Империя Страсти

Глава 11

Аспен

Мы встретимся снова, мой красный георгин.

Я просыпаюсь, задыхаясь от несуществующего воздуха. В глазах скапливается влага, а сердце едва не выплескивается на пол.

На секунду я теряюсь в догадках, где нахожусь. Но вскоре воспоминания снова накрывают меня, устойчивые и ужасающие в своей точности. Я почти слышу удар и звук моих подавленных криков боли.

Я поворачиваю голову и вздрагиваю от резкого движения.

Медленно сползая с кровати, я ожидаю, что тень Кингсли появится из ниоткуда и снова повалит меня на матрас.

Я испускаю прерывистый вздох, когда этого не происходит.

Только этот придурок будет заботиться о пострадавшем человеке, размахивая при этом своим дипломом об окончании «Школы ублюдков».

И все же… я смотрю вниз на свое грязное платье и синяки на руках и плече, на карту разрушений по всему телу. И самое яркое чувство, которое переполняет меня, это благодарность.

Если бы не он, я бы потеряла сознание в каком-нибудь неизвестном углу и меня ждала бы участь похуже, чем быть избитой до полусмерти.

Я осторожно выбираюсь из комнаты, пытаясь не впечатлиться особняком.

У этого места есть душа, которую можно почувствовать за километр. Как старый готический собор, в котором прятали скелеты.

Я впервые оказалась в его стенах. Во время свадьбы Гвен я видела только сад этого внушительного здания.

Ранее известное как поместье Блэк Вэлли, это место так же мрачно, как и его нынешний владелец, но у него есть и свои прелести.

Вычурные антикварные колонны принадлежат какому-то архитектурному музею, а мраморный пол отражает изысканный вкус. Здесь так много пространства, коридоров и затейливо украшенных зон отдыха, что легко потеряться в его стенах.

В душе дома витает атмосфера зловещих намерений. Опять же, копия его владельца.

Судя по его весьма публичным разбирательствам по поводу владения особняком, Кингсли испытывает к этому месту сентиментальную привязанность. Поэтому, когда умер его отец и его жена, Сьюзен, унаследовала его, Кингсли пришел в ярость. Тот факт, что он унаследовал почти все остальное, — портфели на миллиарды и более высокую налоговую планку, — не имел для него никакого значения.

Он из тех сумасшедших, которые могут доказать, что его отец в последние годы жизни был в старческом маразме, признать его завещание недействительным, а затем вернуться к самому последнему завещанию до этого, по которому он владеет этим особняком. В конце концов, он родился здесь и должен унаследовать его как представитель десятого поколения клана Шоу.

Пресса изобразила его как «дьявола-дикаря» и добавила стандартные сексистские женоненавистнические черты, потому что он выселил женщину из дома, в котором она прожила большую часть своей жизни.

И хотя все эти прилагательные применимы к этому мудаку по другим причинам, это не тот случай, когда речь идет о Сьюзан.

Я встречала ее несколько раз, когда она появлялась, чтобы поразмять свои несуществующие мускулы в фирме, и это были печальные события, свидетелем которых я предпочла бы никогда больше не быть.

Если бы Кингсли не закончил школу мудаков, мне было бы его жаль. Но, опять же, птицы одного пера слетаются вместе. Так что, возможно, у него и его мачехи подходящая судьба.

Нейт никогда не видел очарования в этом доме, но я вижу. Отчасти это связано с тем, что моя дочь прожила здесь столько лет.

Ноги замирают перед огромной картиной с изображением демонов, пожирающих ангелов. Детали настолько поразительны, что это пугает.

У всех демонов отвратительные лица, рога и кровь на руках, а все ангелы кричат в агонии, когда их пожирают заживо.

Я уверена, что есть версия, где ангелы убивают демонов, но почему я не удивлена, что Кингсли предпочел эту сцену?

Черт, даже на внешних воротах расположен демон.

— Это была последняя картина, которую купила миссис Шоу.

Я вздрагиваю, но скрываю реакцию, когда невысокая женщина с изящными изгибами останавливается рядом со мной. Ее каштановые волосы собраны в консервативный пучок, а сама она одета в классический наряд горничной, который придает ей изысканность.

— Здравствуйте. Меня зовут Марта, и я единственная домработница, которую держит мистер Шоу.

— Я… Аспен.

Я делаю паузу, когда боль вспыхивает в плече, напоминая о нападении.

— Я знаю, — говорит она с теплой улыбкой.

— Вы сказали миссис Шоу, как… какая?

Я указываю на картину, возвращая разговор к ней.

— Миссис Лилиана Шоу. Единственная, кого здесь называют миссис Шоу. Другая просто Сьюзен. — она делает паузу. — Или любые другие красочные имена, которыми мистер Шоу называет ее.

Я фыркаю. Конечно, у него есть красочные имена для всех.

Марта, однако, кажется, не замечает моей реакции, продолжая смотреть на демонов.

— Как только она переехала сюда, Сьюзен попыталась испортить картину. Поэтому мистер Кингсли Шоу спрятал ее в доме мистера Натаниэля Уивера, а затем забрал с собой, когда переехал отсюда в восемнадцать лет. Он привёз ее обратно, когда вернулся пять лет назад.

— Она должна быть очень ценной для него, если он пошел на такие меры.

Но, с другой стороны, для демона вполне логично защищать тех, кто принадлежит к его роду. Ради высшего блага ада и все такое.

— Хотя это может быть правдой, это послание больше, чем что-либо еще. Картина и память о миссис Лилиане останутся здесь. Сьюзен всего лишь неудачная остановка в истории поместья Блэк Вэлли. — Марта улыбается. — Или так говорит мистер Шоу.

Похоже, она слишком рада этому. Что-то подсказывает мне, что Марта из тех служанок, которые питают яростную преданность к Лилиане и, следовательно, к Кингсли. Не удивлюсь, если она шпионила для него, когда Сьюзен являлась хозяйкой дома. Логично, что он одобрил бы ее, когда он никого не одобряет.

Марта поворачивается ко мне лицом.

— Не желаете принять душ? Я приготовила сменную одежду в ванной для гостей.

— Нет. Я лучше поеду домой и займусь работой.

Потому что к черту Кингсли. Он не хочет, чтобы я показывалась в фирме, хорошо, но я могу хотя бы работать дома.

— Сейчас полдень, мисс.

Марта показывает на стеклянные двери, и, конечно, солнце вот-вот зайдет.

Срань господня.

Неужели я проспала целую ночь и день? Такого не было уже… целую вечность. Я сплю по пять часов. Если что-то большее, то об этом нужно сообщать в полицию странностей.

— Будет лучше принять душ. — Марта мягко подталкивает меня к ванной, не обращая внимания на мое нежелание. — Я помогу вам.

— Нет, я могу сделать это сама.

Она качает головой, губы кривятся в улыбке.

— Он упоминал, что вы так скажете.

Я сужаю глаза.

— Что скажу?

— Что вы не примете помощь. Я буду снаружи, если вам что-нибудь понадобится.

Кивнув, она выходит и закрывает за собой дверь, оставляя меня с мутными мыслями, которым я отказываюсь дать название.

Например, как, черт возьми, он так хорошо меня знает, если отстранен от всего и всех?

Принять душ оказывается сложнее, чем вырвать зубы. Но я прохожу через это, шипя и хныча каждый раз, когда вода обжигает раны. Как бы тяжело ни было, я не зову Марту.

Я отказываюсь, чтобы со мной нянчились или обращались как с нежным цветком.

В результате я заканчиваю примерно через сорок минут, чувствуя себя не столько освеженной, сколько солдатом после войны.

Я рада, что одежда, которую она мне дала, это платье и хлопчатобумажные трусики. Удивительно, но они подходят. Платье белое, свободное, с модным разрезом на воротнике, едва доходит до середины бедер. Определенно, слишком короткое для предпочитаемой мной длины.

Аромат ванили окутывает меня, как только я надеваю их, и я выхожу из ванной, не потрудившись высушить волосы.

Марта стоит там, сцепив руки друг над другом.

— Это… одежда Гвен?

— Да. Уверена, она не будет против.

Мое сердце сжимается, и, хотя мне приходится натягивать платье, чтобы оно прикрывало больше, чем мой зад, я не думаю снимать его.

Это может показаться жутким, но я хочу чувствовать ее запах рядом, даже если это будет вот так.

Внезапно, мне так сильно ее не хватает.

А может, это вовсе не внезапно. Даже когда я думала, что она умерла, я все равно скучала по ней всеми фибрами своего существа.

В кошмаре, который приснился мне недавно, мой отец шел убивать меня, и все, о чем я могла думать, это то, что я снова бросила ее.

То есть, да, сейчас она старше, замужем и, возможно, не нуждается в матери, но она нужна мне.

И всегда была нужна.

Память о ней — это то, что поддерживало меня на протяжении десятилетий. С тех пор, как я сбежала из дома и проложила свой собственный путь, как катящийся камень.

— Хотите посмотреть ее комнату? — спрашивает Марта.

— Вы имеете в виду комнату Гвен?

— Да. Она забрала почти все, что считает ценным, но здесь остались несколько ее вещей, если вы хотите осмотреться.

— С удовольствием.

Хотя мне не хотелось бы, чтобы Кингсли уволил женщину за это, я бы не упустила шанс совершить экскурсию по месту, которое моя дочь называла домом.

Марта произносит речь, достойную магната недвижимости, пока она сначала показывает мне все вокруг. Она проходит мимо комнаты и кабинета Кингсли. Даже не потрудившись открыть их двери.

Затем показывает на комнату Гвен.

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Мне нужно приготовить ужин.

Я благодарю ее, и она кивает, продолжая заниматься своими делами.

Мои жадные глаза рассматривают убранство комнаты в стиле принцессы. Кружевное покрывало на кровати, муслиновая занавеска вокруг. Обои с ванильными орхидеями — ничего удивительного.

На самом деле, вся ее комната в ванильной тематике, от ковра до дверей гардеробной, даже письменный стол и разноцветные ручки.

Она определенно более девчачья, чем я когда-либо была. Не уверена, с кого она берет пример. Точно не с меня или ее отца.

Возможно, с Кэролайн. Она напитала меня своей дурацкой пушистой энергией еще до того, как я узнала, что беременна.

Я сажусь на кровать, провожу рукой по покрывалу, потом замечаю фотографию в рамке на ее прикроватной тумбочке.

Судя по одежде и шляпе, она была сделана в день ее школьного выпускного.

Кингсли держит ее за талию в воздухе, будто она летит, а Гвен безудержно смеется.

Они смотрят друг на друга с такой любовью, что это разрезает меня на части. К тому моменту я уже познакомилась с ней и классифицировала ее как дочь этого мудака.

Мне и в голову не приходило, что она и моя дочь тоже, и что я упустила момент ее жизни, который уже никогда не вернуть.

Я провожу пальцами по ее лицу, чувствуя, как горькие эмоции собираются в моих глазах.

Случайно я касаюсь лица Кингсли, и это меня пугает. Не сам контакт, не то, насколько он незаконно привлекателен, а то, что сейчас я не могу его ненавидеть.

Если бы не он, Гвен не выросла бы в прекрасную молодую леди, которой она является. Нужно быть каменным человеком, чтобы растить ребенка в одиночку с семнадцати лет.

Ты не должна боготворить того, кого ненавидишь, сучка. Я слышу голос Кэролайн в своей голове и кладу рамку на место.