Кровь и туман

— Ерунда, — отвечаю я.

Вытираю рот ладонью. На коже остаётся кровавый след. Прикушенный язык распух и неприятно пульсирует. Глаза на мокром месте, я из последних сил стараюсь не давать воли слезам.

— У всех бывают плохие дни, — Марья продолжает находиться рядом, даже когда я отказываюсь от протянутой руки, собирающейся схватить меня за локоть, поднять и проводить обратно в строй. — Неудача в битве не значит проигрыш в войне.

Я трясу головой. Моё поражение было предсказуемым и единственным, в чём я не сомневалась с того самого момента, как встала на маты в ожидании разрешения от Антона начать преодоление полосы препятствий. И всё же несмотря на готовность к худшему, в глубине души я всё-таки продолжала беспрецедентную борьбу за веру в лучший исход; пронесёт — думала, повезёт — надеялась.

А получила в итоге именно то, что заслуживала. * * *

— У нас проблемы, — сообщает Ваня, когда появляется в комнате «Дельты».

— А то мы не в курсе, — Даня, сидящий на теперь уже не моей кровати, одной рукой хватает меня за воротник футболки, заставляя наклониться, а второй поворачивает моё лицо в сторону брата.

Я шиплю от боли, когда он задевает скулу.

— Оп-па, — Ваня явно пришёл с другой новостью, так как мой вид его удивляет. — Это что за красота? — Взгляд карих глаз соскальзывает к сумке, которую я набиваю вещами. — И куда ты собралась?

— Славу выгнали из команды, — Даня выпускает мой подбородок. На его пальцах остаётся зелёные пятна масляной мази. Мне не понадобилось идти в медкорпус: стоило только показаться Дане на глаза, как он сразу занялся моим лицом с помощью имеющихся в аптечке индивидуального походного комплекта лекарств.

— Я провалила экзамен, который нам устроил Антон, — объясняю я. — Для того, чтобы остаться в команде, нужно было набрать восемьдесят баллов из максимальных девяноста.

— Слава набрала сорок четыре, — вставляет Даня.

— Даже не половина, — констатирует Ваня, читая мои мысли.

Я выпрямляюсь и одариваю Ваню взглядом, полным усталости.

— Так что с твоей новостью? — спрашиваю. — С той, из-за которой у нас проблемы.

— Да! — Ваня хлопает себя по бёдрам, вспоминая. — Тело, которое мы нашли на детской площадке, принадлежит Дэвону.

В ответ на слова брата Даня закрывает лицо ладонями и, насколько я могу расслышать, ругается матом.

— И почему это должно нас так расстраивать? — спрашиваю я, кивая на Даню.

— Дэвон — оборотень, который занимал далеко не последнее место на межмировом чёрном рынке. — Ваня проходит в комнату, оставляя дверь открытой нараспашку. Останавливается у шкафа с одеждой, бросает быстрый взгляд на своё отражение в зеркальной дверце. Затем на пятках разворачивается к нам лицом и продолжает: — Он приторговывал не только различными безобидными безделушками, но и вещами посерьёзней. Мы поймали его на незаконной транспортировке в Дубров мелких пресмыкающихся. Стражи с разрешения альфы его стаи держали Дэвона в заключении в надежде на то, что он выдаст кого-нибудь из своих подельников, но парень оказался непробиваемым. Максимальный срок задержания — полгода, и он выдержал его, как говорится, от звонка и до звонка… А когда вышел, внезапно решил остаться в Дуброве насовсем. Потом оказалось, что он влюбился в одну из миротворщиц, которая ему в камеру еду приносила, но это уже совсем другая история.

— А проблема-то где?

— Там, что он, быть может, после тюрьмы и отошёл от дел, но, поговаривают, поднял себе авторитет среди своих тем, что не раскололся. — Ваня трёт виски подушечками средних пальцев. — Члены стаи, преступные кореша… не знаю. Так или иначе, нам теперь стоит быть крайне внимательными и осторожными. Долго ожидать мести за его смерть не придётся — она, скорее всего, сама нас найдёт.

— Но ведь не мы убили Дэвона! — восклицает Даня.

— Да, но мы и не остановили его убийство, — раньше, чем отвечает Ваня, говорю я.

— А если брать во внимание ещё и напряжённые отношения оборотней и стражей, — напоминает Ваня. — Дэвон ведь был членом стаи Амадеуса… — Ваня обрывает сам себя. Секунды ему требуются на то, чтобы переформулировать своё предположение. — То есть того, что когда-то называлось стаей. Сейчас у них идёт гражданская война: главного нет, подчинённых — тоже. Каждый пытается захватить корону и никто не хочет быть второй скрипкой.

— Дурдом, — произносит Даня.

— В общем, как я уже говорил, — Ваня делает небольшой шаг вперёд. — У нас проблемы.

Я резко дёргаю язычок молнии на сумке. Вещи собраны, но всё ещё никак не верится, что придётся покинуть команду. А я ведь даже так не успела привыкнуть к званию оперативника…

— Что мы будем делать, когда нам дадут нового защитника? — спрашивает Даня, нарушая короткую паузу и меняя тему беседы. Ваня жмёт плечами. Его погрустневший взгляд является отражением моего настроения. — Может, Антон даст тебе второй шанс?

Наивность Дани распаляет во мне раздражение.

— Ага, сейчас, — прыскаю я. — Бежит — аж спотыкается. После моего позора сродни чуду, что он вообще разрешил мне остаться. Татьяна…

— Татьяна на его месте размешала бы тебя с шоколадным пудингом и съела на завтрак.

Я поднимаю голову. В дверном проёме стоит, заведя руки за спину, Бен.

— Ну да, — протягиваю я.

Сдержать сейчас самодовольную улыбку невероятно сложно, но я, как мне кажется, справляюсь, когда опускаю глаза на сумку и якобы проверяю содержимое внутреннего кармана, хлопая по нему ладонью.

Бен проходит в комнату, плотно прикрывая за собой дверь. С парнями, которых сегодня ещё не видел, здоровается рукопожатиями. На меня бросает косой взгляд, и я тут же «отбиваю» его прищуром. Затем закидываю сумку на плечо. Она оказывается тяжелее, чем можно было предложить по мизерному количеству вещей, которые Слава из Дуброва хранила в общей комнате команды «Дельта». Среди них есть одежда, какие-то косметические мелочи, фотографии, справочник по холодному оружию и пара удобных на вид кроссовок.

— Ну, ничего я не забыла, вроде?

Даня оглядывает комнату и отрицательно качает головой.

— Слава говорила, тебя называли Беном, — произносит Ваня задумчиво.

Он следит за тем, как Бен обходит комнату, останавливается у Даниной тумбочки. На ней в рамке стоит фотография двух молодых людей: парня и девушки. Внешне они почему-то немного похожи, но никто не назовёт их братом и сестрой, потому что на запечатлённом моменте они целуются. Бен морщит нос, и я прыскаю про себя, вспоминая похожую реакцию Вани вчера, когда Даня впервые выставил фотографию на наше обозрение.

— Да, — спокойно подтверждает Бен. — В честь дедушки.

— Я всё ещё называю его так, — сообщаю я. — Никак не привыкну к Андрею.

— Звучит круто! — одобряет Даня. — Хочешь, мы тоже будем?

— Нет, — Бен уверенно качает головой.

Его ответ меня удивляет.

— Ну как хочешь, — Даня, кажется, немного разочарован.

Бен кивает, мол, да, вот такое оно — моё решение. Нужно будет позже уточнить, какая же муха его укусила, что он отказался от реального шанса оживить своё любимое прозвище?

— Собираешь вещи, коротышка? — спрашивает Бен. — Бежишь из города в попытке забыть позор как страшный сон?

— Отвали, — говорю я.

Вслух мы произнесли совсем не то, что хотели, — или должны были? — сказать:

«Мне очень жаль».

«Да, мне тоже».

«Мир?»

«Мир».

— Я слышал ваш разговор о Дэвоне. Может, не я один, кстати, вы бы дверь закрывали в следующий раз…

— А смысл? — фыркает Ваня. — Об этом я с Дмитрием разговаривал. Директор в курсе — зачем таить от остальных? Тем более, лучшая защита — это осведомлённость.

— Нападение, — поправляет Бен. — Лучшая защита — это нападение.

— Защита и вовсе будет не нужна, если Дмитрий придумает, как всё урегулировать, — замечает Даня.

Три парня. Три оперативника. Три настолько ярких представителя своего направления, что мне становится неуютно от собственной неопределённости. Правильный ли выбор я сделала вот уже в двух реальностях, предпочтя защитников? И если да, почему я не чувствую себя на своём месте?

Да и существует ли оно для меня — некое место?

— Слава? — зовёт Даня. Я фокусирую взгляд на нём, неожиданно возникшем впереди. — Так что ты скажешь? Согласна?

Я задумываюсь в попытке припомнить, на какой части разговора выпала из реальности, когда дверь распахивается настежь, и перед нами предстаёт юноша. Внимание приковывают цвета защитников и разбухшая от вещей брезентовая сумка.

— Всем привет! — весело вещает парень.

Ни Даня, ни Ваня ему не отвечают. Бен отделывается коротким кивком. Я видела его в тренировочном зале и на некоторых лекциях. Его имя вертится на языке приторно сладким вкусом шоколада и карамели…

— Меня зовут Марсель, — продолжает парень, но уже не так уверенно; холодная реакция присутствующих явно его задевает. — Можно просто Марс.

На груди у Марса — шеврон оперативника. Я оборачиваюсь на свою куртку, висящую на спинке стула. Сколько лет я носила свой шеврон, если на ткани, где есть небольшой отрезок липучки, сейчас виднеется тёмное пятно?

— Какая кровать не занята? — Марс оглядывает комнату.

Ваня показательно отворачивается к окну. Даня берёт инициативу на себя и по-доброму улыбается новоприбывшему:

— Вон та, — он кивает на когда-то бывшую моей кровать. — Будем знакомы, Марс. — Подходит, протягивает ему ладонь для рукопожатия. — Я Даня, а это…

— Ваня, — произносит сам Марс. — Я вас знаю, вы же оперативники.

Даня усмехается. Марс, тем временем, поворачивает голову на меня:

— Очень жаль, Слав, что так вышло с твоим местом.

— Могу я пошутить о двусмысленности фразы «твоё место»? — не давая мне ответить на любезность, влезает Бен.

То, что он стоим рядом, позволяет мне пихнуть его кулаком в живот.

— Сделаешь это, и я тебе твоё место отобью, — шикаю я. — Спасибо, Марс, я буду в порядке. А тебя с повышением.

Хватаю свою куртку, хлопаю Марса по плечу и, больше не сказав ни слова, выхожу из комнаты. Спускаюсь на первый этаж, там — на улицу, где останавливаюсь у проезжей части. Глубоко вдыхаю носом свежий осенний воздух. Немного помогает: голова остужается, приходит в норму, и я начинаю понимать, что обида, на самом-то деле, исходит не от разума, а от тела, которое звание оперативника заслужило ещё до меня. Возможно, даже кровью.

Я не знаю, как сильно старалась Слава из Дуброва и через что ей пришлось пройти, чтобы стать одной из лучших, но это точно не стоит того, чтобы мне опустить руки. Чувство собственного достоинства, быть может, и не являлось никогда моей сильной стороной, но я привыкла с уважением относиться к чужим заслугам.

Да, мне никогда не стать идеальной до мозга костей Славой из Дуброва, но я должна, должна заставить себя хотя бы попытаться. А в остальном… что ж, от себя всё равно не убежишь, потому что бежать будет некуда.

— Коротышка!

Первым до меня доходит запах табака, а уже потом его создатель. Теперь, когда он стоит совсем близко, я поворачиваюсь к нему лицом.

Бен затягивается, слегка прищуривая левый глаз.

— Я рассказал всё Марку, — сообщает он, выдыхая табачный дым. — Подумал, будет честно, раз уж ты проболталась близнецам.