Помнишь, я тебя любила? Забудь!

Глава 27. Паутина лжи

Когда мы проходим досмотр, я неожиданно понимаю, что у меня с собой нет вообще никаких вещей. Даже зубной щетки. Я уже молчу о сменной одежде, белье, зарядке для телефона, утюжке для волос, косметики… Список можно продолжать долго.

И самое главное: что мне сказать маме и Саше?????

Глеб продолжает тихо надо мной посмеиваться. С одной стороны, мне хочется влепить ему пощечину за такую шутку, но, с другой, я рада, что он сейчас немного отвлекся от грустного повода, из-за которого мы едем в его родной город.

У выхода на посадку я оставляю Глеба одного и отхожу в сторону. Теперь пришла моя очередь звонить и писать множество сообщений. Первой я набираю маме.

— Да, Катюша. Ты звонишь мне ругаться? Я просто подумала, что вам с Глебом все-таки стоит еще один раз поговорить…

— У мамы Глеба инсульт случился, она в больнице, — перебиваю родительницу.

— Господи, — ахает она. — Все-таки я не ошиблась, у нее прединсультное состояние было. Глеб обращался ко мне недавно…

Я снова ее перебиваю.

— Да, я в курсе, он мне рассказал.

— Скажи ему, чтобы прислал мне все заключения и назначения врачей.

— Да, я сказала. Я в общем, вот по какому поводу…

Я запинаюсь. В этот момент на весь терминал включается объявление о начале посадки на какой-то рейс.

— Катюша, а ты где? — Мама его, видимо, слышит.

— Я в аэропорту с Глебом.

— Ты поехала его проводить? Правильно.

— Не совсем…

— В смысле?

— Ну, то есть, да, я сначала поехала его проводить, а потом так случайно вышло, что я лечу с ним в Пермь… Ему нужно помочь присмотреть за братом и сестрой, пока мама в больнице. В общем, это долгая история, не спрашивай. Мне нужны деньги, так как у меня с собой нет вообще никаких вещей. Придется идти там покупать.

Я выпаливаю всё очень быстро и замолкаю. На том конце провода повисает тишина на несколько мучительно долгих секунд. Я уже готовлюсь выслушать от мамы гневную тираду.

— А в университете проблем не будет? — Это совсем не то, что я ожидала от нее услышать.

— Надеюсь, что нет… В конце концов за несколько дней прогулов не отчисляют.

— Хорошо, я перечислю тебе сейчас деньги на карточку.

— Спасибо, бабушке я скажу, что побуду у вас.

— Хорошо. Напиши, когда сядешь в самолет и когда приземлишься.

— Да, обязательно.

— Давай, Катюша, и напомни Глебу прислать мне всю информацию.

— Ага. Мам… — Я запинаюсь и замолкаю.

— Да, дочь?

Я крепко зажмуриваюсь.

— Можешь, пожалуйста, не рассказывать об этом дяде Вове и Саше? Особенно Саше.

В трубке снова повисает молчание.

— Почему Саше нельзя знать, что ты куда-то улетела со своим парнем? — Произносит это спокойно, но я все-таки различаю небольшие нотки сарказма.

— Мам, пожалуйста, не спрашивай…

— Почему?

— Просто не спрашивай.

Я уже чуть не плачу. Мне ведь сейчас еще нужно что-то сочинить для Саши…

Родительница тяжело вздыхает.

— Ладно. Не забудь мне написать.

— Да.

Я кладу трубку с совершенно гадким ощущением на душе. Быстро печатаю бабушке сообщение о том, что побуду у родителей, а затем звоню Ленке.

— Кать, ты не вовремя. У нас со Степой полчаса до возвращения его родителей из театра. Я тебе перезвоню.

— Лена, это срочно! — Кричу в трубку.

Да сегодня просто день обломанного секса. Сначала у меня и Глеба, потом у его соседа по комнате с девушкой, а теперь еще и у Ленки со Степкой.

— Что случилось?

— Я улетаю в Пермь вместе с Глебом. Долго рассказывать. Мне нужно алиби перед Сашей.

— Чтооо? — Голос подруги тут же становится серьезным. — Выкладывай мне все немедленно.

Ленкино любопытство берет верх над похотью.

— Если коротко, то моя мама подстроила мне случайную встречу с Глебом, мы с ним чуть было не занялись сексом в туалете ресторана, когда ему вдруг позвонили и сказали, что у его мамы случился инсульт, и она в больнице. Я спросила, как я могу ему помочь, он ответил, что поехать с ним и присмотреть за его младшими братом и сестрой. И вот я лечу в Пермь, у меня с собой нет вообще никаких вещей, и мне срочно нужно придумать отмазку для Саши.

На том конце провода повисает звенящая тишина.

— Блин, Кать, ну ты даешь…

— Знаю… Лен, я влипла конкретно. Я вообще не знаю, что мне делать. Ты представляешь, мы с ним чуть не занялись сексом в общественном туалете! Я расстегнула ремень на его джинсах! А теперь, блин, я лечу к нему домой. И это при том, что у меня есть Саша.

Слезы все-таки текут по щекам, и я громко всхлипываю в трубку.

— Кать, не плачь. Секса же в итоге не было.

— Но мы целовались, он трогал мою грудь, а я его пресс. И я сама расстегнула его ремень.

Подруга снова молчит, и я лишь слышу ее тяжелое дыхание.

— Ну, Саше об этом знать необязательно. — Наконец, изрекает.

— А как я ему в глаза смотреть буду??

— Да так же, как и раньше.

— Я так не могу, Лен… Я ему все расскажу, и Саша меня никогда в жизни не простит.

— Надо смочь, Катя, если ты хочешь с ним быть. Мужчины же изменяют своим женам, ничего им не рассказывают и живут в своих семьях долго и счастливо. Почему женщинам нельзя так же?

— Саша не изменяет.

— Это не важно. В целом, мужчины больше способны на измену, чем женщины.

— Мне не важны какие-то там мужчины, мне важен Саша, а он мне не изменяет.

— Кать, что сделано, то сделано. Ты не можешь открутить время назад и вернуться в тот туалет. Надо думать, что теперь делать дальше.

Мне иногда кажется, что на философском факультете учится Ленка, а не я.

— Мне нужно что-то сочинить для Саши. Завтра мы договаривались идти в бар с его друзьями. Я не могу сказать ему, что улетаю с Глебом.

— А на сколько ты летишь в Пермь?

— Пока не знаю, я не брала обратный билет. Наверное, где-то на неделю, но точно не могу сказать.

— Скажи, что я заболела и тебе нужно меня навестить.

— Не подойдет. Мы же с ним и по будням видимся. Мне нужно сказать ему, что я уезжаю на неделю, но придумать, куда именно.

Лена молчит, и я через телефон чувствую, как она напряженно думает.

— Скажи, что я заболела, а мои родители уехали, поэтому ты будешь ухаживать за мной все выходные. А в понедельник заяви, что у тебя студенческая экскурсионная поездка в другой город, просто ты его забыла о ней предупредить.

— Да, пожалуй, так и сделаю. Спасибо, Лен.

— Не за что. Держи меня в курсе. И удачи, Кать. Пока.

— Пока.

Я вытираю лицо от слез и решаю написать Саше сообщение, а не звонить, потому что тут то и дело крутят объявления о начале или завершении посадки, а также зовут опоздавших пассажиров.

«Саша, моя Лена очень сильно заболела, а ее родители в командировке. Я сейчас еду к ней, надо будет поухаживать за ней на выходных. Ничего, если я завтра пропущу встречу с твоими друзьями? Очень скучаю по тебе, но не могу бросить Ленку»

«Все в порядке, Котенок, конечно. Очень жду нашей встречи, целую тебя»

«И я тебя. Перед сном тогда сегодня не звони, Лена, наверно, будет спать»

«Хорошо, завтра позвоню»

«Буду ждать. До завтра»

«До завтра»

Еще никогда я не чувствовала себя такой дрянью и сволочью, как сейчас. Это не какой-то там парень, которого я увела у другой девушки со скуки. Это Саша. Мой Саша, которого я люблю и с которым я всегда мечтала быть.

Я медленно плетусь к Глебу и опускаюсь на сиденье рядом с ним.

— Ты плакала? — Он задает этот вопрос, даже не глядя на мое лицо.

— С чего ты взял?

— Видел.

Я стояла в метрах двадцати от него.

— У тебя хорошее зрение, — хмыкаю.

— Не жалуюсь.

Повисает тишина, а потом он спрашивает так же, не смотря на меня:

— Это из-за него?

— Да.

— Ты не сделала ничего противозаконного.

— Всего лишь изменила ему.

Глеб шумно вздыхает и теперь поворачивает голову ко мне. Я продолжаю смотреть прямо перед собой, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Глеб обнимает меня и притягивает к себе.

— Ты правда ждала от меня звонка? — Спрашивает совсем тихо на ухо.

— Правда.

— Разве это нормально, если у тебя есть парень, с которым ты счастлива?

— Нет.

— Может, это означает, что не так уж ты с ним и счастлива?

— Может.

Это короткое слово из пяти букв — признание самой себе. Признание, от которого я бежала весь этот месяц с Сашей.

— Зачем ты себя так мучаешь, Кать?

Он целует мою шею, а по телу снова волна мурашек.

— Глеб, пожалуйста, не надо. Я и так дерьмово себя чувствую.

— Прости, не удержался…

Он отстраняется от меня, а я быстро вытираю побежавшие по лицу слезы.

— У меня нет с собой вообще никаких вещей.

— Завтра утром я отведу Арину и Даню в школу, а потом мы с тобой пойдем в торговый центр и купим все, что тебе нужно. У тебя теплый пуховик?

Глеб тянется к моей верхней одежде, трогает и рассматривает ее.

— Довольно теплый. Сапоги у тебя зимние?

— Да. У вас там сильно холодно?

— Да, холоднее, чем в Москве.

Начинается посадка на наш рейс, и мы проходим в самолет. Я стараюсь, как могу, отвлечься от мыслей о том, что я подлый и ужасный человек, не заслуживающий того, чтобы смотреть в глаза Саше. Думаю, как буду помогать Глебу с маленькими детьми и собакой.

Боюсь, что помощница из меня фиговая, потому что у меня никогда не было младших братьев и сестер, я не умею готовить и я ненавижу домашних животных, потому что мой папа погиб, спасая щенка из горящей квартиры. Обо всем этом я совсем не подумала, когда покупала билет из искренних побуждений помочь Глебу.

А еще очень странно, что Глеб ни слова не говорит о своем папе. Мама в больнице, брат и сестра у соседки, помогать присматривать за ними буду я. А папа где? Может, у него нет отца? Набираюсь смелости и задаю вопрос:

— У тебя только мама? Папы нет?

— Нет, он умер четыре года назад. Сильно болел.

Я сегодня, конечно, просто мастер бестактных вопросов.

— Прости, я не знала. Соболезную.

— Спасибо.

Глеб поворачивает ко мне голову и смотрит, будто тоже хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Мы уже заняли наши места, я сижу у окна, а Глеб рядом. Самолет громко гудит, готовясь к взлету.

— А что насчет твоего папы? — Все-таки спрашивает.

— Погиб, когда мне было восемь лет.

— Прости меня за тот комментарий в ресторане про то, что ты в папу. Я почему-то думал, что твои родители в разводе.

— Все в порядке. И, знаешь, я была бы очень рада быть похожей на своего папу.

Я выдавливаю из себя улыбку.

— Ты его помнишь?

— Да, но не очень хорошо.

— Я боюсь, что брат и сестра не будут помнить отца. Им было шесть лет, когда он умер.

— А ты рассказывай им про него, фотографии показывай. Нужно постоянно напоминать, иначе детская память действительно ничего не сохранит.

— Тебе рассказывали?

— Да, и мама, и бабушка по папе, с которой я живу.

Самолет набирает скорость и отрывается от земли. Я зажмуриваю глаза и сжимаю кулаки. Ненавижу момент взлета. Для меня он самый страшный.

— Ты боишься? — Глеб спрашивает на ухо.

— Да.

— Иди ко мне.

Он обнимает меня обеими руками, укладывая голову на своей груди. Я не сопротивляюсь. Глеб гладит меня по волосам и перебирает их пальцами. И сейчас у меня, наверное, впервые за все время со смерти папы появилось ощущение, что меня понимают.