Помнишь, я тебя любила? Забудь!

Глава 36. Подвиг

Когда я заявляюсь домой глубокой ночью, бабушка аж подскакивает от страха. Я совсем забыла, как перед отъездом наплела ей, что буду гостить у родителей.

— Катюша, что-то случилось? — Смотрит на меня испуганно, когда я раздеваюсь в прихожей. Она сонная вышла из своей комнаты на шум.

— Нет, ба, все хорошо. Я с друзьями гуляла, решила сюда ехать, а не к родителям.

— Ну понятно… — Пристально меня рассматривает. В самолете я не сдержалась и снова разревелась. Теперь мое лицо красное от слез, а тушь размазана по щекам. — Ладно, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Люблю свою бабушку за то, что она не лезет в душу с расспросами.

Но утро не становится мудренее вечера. Всю субботу я провожу в кровати, вяло переписываясь с Сашей. Он думает, что я все еще в Питере. Я говорила ему, что вернусь домой в понедельник вечером. А на вторник у нас с ним назначена встреча.

В воскресенье ко мне домой приезжает Ленка, и я рассказываю ей все от начала и до конца, периодическая рыдая в ее жилетку. Подруга мужественно меня выслушивает, подаёт мне бумажные салфетки, чтобы я высморкалась, а потом идёт заваривать мне успокаивающий чай.

— И что ты теперь думаешь делать с Сашей? — Спрашивает, когда я наконец-то перестаю всхлипывать.

— Ну а что мне еще делать, Лен? Расскажу ему все, как есть.

— Ты уверена, что стоит это делать?

— А как иначе?

— Может, промолчишь? Да, ты ему изменила, это очень плохо и подло. Но все люди ошибаются. А эта ошибка может стоить тебе отношений с любовью всей твоей жизни. Мерзавец из твоей жизни ушёл, а Саша так или иначе будет в ней всегда. Ты опять теперь будешь от него бегать и прятаться, как раньше?

Я вытираю ладонью снова побежавшие по лицу слезы.

— Нет, бегать и прятаться я от него больше не буду, это совершенно точно. Хотя как раз-таки сейчас для этого повод есть.

Лена качает головой.

— Подумай хорошо до вторника, Кать. Ты столько лет его любила, столько лет мечтала с ним быть… Да вся твоя жизнь вокруг Саши крутилась, а сейчас ты своим чистосердечным признанием запорешь то хрупкое, что между вами возникло. Да, Глеб был ошибкой, но и Саша тебе еще не муж, чтобы громко кричать вот прямо об измене. У вас еще даже секса не было. Так, несколько свиданий и поцелуев.

Подруга крепко меня обнимает и уходит, а я иду отмокать в горячую ванну с пеной. Завтра в универ после недельного прогула, послезавтра встреча с Сашей, на которой я должна буду или во всем ему признаться, или промолчать и продолжить с ним отношения, как ни в чем не бывало.

Может, Лена права и свидания и поцелуи с Сашей в течение месяца еще сложно назвать полноценными отношениями, чтобы можно было считать, что я ему изменила? Я же могу просто присматриваться к двум парням одновременно, чтобы в итоге выбрать того, кто лучше? А лучше оказался Саша.

Впрочем, я всегда это знала, вот только все равно меня тянуло к Мерзавцу. Даже сейчас, когда я вспоминаю наши поцелуи в его кровати, у меня по телу пробегает дрожь. Это было просто неописуемое удовольствие — спать в его объятиях, всю ночь вдыхать его запах, а утром сквозь сон почувствовать прикосновение его губ к моей обнаженной коже. Никогда и ни с кем мне не было так сладко, как с Глебом.

Вот только чем слаще были поцелуи, тем больнее потом оказалась жестокая реальность. Он хоть и держался со всеми телками довольно отстранённо, но все же ни одну из них не осадил. А они липли к нему, даже зная, что я его девушка. Ну и Соня эта, которая появилась, как королева. Я на ее фоне была настолько жалкой, что до сих пор слезы выступают, когда вспоминаю. А мой побег из-за стола только лишний раз подтвердил, что она меня уделала.

Да пошло оно все в задницу! Моя жизнь продолжается!

В понедельник я нарядно одеваюсь, крашусь, укладываю волосы и еду в универ. Для середины декабря на улице очень хорошая погода: слегка плюсовая температура, совсем нет снега и сухая земля. Конечно, перед Новым годом хочется настоящей зимней сказки, но мне хватило сугробов и морозов в Перми, так что сегодняшний ясный день меня только радует.

Правда, ровно до того момента, пока я не подхожу к зданию, в котором расположен мой факультет. Потому что там у дверей стоит Мерзавец.

— Катя, я не отпущу тебя, пока ты со мной не поговоришь, — хватает меня за руку и очень резко притягивает к себе. Настолько резко, что рядом курящие студенты, на нас оглядываются.

— Глеб, тебе не следовало ехать вслед за мной. Если бы ты еще остался со своей мамой, то было бы больше пользы, чем от нашего разговора.

— Катя, пожалуйста, — говорит с нажимом, крепко держа меня за талию. — Я клянусь тебе, что не знал о том, что ее позвали на эту встречу. Я клянусь тебе, что не танцевал с ней. И я клянусь тебе, что мне наплевать с высокой колокольни на всех моих одноклассниц вместе взятых. Катя, мне нужна только ты.

Глеб притягивает меня к себе вплотную и крепко обнимает.

— Пироженка, я люблю тебя. — Говорит мне на ухо. — Только тебя одну.

Его приглушённый голос пробирает до костей. Проклятый ком уже образовался в горле, глаза предательски защипало. А ведь так хорошо начиналось это утро.

— Глеб, вся та ситуация была слишком унизительной для меня. — Я на секунду замолкаю, чтобы унять дрожь в голосе от выступивших на глазах слезах. — Тебе, может, и плевать на твоих одноклассниц, но ты ничего не сделал для того, чтобы осадить их и обозначить им границы дозволенного.

— Прости меня, Кать. Я просто хотел быть с ними деликатным. Я знаю, что их понесло не в ту сторону, и ты права, я должен был это пресечь. Прости меня, пожалуйста. Я клянусь тебе, что это больше не повторится. — Глеб слегка отклоняется от меня и касается одной ладонью моей щеки. — Пироженка, мне кроме тебя никто не нужен.

Я не могу сдержать нервного смеха.

— Надо же, как у тебя все просто. Накосячил, извинился и живем дальше. А я вот не могу такое простить. Ты даже не представляешь, как я чувствовала себя в тот вечер. Как будто я пустое место. Ты даже не разговаривал со мной.

— Потому что эти дуры меня уболтали!

— Ну вот иди и болтай с ними.

— Они мне не нужны, мне нужна ты.

— Если бы я была нужна тебе по-настоящему, ты бы не допустил такой ситуации. Ты привёл меня к незнакомым людям, в незнакомую компанию и даже не побеспокоился о том, чтобы я чувствовала себя комфортно.

— Я клянусь тебе, что больше это не повторится.

Я отрицательно качаю головой.

— Я добавила тебя везде в чёрные списки, так что даже не утруждайся звонить и писать мне. И не ищи больше со мной встречи: не приходи ни к моему факультету, ни ко мне домой, ни еще куда-то, где я бываю. — Я снимаю с себя руки Глеба. — Я не желаю тебя больше видеть никогда.

Я говорю эти слова очень уверенно, разворачиваюсь и быстро забегаю в здание. Но это только внешне я так непоколебима, а внутри у меня сердце разрывается. Быстро забегаю в туалет, закрываюсь в кабинке и вытираю побежавшие слезы.

Спокойно, Катя, спокойно. Ты приняла правильное решение. У тебя все равно с ним ничего не выйдет. Вокруг него всегда будут левые телки, а Соня будет приходить на все последующие встречи выпускников. Зачем тебе это?

Я поправляю у зеркала макияж и иду на занятия. Но как бы я ни пыталась слушать преподавателя, в голове то и дело прокручиваются минувшие события. Еще в пятницу утром мы с Глебом проснулись счастливые в обнимку, и он тут же полез снимать с меня белье, а уже в пятницу вечером я глотала слезы и покупала билет домой, не желая видеть его никогда в своей жизни.

Как же быстро все в нашей жизни меняется…

После второй пары у меня перерыв полчаса, и я направляюсь в столовую. Идя по коридору, я замечаю, что студенты с моего факультета как-то странно на меня смотрят. Кто-то посмеивается, кто-то просто перешептывается, а кто-то нагло на меня глазеет.

Осторожно тянусь в сумочку за зеркальцем и смотрюсь в него. Так, с лицом все в порядке. Месячных у меня сейчас тоже нет, так что протечь я не могла.

Чего все на меня пялятся???

У большого окна, выходящего на центральный вход в здание толпятся студенты. Некоторые из них что-то фотографируют и смеются.

— Кать! — Кричит Ритка Самсонова, только отошедшая от окна. — Ну он учудил. Его же отчислят за это! — И смеется.

Нехорошее предчувствие толкает меня к этому окну. Протиснувшись через толпу, я смотрю вниз.

Мамочки, только не это…

На асфальте у входа в здание написано красной краской:

Катя Ларинова, я тебя люблю.

Прости меня.

Глеб

Мое сердце падает в пятки, когда я это читаю.

— Чувак вообще бесстрашный походу, — смеется какой-то парень сбоку. — За вандализм же моментально вышвыривают из универа.

На негнущихся ногах я разворачиваюсь и спешу побыстрее отсюда убраться. За неуспеваемость из МГУ отчисляют только уж совсем конченных дебилов. Нужно не сдать все предметы разом, чтобы вылететь из универа. Но вот за что из МГУ отчисляют очень легко — так это за курение в стенах университета и за вандализм.

Если написать на парте ручкой слово «член» за это, конечно, ничего не будет. Но вот если эту самую парту сломать, или разбить окно, или разрисовать стены — отчисление гарантировано. Были два придурка на моем факультете, которые подрались в общаге и выбили дверь из петель. Из универа вышвурнули обоих моментально.

А Глеб написал это на асфальте прямо перед входом в мое здание. Не на тротуаре чуть поодаль, который принадлежит городу, а на асфальте, который считается территорией университета. Это вандализм.

Еще и мою фамилию указал. Придурок.

— Кать! — Ритка догоняет меня на лестнице вниз. — Что это было?

А ей уже не терпится перемыть косточки.

— Я не знаю, Рит.

— Так вы с ним вместе?

— Нет.

— А Алина говорила, что ты ездила с Глебом к нему домой. У него мама вроде заболела.

Господи, нет ничего хуже, чем когда главная сплетница твоего факультета дружит с двоюродной сестрой парня, с которым ты пыталась строить отношения.

— Его же наверняка отчислят за это. — Продолжает меня преследовать. — Это же асфальт на территории вуза.

Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь к ней.

— Рита, что ты от меня хочешь услышать?

Она осекается.

— Ну не знаю… Просто это же Яковлев… Никогда бы не подумала, что он на такое способен. Ценой своего дальнейшего обучения признаётся тебе в любви…

— Рит, а тебе не кажется, что это не твоё дело? Тебе еще не надоело вечно копаться в чужом белье?

Я сейчас такая злая, что готова ее разорвать. Ритка поджимает губы и бросает с обидой:

— Я же за тебя переживаю. — Разворачивается и уходит.

Мне хочется рассмеяться ей вслед. Ага, как же, переживает она за меня.

Я, как и планировала, направляюсь в столовую. Беру кофе и круассан и сажусь в самый дальний угол. Но на меня все равно все пялятся и перешептываются. Честное слово, никогда бы не подумала, что такое большое количество людей, оказывается, знает меня в лицо. И это при том, что в нашем «Шуваловском» корпусе помимо моего философского факультета находятся еще два других.

Булка и напиток в горло не лезут, и в итоге я просто тупо смотрю в одну точку на столе. Вот зачем он это сделал? Неужели он не понимает, что ему за это теперь будет? Как он вообще додумался до этого? А охранники куда смотрели, когда он рисовал на асфальте? И ладно бы мелом, это еще, может, сошло бы с рук. Так он краской!!!