Любовь на уме

Глава 11

— Леви? Не мог бы ты прислать мне новости по…

— Чертежи на сервере, — бормочет он, зажав между зубами миниатюрную отвертку. Он не поднимает глаз от кучи проводов и пластин, над которыми работает.

В пятницу уже девять. Все остальные ушли. Мы одни в инженерной лаборатории, как и большинство вечеров на этой неделе, в том, что я стала считать нашей Враждебной Компанейской Тишиной. Она очень похожа на другие виды молчания, за исключением того, что я знаю, что не нравлюсь Леви, а Леви знает, что я знаю, что не нравлюсь ему, и что он не нравится мне в ответ. Но он не поднимает эту тему, и я не думаю об этом. Потому что у нас нет причин для этого.

Так что, да. Наша Враждебная Компанейская Тишина — это, по сути, обычная компанейская тишина. Мы сидим лицом друг к другу за разными столами. Мы приглушаем свет, чтобы видеть очертания деревьев за окном. Мы сосредоточены на своих задачах. Время от времени обмениваемся комментариями, мыслями, сомнениями по поводу BLINK. Мы могли бы делать то же самое из своих офисов, но поднять глаза от ноутбука и задать вопрос устно — это лучше, чем написать его по электронной почте. Печатать «Привет, Леви» и «Привет, Би» — это такая морока.

К тому же, Леви собирает закуски. Он приносит их на работу для себя, но он не умеет определять порции и всегда делает слишком много. До сих пор у меня была домашняя смесь, гуак и соленые лепешки, рисовые лепешки, попкорн, чипсы из лаваша с фасолевым соусом и около четырех видов энергетических шариков.

Да, он готовит лучше, чем я когда-либо буду.

Нет, я не слишком горда, чтобы принимать его еду. Я не слишком горда, чтобы принимать чью-либо еду.

К тому же, я пробыла в Хьюстоне месяц, и мы уже близки к рабочей версии прототипа. Я заслужила немного праздничного надувания лица.

— Старый чертеж на сервере, а не новый.

Он вынимает отвертку изо рта. — Так и есть. Я положил его туда.

— Это не тот файл.

Он смотрит вверх. — Не могла бы ты проверить еще раз, пожалуйста?

Я закатываю глаза и тяжело вздыхаю, но подчиняюсь. Потому что сегодня он приготовил энергетические шарики из темного шоколада и арахисового масла, и они были потрясающе вкусными. — Готово. Все еще нет.

— Ты уверена?

— Да.

— Оно должно быть там. — Он бросает на меня нетерпеливый взгляд, как будто я отрываю его от важнейшей задачи по обеспечению безопасности ядерных кодов страны.

— Это не так. Хочешь поставить на это что-нибудь?

— На что бы ты хотела поставить?

— Посмотрим. — Его лицо, когда он поймет, что я права, будет лучше, чем секс. Лучше, чем секс с Тимом, уж точно. — Миллион долларов.

— У меня нет миллиона долларов. А у тебя?

— Конечно, есть, я же младший научный сотрудник. — Он хихикает. Что-то трепещет внутри меня, но я игнорирую это. — Давай поставим на Шредингера.

— Я не буду ставить своего кота.

— Потому что ты знаешь, что проиграешь.

— Нет, потому что моему коту семнадцать лет и он нуждается в регулярной ручной экспрессии анальных желез. Но если ты все еще хочешь его…

Я делаю лицо. — Нет, я в порядке. — Я барабаню пальцами по своим бицепсам, размышляя, что еще есть у Леви, чего я хочу. Я могла бы заставить его готовить для меня каждый день в течение месяца, но он вроде как уже делает это, не осознавая. Зачем менять то, что работает? — Если я выиграю, ты сделаешь татуировку.

— Что?

— Козла. Живого, — великодушно добавляю я.

— Не могу.

— Почему?

— У меня уже есть один.

Я смеюсь. — О, у меня есть идея! Твоя кружка? Та, на которой написано «Йода — лучший инженер»?

— Да?

— Я хочу такую же. Но на ней должно быть написано «нейробиолог», конечно.

Он поднимает одну бровь. — Это эквивалентно тому, как если бы кто-то купил себе кружку «Лучший в мире босс». Поздравляю, вы официально Майкл Скотт из NASA.

— И горжусь этим. Хорошо, — говорю я, разворачивая свой компьютер так, чтобы он видел. — Договорились. Приходи и удивляйся отсутствию чертежей на сервере.

— Подожди. А как же я?

— Что насчет тебя?

— Что ты будешь делать, если я выиграю?

— О. — Я пожимаю плечами. — Все, что захочешь. Я в любом случае права. Хочешь мой с трудом заработанный миллион долларов?

— Нет. — Он качает головой, задумчивый.

— Может, мне приехать и экспрессировать анальные железы бедного Шредингера на время моего пребывания в Хьюстоне?

— Заманчиво, но Шредингер очень скрытен в отношении своего ануса. — Он постукивает по своему мужественному, точеному подбородку. А? Почему я вообще это замечаю? — Если я выиграю, ты запишешься на 5 км здесь, в Хьюстоне.

Я пожимаю плечами. — Конечно. Я запишусь на…

— И ты пробежишь его.

Я разразилась смехом. — Ни за что.

— Почему?

— Потому что я сейчас на четвертом этапе своей программы и все еще не могу пробежать больше полумили, не упав в обморок. Бег на 5 километров звучит примерно так же приятно, как кровопускание. Пиявками.

— Я побегу с тобой.

— То есть, ты будешь идти рядом со мной со своими семидесятимильными ногами?

— Я буду тренировать тебя.

— О, Леви. Леви. Ты милое летнее дитя. — Я показываю на себя. Сегодня на мне пирсинг в носу, галактические леггинсы и белая майка. Мои фиолетовые волосы распущены по плечам. Я уверена, что одна из моих татуировок на спине видна. Все во мне кричит о криптоните Леви. — Видишь это тощее, низкорослое, без мышц тело? Оно создано для жизни в паразитическом симбиозе с диваном. Оно сопротивляется тренировкам с силой многих миллионов Ом.

Леви действительно смотрит на мое тело в течение значительного времени, но потом отводит взгляд, покраснев. Бедный парень. Должно быть, это тяжелое зрелище для него. — Это не имеет значения, не так ли? Раз ты уверена, что победишь?

— Да. — Я пожимаю плечами. — Договорились. Приходи, почувствуй горечь поражения.

Он действительно приходит, шагает к моей скамейке в несколько шагов на этих смешных ногах длиной в семьдесят миль. Однако он не останавливается перед ноутбуком, который я удобно развернула для него. Вместо этого он обходит скамейку, встает позади меня, а затем отодвигает компьютер в нашу сторону. Полагаю, для того, чтобы я могла лучше наблюдать за его предстоящей резней. — Не могу дождаться, чтобы выпить твои слезы из моей новой кружки, — пробормотала я.

— Посмотрим. — Он опирается левой рукой о скамейку, а другой хватает мышь. Даже на моем высоком табурете он все равно на много дюймов выше меня, фактически приковывая к месту. Это должно вызывать чувство неловкости, удушья, но он оставляет мне достаточно места, чтобы я не возражала. К тому же, я знаю, что это ничего не значит. Потому что он — Леви. А я — Би. На самом деле, это почти приятно, тепло, которое он излучает при работающем кондиционере. Он мог бы сделать успешную вторую карьеру в качестве утяжеленного одеяла.

— Это странно. — Я слышу хмурость в его голосе. — Папка пропала.

— Может ли кружка быть на двадцать унций?

— Она должна быть здесь. — Он наклоняется вперед, и его подбородок задевает макушку моих волос. Это не ужасно. Даже наоборот. — Я сохранил ее.

— Может, тебе это приснилось? Иногда по утрам мне кажется, что я встала и почистила зубы, хотя я все еще в постели. Хотя с новой кружкой у меня будет дополнительная мотивация проснуться пораньше и выпить кофе.

— Странно. — Жаль, что он не обращает внимания на мое злорадство. У меня это неплохо получается, если я сам так говорю. — Смотри. — Он быстро набирает текст, внутренние стороны его локтей касаются моих верхних частей рук, вызывая интерфейс журнала. — Видишь? Кто-то — я — сохранил файл в 13:16. Затем в 16:23 кто-то другой удалил его…

Я сразу понимаю, к чему он клонит. Я отклоняю шею назад, чтобы посмотреть на него, а он уже смотрит вниз с высоты двух дюймов. Боже, его глаза. Он изобрел новый зеленый цвет. — Это была не я! — пролепетала я.

— Сколько ты хочешь за моего кота?

— Значительно меньше теперь, когда я знаю о его колоректальных проблемах.

— А кружка?

— Много, но клянусь, это не я!

Он скептически хмыкает. Я чувствую его дыхание на своем лице. Мятное, с нотками арахисового масла. — Я склонен тебе верить, но только потому, что это не первый раз.

— Что вы имеете в виду?

— Список частот для теменных электродов, который ты прислала мне вчера? Тот, который ты отправила по электронной почте и положила на сервер? Его там не было.

Я нахмурилась. — Но я его туда положила.

— Я знаю. Инженеры тоже жаловались на пропавшие и неправильно размещенные файлы, на поврежденные вещи. Много всяких мелочей.

— Наверное, ошибка сервера.

— Или люди напортачили.

— Ты можешь сказать, кто переместил файл?

Он набирает еще несколько штрихов. — По логам — нет. Система не так закодирована. Ты знаешь, что она может сделать? — Я качаю головой, ударяясь о какую-то точку на его груди. — Она может сказать мне, куда был перемещен файл, и если он все еще находится на сервере, но в другой папке. Что в случае с чертежами, — он нажимает пробел и открывает изображение, — вот здесь.

— О, отлично. Это именно то, что я… — Мои зубы щелкают, когда я закрываю рот. — Подожди минутку.

— На какие 5 км мы должны записаться? — Он проводит языком по внутренней стороне щеки. — Обычно в июне проходит забег на космическую тематику…

— Ни за что. — Я кручусь вокруг. — Папка была не там, где должна была быть.

— По условиям пари, файл должен быть на сервере. — Он одаривает меня довольной улыбкой. — Спорим, ты рада, что я не согласился на анальное выражение.

— Ты же знаешь, я имела в виду в определенной папке.

— Как жаль, что ты тогда не уточнила. — Он кладет руку мне на плечо в насмешливом заверении — я всерьез подумываю откусить ее — и это смешно, насколько каждая его часть карликовее каждой моей части. Также смешно? То, как эти глупые навязчивые мысли о его теле, прижатом к моему, не дают покоя. И то, что он так близко, напоминает мне о его бедре, протискивающемся между моих ног, твердом и настойчивом на стыке моих…

— Что вы двое делаете?

Борис стоит у входа в лабораторию, и мой первый инстинкт — оттолкнуть Леви и закричать, что ничего не случилось, ничего не произошло, мы просто работали. Но расстояние между нами вполне подходящее. Просто мне кажется, что это не так, потому что Леви такой большой. И теплый. Потому что он — Леви.

— Мы как раз собирались записаться на 5 км, — говорит он. — Как дела, Борис?

— 5 км, да? — Он стоит под дверной рамой, изучая нас со своим обычным усталым выражением лица. — Вообще-то, я пришел с новостями.

— Плохие новости?

— Не очень.

— Значит, плохие.

Борис подходит ближе, держа в руках распечатку. — Вы, ребята, планируете пойти на Human Brain Imaging?

HBI — одна из многих академических конференций по нейронауке. Она не особенно престижна, но за годы своего существования приобрела репутацию «тусовочной»: она проходит в веселых городах, с множеством сателлитных мероприятий и спонсорской поддержкой индустрии. Это место, где молодые, модные нейробиологи общаются и напиваются вместе.

Но я не хип. А Леви не нейробиолог. — Нет, — говорю я Борису. — Где она будет в этом году?