Слабое место

Это была зависимость, то, как мое тело оживало от звука ее удовольствия. Я наслаждался тем фактом, что это я давал ей это, что она все больше и больше запутывалась в простынях с каждым движением моего языка по ней.

Я не торопился, целуя, облизывая и посасывая, пока ее киска не стала влажной, набухшей и жаждущей облегчения. Я хотел, чтобы она была милой, теплой и готовой ко мне, чтобы помочь справиться с болезненностью, которую, как я знал, она испытывала после своего первого раза.

Когда она начала раздвигать ноги шире, зажмурив глаза, когда она преследовала свое освобождение, я замедлился, целуя свой путь обратно к ее рту.

— Нет, — мяукнула она, и я засмеялся ей в губы, прежде чем перевернуть нас так, чтобы она оказалась сверху.

— Такая нетерпеливая, — поддразнил я.

Она оседлала мою талию, ее скользкие губы скользили по моему члену, не создавая преграды между нами. Мы оба зашипели от этого ощущения, и прежде чем я смог остановить ее, Джиана повернула бедра, чтобы сделать это снова, чтобы почувствовать, как я проскальзываю между ее губ и дразню ее вход.

Она опустилась всего на дюйм, ровно настолько, чтобы моя головка поместилась в ее узком отверстии.

Достаточно, чтобы мы оба увидели звезды.

Я крепко сжал ее бедра, останавливая ее, когда я застонал от каждого желания, которое зверь внутри меня сигнализировал, чтобы насадить ее на мой член и заполнить ее, грубо и без ограничений. Каким-то образом мне удалось вздохнуть, удалось дотянуться до презерватива, который я оставил на тумбочке, и натянуть его на себя.

Затем руки Джианы нашли мою грудь, и я удержался для нее, пока она медленно опускалась вниз.

Когда мой кончик погрузился в нее, мы оба застонали, ее ногти впились в мою плоть, когда я в равной степени сжал ее задницу. Я помог ей подняться, совсем чуть-чуть, прежде чем она опустилась еще ниже.

— О Боже, — выдохнула она, двигая бедрами, повторяя движение. — Это так чертовски приятно, как сейчас.

Я ослабил свою хватку на ней, позволяя ей взять контроль и позволяя себе оценить всю гребаную красоту ее обнаженного тела, когда она оседлала меня. Она двигала им, находя свой ритм, погружаясь с каждым разом все глубже, пока, наконец, не приняла меня всего в себя.

Она ахнула, и я сдержал стон, почувствовав, как ее стены сжимаются вокруг меня. — Гребаный Христос, Котенок, — выругался я, мои слова были хриплыми, когда она приподнялась на коленях, полностью кончая, прежде чем снова опуститься одним плавным движением.

— Да, — выдохнула она, закрыв глаза. — Еще.

Удерживая ее у себя на коленях, я маневрировал, пока не сел, прислонившись спиной к изголовью кровати, когда я отодвинул подушки с нашего пути и полностью взял ее на колени. В новой позе я мог раздвинуть бедра, мог принять на себя ее вес, когда она двигалась, и встретить ее толчками, которые вгоняли меня еще глубже в нее.

Она задрожала от глубины, обхватив меня руками и крепко целуя, пока извивалась, перекатывалась и терлась клитором о мой таз с каждым толчком.

— Мне чертовски нравится, когда ты катаешься на моем члене, — прохрипел я, скользя рукой вверх между ее вздымающимися грудями. Он поднимался все выше и выше, пока мои пальцы не смогли сомкнуться вокруг ее горла, моя горячая ладонь прижалась к нему, когда я потребовал ее вздоха для своего собственного. — Тебе это тоже нравится, не так ли, Котенок?

— Да, — всхлипнула она.

— Покажи мне, как сильно тебе это нравится, — скомандовал я, сжимая ее немного крепче, пока другой рукой помогал ей. — Скачи на моем члене, пока не кончишь так сильно, что будешь выкрикивать мое гребаное имя.

Это было почти слишком жестоко для ее второго секса, но так же, как и прошлой ночью, она расцвела для меня под грязными инструкциями, тяжело дыша и постанывая все больше и больше с каждым грязным словом, которое я шептал ей на ухо.

Ей нравилось вот так, грубо, грубо и собственнически, и я давал ей именно то, что она хотела, до тех пор, пока получал удовольствие.

Чем больше она скакала, тем быстрее становились ее движения, тем труднее мне было сосредоточиться на чем-либо, кроме ее киски, обнимающей мой член. Но я оставался сосредоточенным, посасывая ее сосок ртом, в то время как ее движения становились все более дикими и хаотичными. В конце концов, она пыталась двигаться так быстро, что вообще не двигалась, и я взял контроль, прижимая ее к себе, когда я вонзался в нее в темпе, который ей был нужен для ее освобождения.

И она нашла его.

Ее крики становились все громче и громче, пока она не перешла на крик, такой громкий, что я зажал ей рот рукой, чтобы заглушить его. Я не пропустил, как мое имя звучало в этих приглушенных криках у моей ладони, и я съел это дерьмо, трахая ее жестко и быстро, пока она полностью не обмякла в моих руках.

— О… Боже… Боже, — выдохнула она, когда я ослабил хватку.

Я ухмыльнулся, целуя ее волосы и наполовину ожидая, что она остановится. Я знал, что она была истощена, знал, что ей должно быть больно, и поскольку ее оргазм больше не был чем-то, что она могла бы побороть боль, я бы не стал винить ее за то, что она хотела остановиться.

Но постепенно она снова начала ездить на мне верхом.

Ее бедра двигались, с ее губ срывались тихие стоны, когда она снова приспосабливалась ко мне. Ее киска каким-то образом стала еще плотнее, набухла от оргазма, и я наслаждался тем, каково это — погружаться в нее каждый раз.

— Перевернись, — потребовал я, и прежде, чем она смогла подчиниться, я сделал это за нее — сбросил ее с себя и перевернул на живот, прежде чем взять ее сзади. Я приподнял ее бедра, расположившись у ее входа, прежде чем полностью войти.

— Фуууук, — прошипела она, выгибая спину. Я воспользовался подсказкой, чтобы схватить в охапку ее влажные волосы, крепко держа их и не давая ей повернуть шею обратно в нейтральное положение. Я держал ее выгнутой, ее глаза были подняты к потолку, пока я накачивал ее.

Это было сенсационно, то, что она чувствовала, то, как она выглядела — полностью удовлетворенная и в то же время полностью сосредоточенная на том, чтобы убедиться, что я нашел то же самое освобождение. Ее голодные глаза оглянулись через плечо, когда я, наконец, отпустил ее волосы, вместо этого обеими руками сжимая ее бедра, наблюдая, как губы ее киски присасываются к моему члену каждый раз, когда я вынимал его.

— Я бы хотел, чтобы ты могла увидеть этот вид, — сказал я ей, замедляясь и не торопясь с каждым новым толчком. — То, как ты раскрываешься для меня, как твоя маленькая тугая киска обнимает мой член каждый раз, когда я вынимаю его.

— Клэй, — простонала она, а затем движением, которого я не ожидал, она опустила грудь на кровать и потянулась через свои ноги, через мои, пока ее кончики пальцев нежно ласкали мои яйца.

Звук, который исходил от меня, был мне незнаком, и я увидел целую вселенную звезд, когда она снова сделала движение. Я едва мог идти в ногу, едва мог сосредоточиться на чем-либо, когда она касалась меня там, и с большей уверенностью, когда я не сказал ей остановиться, она перекатила их в ладони, сжимая с нужным усилием, чтобы довести меня до крайности.

— О, черт, Джиана. Я… я…

Я даже не мог предупредить ее, не мог сказать ни гребаного слова, когда мое освобождение яростно вырвалось из меня, забирая каждую унцию осознания, которая у меня была, и сосредоточившись на этом единственном эйфорическом чувстве. Я врезался в нее, наслаждаясь каждым толчком моего освобождения, как будто это был самый сладкий наркотик.

И так оно и было.

Она была.

Это был самый долгий оргазм, который я когда-либо испытывал, тот, который продолжал нападать на меня волна за волной, даже когда я был уверен, что все кончено. Я не знал, были ли это ее руки на моих яйцах или только она, но я был так чертовски измотан к тому времени, когда перестал кончать, что все, что я мог сделать, это осторожно выйти из нее и перекатиться на бок, моя грудь вздымалась, легкие горели от упражнений.

— Срань господня, — сказала Джиана, подползая ближе, пока не оказалась лежащей у меня на груди. — Это… это всегда так?

— Никогда, — честно ответил я и поднял бровь, глядя на нее, прежде чем мы оба разразились смехом.

Затем я притянул ее к себе, наши ноги переплелись, когда мы держались друг за друга и прослеживали линии на нашей обнаженной коже, пока наше дыхание медленно успокаивалось. В конце концов, наше дыхание выровнялось, в комнате стало тише и

спокойнее. Я запустил пальцы в ее волосы, нежно целуя ее в лоб, когда что-то болезненно чужеродное сжало мое сердце.

— Я твоя, — прошептала она, как будто знала, куда ведет меня моя спираль, как я представлял себе день, когда она решит, что меня ей недостаточно, день, когда она уйдет и оставит меня в своей пыли.

Я сглотнул, борясь с комом, который образовался в моем горле при кошмарной мысли, решив найти утешение в ее словах, вместо того, чтобы подвергать сомнению их правдивость.

— И я твой, — прошептал я в ответ.

Ее руки крепче обняли меня, и на одну ночь все было идеально.

Мы должны были знать, что так никогда не останется.