Помнишь, я тебя любила? Забудь!

Глава 32. Гостья

Я просыпаюсь от того, что меня кто-то держит в своих руках, аккуратно водит ладонью по моей спине и целует волосы. В памяти тут же восстанавливаются события минувшей ночи: я и Глеб в его комнате, в его постели. Страстные поцелуи, горячие прикосновения и его шёпот: «Моя любимая». А потом он взял меня в свои объятия, прижал к груди и так, по всей видимости, за всю ночь и не выпустил.

Я понимаю, что Глеб уже проснулся. Моя рука между нашими телами сильно затекла, но я не спешу ее вытаскивать, потому что он сразу поймёт, что я не сплю. Хочу на миг задержаться в этом моменте: он глубоко вдыхает запах моих волос, а на выдохе целует их.

Но рука затекла уже так сильно, что нет сил терпеть, поэтому я все-таки вытаскиваю ее из-под одеяла и открываю глаза.

— Доброе утро, Пироженка, — Глеб целует меня в висок.

— Доброе утро, — говорю ему тихо и разминаю руку. Переворачиваюсь на спину и осматриваю комнату. Ночью в темноте ничего не было видно. Да мне было и не до этого.

Кровать для двоих тесновата. Даже если бы Глеб и не обнимал меня всю ночь, нам все равно пришлось бы спать вплотную друг к другу. Светлые стены, шкаф, за открытой дверцей которого виднеются его вещи на вешалках, письменный стол, а к другой стене прибиты две пустые полки.

Это все, что попадает в поле моего зрения с этой точки на кровати. Потом рассмотрю его комнату хорошо.

— Кать, — тихо зовёт меня.

— Что?

Глеб привстает на локте и гладит меня ладонью по лицу.

— Ты должна расстаться с ним.

— Я знаю…

— И когда ты собираешься это сделать?

— Сразу, как только вернусь домой. Пожалуйста, Глеб, можно я скажу ему все не по телефону? Саша заслуживает того, чтобы я поговорила с ним лично.

Он шумно вздыхает и снова ложится на кровать, притягивая меня к себе еще крепче.

— Хорошо. — Склоняет голову к моей шее и проходится по ней дорожкой из поцелуев, что тут же вызывает у меня порхание бабочек не только в животе, но вообще по всему телу. — Пироженка, а когда мы пойдём с тобой на наше первое настоящее свидание?

Я безумно хочу сегодня, хоть прямо сейчас. Но еще и на свидание идти за Сашиной спиной я не смогу. Хотя, казалось бы, что может быть хуже моей измены этой ночью? Уже ничего. Но все-таки не могу.

— Давай в Москве?

— А почему не тут?

— Хочу сначала расстаться с Сашей, чтобы на свидании с тобой быть уже только твоей девушкой.

Глеб улыбается, как довольный кот.

— Ты и так уже только моя девушка. Никому тебя не отдам.

— А ты, Глеб? — Я слегка отодвигаюсь от него и смотрю ровно в глаза. — Ты чей?

— Пироженка, я твой с потрохами ровно с того момента, как ты уснула на моей груди во время ужастика на той даче.

— Да неужели? — Говорю с сарказмом.

— Да.

— А как же первокурсницы и все остальные твои многочисленные поклонницы?

— Да пошли они все в задницу! Мне нужна только ты.

Я недоверчиво прищуриваюсь.

— Кать, у меня не было никого с того момента, как мы с тобой познакомились.

Он говорит это приглушённым голосом, и по интонации я понимаю, что это правда. Сколько мы знакомы? Больше двух месяцев? У меня за это время был Саша, а у него никого…

— А что насчёт твоей подработки, благодаря которой мы и познакомились?

— У меня не было клиенток после тебя. Ко мне обращались несколько раз, но я отказывал.

— С чего это вдруг? — Снова язвлю.

— Потому что после тебя уже не мог. — Глеб опять притягивает меня к себе. — Кать, это все в прошлом. Телки эти, эскорт… Мне это уже не нужно. У меня есть нормальная работа, перспектива стать адвокатом после универа и ты.

— А что если я однажды скажу тебе, что ты мне надоел? — Я знаю, что должна остановиться, но не могу. Просто его признания такие красивые, что я хочу послушать еще.

Но ему я об этом не скажу!

— Я сделаю все для того, чтобы ты мне так не сказала. Да и тебя саму ко мне сильно тянет, хоть ты и долго это отрицала.

Мерзавец, как всегда, видит меня насквозь. Но сейчас я не злюсь на него за это, а довольно улыбаюсь ему в грудь.

— Но если ты мне когда-нибудь скажешь, что я тебе надоел, — тем временем продолжает, — я тебе это никогда не прощу. Сразу предупреждаю.

Моя улыбка моментально меркнет, потому что Глеб говорит эти слова на полном серьезе.

— Не скажу.

— Ну вот и хорошо, Пироженка, — он чмокает меня в щеку.

— А если я когда-нибудь увижу возле тебя левых баб, то тоже тебе это не прощу. — Говорю довольно строго и с нотками злости.

— Не увидишь.

— Ну вот и хорошо.

У Глеба звенит будильник на телефоне, он наклоняется к нему и выключает.

— Пора детей в школу собирать. — Опускается спиной на кровать и закидывает руку за голову. — Потом поеду навестить маму и заеду к ней в магазин. Погуляешь с Чарликом?

— Да, погуляю. А что за магазин?

— У моей мамы свой маленький магазин антиквариата. Надо проверить, как там дела без нее.

— Ого, — это все, что я могу из себя выдавить. У его мамы антикварный магазин? Офигеть!

Глеб скептически морщится и машет рукой.

— На самом деле это только звучит красиво. Вообще, моя мама учительница истории, работала в моей же школе и была моим же учителем. Она всегда любила всякие старинные штуки и четыре года назад уволилась, чтобы открыть свою антикварную лавку.

— Ну классно же.

— Ага, вот только она не учла, что в Перми местное население, во-первых, не особо интересуется историей и антиквариатом, а, во-вторых, доходы не позволяют людям покупать старинные часы 19 века, просто потому что они понравились. Такие магазины имеет смысл открывать только в Москве.

Глеб лениво трет глаза, и весь его вид выражает желание поспать, а не вставать сейчас готовить завтрак близнецам и отводить их по морозу в школу.

— А кем был твой папа? — Продолжаю допрос. Я же совсем ничего не знаю о Глебе.

— Военным. Так что я, считай, 18 лет в армии отслужил, пока не уехал после школы в Москву.

Я слегка смеюсь.

— Ладно, Пироженка, пора вставать. У тебя еще будет возможность задать мне миллион вопросов. С радостью на все отвечу.

Глеб поднимается с кровати и натягивает на себя одежду. Поверить не могу, что это все между нами происходит. Мы, оказывается, умеем с ним нормально друг с другом разговаривать.

Весь этот день я будто парю на крыльях. Поцелуи и объятия Глеба не выходят из головы, и я, словно дурочка, постоянно улыбаюсь воспоминаниям минувшей ночи. Давно у меня такого не было. А если точнее, то никогда.

С Сашей я стараюсь общаться не много. Говорю ему, что хожу по музеям, и мне некогда. Да и сам он на работе, так что пишет меньше. Я обязательно с ним поговорю сразу, как только вернусь в Москву. На следующий же день. Меня по-прежнему грызёт чувство вины, я по-прежнему чувствую себя последней дрянью, но я не могу ничего с собой поделать. Меня тянет к Глебу, я хочу с ним быть. И эта ночь была лучшей в моей жизни. Ни с кем никогда не было так, как с Глебом.

И у меня уже даже не стоит вопрос, где мне спать. Я переношу все свои вещи в комнату Глеба, и наконец-то хорошо ее осматриваю, пока его нет. За кроватью стоит большой книжный шкаф в основном с фантастикой и антиутопиями. Из классики только Гоголь. То ли потому что Глеб уже давно тут не живет, то ли потому что он любитель минимализма, но вещей в спальне мало. Я все смотрю на две пустые полки, прибитые к стене, и гадаю, что на них раньше было. Что-то, что он забрал в Москву? Например, фотографии?

Вечер понедельника мы проводим в семейной идиллии. Между мной и Глебом уже нет напряжения и недосказанности, поэтому мы оба в прекрасном настроении. А при каждой возможности он меня обнимает и целует. И я уже сама не могу дождаться, когда дети уснут, и мы с ним останемся вдвоём.

Я домываю оставшуюся после ужина посуду, когда Глеб подхватывает меня на руки и несёт в свою комнату. Завтра снова рано вставать, но нас это не волнует. Мы засыпаем глубокой-глубокой ночью безумно счастливые.

— Поцелуй меня еще, — прошу его тихо.

Глеб тут же касается моих губ своими. Я аж зажмуриваюсь от наслаждения.

— Пироженка, от тебя не оторваться, — шепчет сквозь поцелуй.

Я расплываюсь в счастливой улыбке и поудобнее укладываю голову на его груди.

Утром Глеб снова отводит детей в школу и уезжает навестить маму. Скорее всего, ее выпишут в четверг. Если честно, я немного переживаю из-за знакомства с ней. Вдруг я ей не понравлюсь?

Но я стараюсь об этом не думать. Задвигаю переживания по поводу знакомства с его мамой и по поводу предстоящего разговора с Сашей куда подальше и вместо этого спокойно занимаюсь приготовлением обеда. Сегодня я буду забирать близнецов со школы, потому что Глебу нужно задержаться в мамином магазине.

Я спокойно тру на терке морковку, как в дверь раздаётся звонок. Он заставляет меня немного встрепенуться. За все дни, что я тут, в дверь еще никто не звонил. Я споласкиваю руки под краном и иду открывать.

В подъезде стоит девушка. Светлые волосы под белой шапкой достают до локтя. На лице аккуратный макияж с акцентом на глаза. Одета в синий пуховик и серые угги. Красивая.

Она смотрит на меня с нескрываемым недоумением. Как будто ей прекрасно известно, кто может, а кто не может находиться в этой квартире. Я, по всей видимости, не могу.

— Здравствуйте, — говорит мне первая и снова окидывает меня удивленным взглядом с головы до ног.

— Здравствуйте, — отвечаю ей.

— А Глеб дома?

— Нет.

Возникает неловкая пауза. Готова поспорить на что угодно: она хочет спросить, кто я такая, но не решается.

— Можете, пожалуйста, передать ему, что приходила Соня? Пусть позвонит мне.

Моя левая рука, которой я держусь за дверную ручку, начинает дрожать, поэтому я сильнее вцепляюсь в железо.

— А у Сони есть фамилия? Имя распространённое, Глеб может не понять.

Она издаёт саркастичный смешок, оголяя свои белоснежные ровные зубы. Еще раз скользит взглядом по моему лицу, едва сдерживая смех.

— Глеб поймёт. — Наконец, говорит. — Я у него одна такая.

Она окидывает меня последним взглядом и, не прощаясь, разворачивается и нажимает кнопку вызова лифта. Я захлопываю дверь и закрываю ее на замок. А потом просто приваливаюсь к ней спиной и едва не сползаю на пол.

Это что еще за Соня сейчас была? И с какой это стати Глеб должен ей звонить?

В груди начинает шевелиться ненавистное чувство ревности. Да так сильно, что мне хочется упасть и разрыдаться. Но перед этим надавать пощёчин Глебу.

Запах вареного мяса заставляет меня опомниться, и я тут же спешу на кухню к кастрюле. Стараюсь взять себя в руки и успокоиться.

Тихо, Катя, тихо. Не паникуй. Думай трезво.

Она зашла в подъезд. Значит, знает код от домофона. Возможно, даже наизусть. Она смотрела на тебя с нескрываемым удивлением. Значит, ей прекрасно известен каждый человек, который живет в этой квартире или просто может тут находиться. И ты в их число не входишь.

Но почему она не может позвонить Глебу сама? Что за странная формулировка просьбы: «Скажите Глебу, что приходила Соня, пусть мне позвонит». Ну позвони сама. Код от домофона знаешь, всех жителей квартиры знаешь, а позвонить сама не можешь? Значит, не может.

Последняя мысль немного приподнимает мой дух, и я более-менее успокаиваюсь. Да и вообще, мало ли кто это. Может, дальняя родственница. Троюродная сестра какая-нибудь.