Всё не так! (книга 1)

- Оставь его, Рон! - совсем рядом прозвучал ледяной голос самого старшего брата - Гара. - Разве ты не видишь? Он холоден и бездушен - наполовину мёртв, не иначе. Недоделанный выродок, за которым нам предстоит ещё долго присматривать.

Рон медленно опустил Фаба на землю и брезгливо отряхнул руки, сделав шаг назад. Гар же наоборот подошёл к Фабрицио впритык и, подняв голову мальчика указательным пальцем, пристально вгляделся тому в глаза:

- С завтрашнего дня начинается твоя новая жизнь, малыш, - последнее слово прозвучало с издёвкой. - Утром с рассветом жду тебя на тренировочной площадке. Советую о книжках и кисточках своих позабыть - времени на это я тебе не оставлю. Хоть в чём-то научу тебя мужиком быть...

Напоследок, когда Гар уже скрылся в доме, Рон с остервенением пнул картину, что выпала из рук Фабрицио ещё в начале стычки, и только потом исчез в дверном проёме.

Собрав свои инструменты и написанный холст, Фаб направился прямиком к матери. Таиться уже не имело смысла, да и что-то похожее на совесть вяло копошилось в сознании мальчика.

Матушку он нашёл сидящей у окна и плачущей. Она даже не среагировала на приход Фаба, лишь молча продолжила смотреть в темноту за окном и ронять слёзы.

Не говоря ни слова, Фабрицио опустился у ног матери и положил ей на колени свою голову. Некоторое время Селеста ор Хатос сидела неподвижно, а потом начала ласково гладить мальчика по макушке.

- Знаешь, Фаб, - начала тихую исповедь матушка, - только сейчас поняла, насколько сильно я на самом деле любила твоего отца. Да, сперва ненавидела. Презирала. И даже когда-то мечтала о его смерти. Правда, это только до твоего рождения... Я верила, что долгие годы нас соединяла только страсть и ты. Лишь совсем недавно, с его угасанием, я... я понимала, что не хочу терять Эмиля. Несмотря на прошлое. Твердила себе, что это только из-за тебя... Но... сегодня... Сегодня я поняла, что это не так... Совсем не так!

С губ матери сорвался тихий всхлип, мгновенно переросший в несдержанные, рваные рыдания. Теперь уже Фабрицио, мгновенно оказавшись на ногах, осторожно гладил женщину по голове и плечам.

Когда рыдания пошли на спад, Фабрицио тихо прошептал:

- Прости, что меня не было рядом на похоронах, матушка... я... не хотел видеть отца неживым. Хотел запомнить таким, каким он был ещё утром...

Селеста ор Хатос отняла руки от лица и, слабо улыбнувшись, нежно коснулась собственными губами лба своего сына:

- Ничего страшного, мой мальчик. Отец всё равно будет с тобой. Вот здесь, - мама коснулась ладонью области сердца на груди Фабрицио. - А похороны... я думаю, что тебе нечего было там делать... Среди этих четырехлапых стервятников...

Собственное обещание Гар исполнил в полной мере. Первая же тренировка свалила Фаба с ног. Да, он занимался с отцом различными физнагрузками и учился определённой боёвке. Вот только отец всегда точно знал, сколько и что нужно его младшему сыну. Субтильному и не слишком сильному мальчику, на фоне своих братьев, нужны были особые тренировки и свой способ борьбы с более мощным противником. Всё это всегда учитывал Эмиль ор Хатос. Его старшие сыновья подобной прозорливостью не обладали. Они требовали от Фаба того же уровня, что был у них в своё время, и эта ошибка дорого обходилась мальчику. Порой дело доходило до серьёзных переломов и травм. Единственное, что спасало тогда Фабрицио - достаточно неплохая регенерация для полукровки. В остальном его жизнь резко превратилась в чёрную яму без просвета. Утром - жёсткие, беспощадные тренировки, днем - работа, основанная на грубой физической силе, вечером и в первой половине ночи - длительные пробежки в лесу с "подпиныванием".

Фабрицио безумно желал вернуться хоть на часок к книгам или к холсту с красками. Его разуму не хватало знаний, его душе - живописи. Если бы он мог ненавидеть, он бы возненавидел и братьев, и свою природу полукровки. Однако это ему было не доступно. Наверно именно поэтому он стойко терпел всё происходящее, старался скрывать своё состояние от матери и пытался взять как можно больше полезного из дрессуры братьев.

Однажды это спокойствие разбилось. Началось всё во время ночной пробежки. Тогда Фабрицио впервые по-особому учуял запах крови. В этот раз сей аромат показался ему чрезвычайно аппетитным и... призывающим. Противиться этому влечению Фаб не смог и буквально вылетел на поляну, где поедал свою добычу огромный медведь. Разозлённый, потревоженный хищник резко повернулся и заревел в сторону мальчика. Однако разум, обычно главенствующий в Фабе, на сей раз будто уснул, и ребёнок зарычал в ответ, начиная наступать на медведя. Терпеть маленького нахалёнка, претендующего на пойманную добычу, дикий зверь не стал и напал.

Дальше в памяти Фабрицио наступил провал. Он совершенно не помнит нескольких следующих месяцев. Не помнит, что делал и как выживал в огромном диком лесу. Единственное, что он знал наверняка из обмолвок братьев - полного обращения не состоялось. Его собственный зверь был калекой, который не смог бы выжить без человеческой половины. Поэтому вместо нормального оборота, в человеческой ипостаси проявлялись видоизменённые когти, клыки, усиливалось обоняние и вкусовые ощущения. А ещё, как и должно было происходить на втором этапе взросления, проявилась немотивированная агрессия...

После первого пробуждения сознания и недолгого посещения дома, всё повторилось и продолжалось в таком виде (несколько месяцев в лесу и два-три дня дома) около двух лет. В дни просветления Фабрицио жадно вылавливал скудную информацию о собственной жизни из разговоров братьев. Гар и Рон посменно приглядывали за ним, не позволяя выходить к обитаемым местам и помогая в совсем уж безнадёжных и опасных для жизни случаях. Собственное дикое существование не нравилось Фабу. Оно вызывало непринятие и брезгливость по отношению к самому себе. Поскольку на первое место мальчик всегда ставил разум, то подобный образ жизни Фабрицио считал полной собственной деградацией и клялся самому себе по прошествии периода агрессии в ускоренном темпе вернуть утерянное.

Однако времени на это ему никто не дал. Когда в очередной раз Фабрицио вернулся домой, но вспышки агрессии и периода беспамятства за этим не последовало, Гар почти тотчас определил мальчика на позицию слуги по мелким поручениям: принеси-подай-съезди-доставь. Иногда он отправлял Фаба и на более тяжёлую работу. От осторожной просьбы мальчика позволить ему работать с бухгалтерскими бумагами, как делал это отец, или дать немного времени на самообразование, Гар с раздражением отмахнулся, а Рон, присутствующий при этом разговоре, ещё и жёстко высмеял:

- Ты уже всё позабыл, малец. Ошибок там наделаешь ещё... Таким как ты серьёзное дело доверять нельзя, сам должен понимать. Привыкай к своему положению и не лезь в дела не для твоих недалёких мозгов. Про учебу - забудь! То, что ты уже знаешь, для служки вполне достаточно. Наслаждайся лёгкостью своей теперешней жизни...

Громкий смех Рона заставил Фаба поморщиться. Не сказав ни слова против, он лишь кивнул, однако про себя сделал однозначный вывод: в этом доме делать ему больше нечего.

Выждав некоторое время, чтобы братья и думать забыли о происшедшем разговоре, Фабрицио направился к матери.

- Фаб, ты абсолютно уверен, что второй этап взросления завершён? - с тревогой спросила Селеста ор Хатос на просьбу сына начать осуществление планов отца по побегу.

- Уверен, матушка. Слышал, как пару недель назад Гар говорил об этом Рону. Да и приступов дикости больше совсем не ощущаю...

- Хорошо, Риц,- взгляд матери зажегся облегчением и предвкушением. - Очень хорошо! Замечательно!

Полная надежд и обуревающих её эмоций, женщина порывисто сжала руку сына, а потом, оставив Фаба ожидать в кресле, села писать письмо.

- Когда тебя в очередной раз пошлют в город, отнесешь это письмо по написанному адресу, - маменька протянула Фабу запечатанный конверт и ласково потрепала по макушке. - Теперь всё наладится, Риц. Поверь, мой мальчик. Очень скоро всё изменится к лучшему. Очень-очень скоро...