина произнёс с особой издевкой. - Мы и в самом деле самые сильные и опасные существа в этом мире. По нашему закону мы имеем право взять понравившееся, не спрашивая. И даже такие чистоплюи, как игольчатые лайгры, не посмеют нам перечить. Им дешевле уступить, чем потерять около сотни своих представителей...