Прекрасный дикарь

Я прошла через матовую дверь, и меня обдало волной влажности, когда я вышла на балкон, оказавшись в лабиринте деревьев и экзотических растений. Цветы распускались на восковых стеблях, а в помещении звучала музыка птиц, отчего оно казалось таким реальным. Как будто попадаешь в сон.

Я шла по извилистой тропинке в лес, а на моей коже собирались капельки влаги. Я потянулась рукой к волосам, чтобы освободиться от тугого пучка, в который они были завязаны, и скинула туфли на каблуках, оставив их на тропинке, желая развеяться. Наверху никого не было, но, обогнув каменную арку, увитую лианами, я оказалась на краю балкона — огромной стеклянной коробки, в которой я находилась, нависающей над рестораном внизу.

Мои глаза магнетически нашли Николи, который сидел у дальнего окна со своей семьей. Он постоянно смотрел в сторону туалетов, не особо прислушиваясь к тому, как они все вместе смеялись и шутили. Даже отсюда я видела его беспокойство в складках бровей и покачала головой, глядя на своего горца. Он всегда беспокоился обо мне, но я не хотела, чтобы он готовился начать убивать людей всякий раз, когда я посещаю уборную. Так жить нельзя. И как бы я ни понимала, что никогда не буду считаться нормальной ни для него, ни для кого-либо другого, меня можно было считать способной.

Я достала свой телефон из клатча и отправила ему сообщение.

Уинтер:

Посмотри вверх.

Я с нетерпением наблюдала, как он достал телефон из кармана так быстро, что чуть не ударил Слоан локтем в лицо.

Я рассмеялась, когда он поднял глаза и сразу же нашел меня там, где я стояла в стеклянной коробке. Я пока не привлекала внимания других посетителей ресторана, но любой мог бросить взгляд в мою сторону в любой момент. Мне пришла в голову дикая идея, от которой сердце заколотилось, и, не сводя с Николи взгляда, я наклонилась, протянула руку под короткое красное платье и стянула трусики. Я знала, что это было безрассудно, но мы были именно такими. И я хотела напомнить ему, что я все еще та дикарка с горы. Что я все еще не играю по тем же правилам, что и все остальные. Я всегда буду плясать под свою собственную дудку.

Я стянула их с босых ног, поднялась и свесила их с одного пальца в знак подношения.

Он мгновенно поднялся со своего места, ярость застилала его черты, и мое сердце екнуло, когда он начал отходить от стола без объяснений.

Я прикусила губу, наблюдая, как он дошел до лестницы и скрылся из виду, затем я повернулась обратно к лабиринту деревьев в клумбах, и адреналин наполнил меня. Он шел за мной. И мне нравилось, когда он охотился на меня, но сегодня я не была добычей. Добычей был он.

Я повесила трусики на ветку позади того места, где стояла, а затем бросилась по другой тропинке, убегая вглубь жарких джунглей. Дверь заскрипела, и тяжелые шаги раздались внутри.

— Уинтер! — рявкнул Николи. — Выходи отсюда.

Я рассмеялась, мой голос, несомненно, донесся до него, когда я скользнула за большую пальму и прижалась к ней спиной.

— Кто-то мог тебя увидеть, — прорычал он.

— Кто-то видел меня, — сказала я, дразня его. — И он пришел, чтобы найти меня.

— У тебя проблемы.

— Мне нравится быть плохой, хорошей быть так скучно. Ты действительно хочешь, чтобы я была хорошей? — спросила я ласково.

— Ты мне нравишься такой, какая ты есть, куколка. Но ты пыталась завлечь меня, и теперь я злюсь.

Я засмеялась, мое сердце стучало в горле.

— Черт, — прорычал он где-то справа от меня, и у меня возникло ощущение, что он только что нашел мои трусики. — А что, если бы их нашел кто-то другой?

— Здесь нет никого, кроме нас, — заметила я, мое дыхание стало тяжелее. — Разве они тебе не нравятся?

— Они мокрые, — прорычал он, в его тоне прозвучал жар, от которого мои бедра сжались вместе.

— Для тебя, — сказала я, задыхаясь. — Только для тебя.

Он застонал, как будто это доставляло ему удовольствие, и улыбка причудливо приподняла один уголок моего рта. Его шаги приблизились, и я снова ускользнула, пройдя по другой тропинке и оказавшись возле небольшого каменного бассейна перед стеклянной стеной балкона. Несколько деревьев и кустов укрывали меня от ресторана, но мне нужно было только прислониться к ним, чтобы увидеть, что происходит внизу. Я прижалась спиной к самому широкому дереву перед окном, скрывая себя от посторонних глаз, но достаточно близко, чтобы быть видимой, и это заставляло мою кожу вспыхивать.

Николи вошел на поляну в тот же момент, когда я просунула руку под платье, погрузив пальцы между бедер и откинув голову назад к стволу.

Его взгляд метнулся к ресторану позади меня и вернулся ко мне, его плечи напряглись. — Остановись, — потребовал он. — Если кто-нибудь увидит тебя…

— Они не увидят, — пыхтела я, обводя пальцами свой клитор так, как Николи всегда делал со мной. — Иди сюда.

Он сжал мои трусики, и его глаза потемнели, когда он наблюдал за мной. Когда мой взгляд прошелся по нему, я поняла, что он уже тверд для меня, его член упирался в ширинку. Я улыбнулась этому зрелищу и сделала шаг к нему, но он поднял руку.

— Не смей двигаться, — предупредил он, и я облегченно рассмеялась. Он всегда был таким ревнивым, хотел, чтобы я принадлежала ему, но он не понимал, что ему никогда не нужно было беспокоиться о том, что я отвернусь от него. Мне было все равно, что весь мир увидит меня обнаженной, моя плоть принадлежала ему.

Он подошел ко мне, ослабляя галстук, словно ему было трудно дышать, так как он был затянут узлом на горле. Улыбка исчезла с моего лица, сменившись взглядом желания, когда он медленно и размеренно приближался ко мне. Я заманила этого хищника в свою ловушку, но теперь все перевернулось. Он нацелился на меня, готовый наброситься, как зверь, которым он и был. Мы пробуждали друг в друге самые первобытные стороны нашей натуры, и мне это нравилось. Я никогда не хотела прекращать быть его дикаркой, и я не хотела, чтобы он прекращал быть моим дикарем. Все вдали от горы требовало от нас соответствия, но если мы когда-нибудь это сделаем, я знала, что возненавижу себя. Я бы ненавидела его. Мы не должны были становиться такими, как все. Мы знали боль и кровь, и благодаря этому мы знали, как быть свободными. Действительно, по-настоящему свободными.

Его большой палец провел по центру моих маленьких белых трусиков в его руке, покрывая свою кожу моим желанием, когда он остановился передо мной.

— Ты не хочешь играть со мной в эту игру, куколка. Ты пожалеешь об этом.

Я ввела два пальца внутрь себя, выгнув спину так, что мои груди выпятились, а платье задралось выше на бедрах. Я застонала при мысли о его руках на мне, желая, чтобы он хотел этого так же, как и я.

— Ты боишься, что нас поймают? — спросила я, тяжело дыша.

— Я ничего не боюсь в отношении себя. Но я боюсь за тебя, дикарка, — он шагнул ближе, пространство между нами наполнилось яростной энергией. — Я убью любого, кто взглянет на твою плоть без твоего разрешения.

— Я хочу, чтобы на меня смотрел только ты, — поклялась я, вкладывая в это всю душу. — Тебе не нравится то, что ты видишь, горный мужчина?

Он низко хмыкнул, придвигаясь ближе, пока меня не поглотила его тень и тепло его тела не достигло меня. Мои щеки пылали, пока он рассматривал меня, склонив голову, его большой палец все еще кружил в моих трусиках так, как я так отчаянно хотела, чтобы он сделал это со мной.

От влажности пряди моих волос прилипли к щекам, но жара была ничто по сравнению с огнем, пылающим между ног. Я нуждалась в нем. Если он не прикоснется ко мне в ближайшее время, я сойду с ума.

— Николи, — стонала я, проталкивая пальцы в свою влагу, медленно входя и выходя, пока он упивался этим движением, облизывая губы, словно я вызывала у него слюноотделение.

— Руки на мою грудь, — приказал он, и я с радостью подчинилась, убрав руку между бедер и положив ее на его тело. Его сердце выстукивало темную и беспощадную мелодию под моей ладонью, а я смотрела на него из-под ресниц, мои бедра раскачивались из стороны в сторону, так как я страстно желала, чтобы он взял меня.

Он потянулся вниз и сжал мои трусики, его глаза все время были устремлены на меня, когда он скользил ими между моих бедер и растирал их по моему возбуждению.

Я хныкала, когда он дразнил мое отверстие, пропитывая трусики насквозь, а затем снова убирал их. Он скомкал их в руке и поднес к моему рту, проводя ими по губам, чтобы я почувствовала свой вкус.

— Тебе не следует заманивать монстров в темные места, дикарка, — предупредил он, убирая трусики и засовывая их в карман брюк.

— Может быть, мне нравятся такие монстры, — прошептала я, не сводя глаз с его рта, где, без сомнения, блестела моя влага.

Он нетерпеливо наклонился и с голодным рычанием облизал мой рот, а затем провел языком между моих губ. Он почувствовал вкус меня, его и всего того, чем мы были и чем нам еще предстоит стать. Он целовал меня долго и крепко, а я вцепилась руками в его рубашку, притягивая его ближе, с силой дергая, напоминая ему, что не нужно быть нежным. Его все еще нужно было подталкивать время от времени.

Его зубы впились в мою нижнюю губу, и я застонала от удовольствия, когда он прогнал боль, втягивая ее в рот, прежде чем снова погрузить язык между моих губ. Поцелуй был грязным и идеальным и заставил меня жаждать еще больше его грубых прикосновений.

Сегодня я не хотела сладостей, я хотела грязи и греха. Я хотела предаться своим самым темным желаниям и забыть о том, что я когда-либо подвергалась насилию, пыткам, пленению. Все это не определяло меня. Это не означало, что я должна была быть изнеженной до конца своих дней. Я больше не была пустой; корни долгое время росли во мне, и теперь из земли моей сути начали появляться ростки. Я становилась человеком, который мне нравился, у которого были потребности и желания, не ограничивающиеся смертью Пятерых. Которая хотела этого мужчину так, как никогда ничего не хотела. И которая с радостью проведет остаток своих дней, любя его и будучи любимой в ответ.

Я разорвала поцелуй, откинулась назад, чтобы заглянуть в его глубокие карие глаза, мои ладони все еще были прижаты к его груди. Я видела в нем чудовище, которое смотрело на меня из-за его глаз, и я жаждала снова пасть в его власти. Сегодня я хотела увидеть его худшую, самую темную сущность. Того, что он предпочитал скрывать от меня чаще всего. Но он уже требовал меня грубо, и пришло время повторить это снова.

— Ты знаешь, чего я хочу, — сказала я ему, мои губы слегка дрожали. — Напомни мне, что я не могу разбиться вдребезги.

Он расстегнул брюки, в его взгляде сквозил языческий пыл. — Твоя душа сделана из железа, твой дух из стали, а твое тело — алмаз, неограненный, острый, как кинжал. Ты несокрушима, куколка. Но я всегда буду хотеть защитить тебя, потому что ты моя.

Он схватил меня за бедра, прижав к себе своим мощным телом и убедившись, что меня не видно за деревом, закрывающим нас от окна. Он провел ладонью по моей голой попке и зацепил заднюю часть бедра, подтягивая его вверх и обернув вокруг своего бедра. Он расстегнул молнию и взял в руки свой толстый член, освобождая его от боксеров. Нам больше не нужны были презервативы, так как таблетки подействовали, и я была рада этому, поскольку сейчас больше всего на свете я жаждала прикосновения его кожи к своей.