Империя Страсти

До недавнего времени.

Пока Кингсли не усаживал меня к себе на колени, на прилавок, и не заставлял есть. Или, когда он делал грязные вещи с моим телом, пока я ела.

Пока я не начала ассоциировать еду с нашими жаркими дебатами и аппетитным ожогом на моей заднице.

— Это потому, что ты делала это одна. — Гвен положила немного макарон на тарелку. — Еду нужно поглощать в чьей-то компании, так что, если тебе не с кем поесть, позови меня… или папу. — она ставит передо мной тарелку с застенчивостью: — Надеюсь, тебе понравится.

Я беру вилку пасты и жую, чтобы не подавиться комком в горле.

— Очень вкусно. Спасибо.

— Не за что. Папа научил меня готовить. Он научил меня всему, что я знаю и умею.

Я проглатываю полный рот еды.

— Рада, что он у тебя был.

— Я тоже. — она возится с салфеткой на коленях, глаза опущены. — Мне жаль, что я винила тебя за то, что случилось в прошлом. По правде говоря, это не твоя вина, и ты была еще ребенком, когда забеременела мной. Я была нелогичной и эмоциональной и не должна была вымещать это на тебе.

— Гвен, нет…

— Дай мне закончить. — ее голос становится хрупким. — Мне так не хватало тебя, и было больно думать, что ты бросила меня, но это не так. Вчера папа отвел меня на могилу, которую ты посещала каждый год, думая, что это я, и рассказал, что ты подвергалась жестокому обращению, голодала и была избита до полусмерти, но все равно старалась изо всех сил защитить меня. Он сказал, что потеря меня определила, кем ты стала как личность, и если я не могу понять твои обстоятельства, значит, я не заслуживаю тебя как мать.

Мои губы дрожат. Кингсли сказал ей это? Он… защищал меня перед ней?

Во что он сейчас играет? Это еще одна тактика заставить меня доверять ему, чтобы он мог вырвать мир из-под моих ног?

— Ты в любом случае заслуживаешь меня, Гвен.

— Нет, он прав. — ее разноцветные глаза встречаются с моими с блеском в них. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Я не знала, что твоя жизнь была настолько тяжелой.

— Я… выжила.

— Это не значит, что было не тяжело. Я уже взрослая, так что тебе больше не нужно меня защищать. Я и сама прекрасно справлюсь и даже смогу защитить тебя, папу и Нейта, если понадобится.

Мои пальцы дрожали на посуде, и я не могла их контролировать, даже если бы захотела. Боже. Что я сделала, чтобы заслужить такую дочь, как она? Неудивительно, что Кингсли называет ее ангелом. Она самая чистая душа на свете.

Она заставляет меня есть каждое блюдо, повторяя поведение своего отца, и я делаю это не потому, что мне нравится еда, а потому, что она рядом.

Мы втроем говорим о фирме и о ее подачи заявления в юридическую школу. Мы с Нейтом даем ей советы по выбору, опираясь на свой опыт.

И посреди мирной, семейной атмосферы мне не хочется, чтобы Кингсли был здесь и присоединился к разговору. Он делает свое присутствие более значительным, чем жизнь, своим отсутствием.

В этот момент я не знаю, смогу ли я когда-нибудь вывести его из своего организма, вместо того чтобы позволить ему гнить внутри.

После ужина Нейт отправляется на поиски настольных игр, а Гвен показывает мне дом.

— Красивое место, — говорю я ей, когда мы доходим до небольшой гостиной с видом на подсвеченный бассейн.

Она смотрит на меня, на ее губах играет лукавая улыбка.

— Не красивее, чем папин дом.

— У них разные атрибуты, я думаю.

Она пристально смотрит на меня, слегка сузив глаза.

— Что?

Я делаю глоток из маленькой бутылочки воды, которую ношу с собой.

— Ты любишь моего отца?

Я давлюсь водой во второй раз за сегодняшний вечер.

— Ч-что? Нет…

Она нахмуривает брови, будто ответ разочаровывает.

— Знаю, я говорила, что он иногда бывает злым, но он самый лучший отец на свете. И ладно, может, его юридические баталии со Сьюзен переходят все границы, но она тоже провоцирует его, и она стала причиной смерти бабушки и до сих пор плохо о ней отзывается. Кроме того, в глубине души он хороший человек, так что дай ему шанс.

— Шанс для чего?

— Чтобы полюбить его.

— Так не бывает, Гвен.

— Но что, если папа любит тебя?

— Поверь мне, это не тот случай.

Он не способен любить другого человека. Единственная причина, по которой он любит Гвен, это то, что она его плоть и кровь.

Она его часть. А я точно нет.

— Как ты можешь быть так уверена? Ты спрашивала его?

— Нет, и совершенно точно не стану.

Если только я не хочу выставить себя еще большей дурочкой.

— Если то, что у нас есть, заставляет тебя чувствовать себя некомфортно, то я могу…

Слово «закончить» застревает у меня в горле, и я не знаю, почему, черт возьми, я на грани слез при этой мысли.

— Ты можешь что? — Гвен оценивает мое выражение лица. — Покончить с этим?

— Если… ты предпочитаешь. Это лучше, чем если бы ты питала тщетную надежду, что это воссоединение или что-то в этом роде. У нас с Кингсли вообще никогда не было отношений.

— Но у вас была связь, верно? Тетя Кэлли сказала мне, что ты не молчала о нем тогда.

С каких пор она называет Кэролайн «тетя Кэлли» и почему эта великовозрастная идиотка выбалтывает мои секреты?

— Я была невежественным подростком. К счастью, я справилась с этими гормональными эмоциями.

— Не думаю, что можно полностью забыть свою первую влюбленность. Она навсегда остаётся частью тебя. Посмотри на меня. Я была влюблена в Нейта с пятнадцати лет, и, хотя он отверг меня много лет спустя, я все равно не могла выбросить его из головы.

— Это другое. Нейт в конце концов ответил взаимностью, и, честно говоря, у него не было шансов с твоей решительностью. Кингсли, однако…

— Что?

— Ты прекрасно знаешь, что твой отец не любит никого, кроме тебя.

— Ну, правда. Но он может добавить тебя в свой список.

Может и захочет это совершенно разные вещи, и я достаточно взрослый и эмоционально зрелый человек, чтобы не желать невозможного.

Я перевожу разговор обратно на нее и Нейта, чтобы не зацикливаться на собственных мыслях.

По просьбе Гвен мы втроем играем в настольную игру и смотрим фильм ужасов, в середине которого она засыпает у меня в объятьях.

Нейт уносит ее слишком быстро.

— Давай я уложу ее в постель и вернусь.

— Не нужно. Я смогу найти выход. — я наклоняюсь и целую ее в лоб, мои губы ненадолго задерживаются там. — Спокойной ночи, детка.

Я надеваю туфли и выпиваю целую бутылку воды из кухни.

— Аспен, подожди.

Я оборачиваюсь, держа руку на ручке двери машины.

Нейт выходит в ночь, неся в руках фотоальбом, затем предлагает его мне.

— Она забыла, но собиралась подарить тебе это.

— Что это?

— Что-то вроде дневника, в котором она добавляла комментарии к каждой своей фотографии. Она хотела, чтобы он был у тебя, чтобы ты могла видеть, как она становилась взрослой с годами.

Я прижимаю альбом к груди и касаюсь его руки.

— Спасибо, Нейт.

Он похлопывает меня по руке.

— Ты была бы отличной матерью, Аспен. Ты и сейчас ею являешься. Не позволяй Кингу или кому-то еще говорить тебе обратное.

Не знаю, из-за его ли слов, из-за сокровища в моих руках, из-за того, как близко Гвен ощущалась на протяжении всего этого вечера, или из-за мрачного чувства внутри меня, но я не могу контролировать слезы, которые текут по моим щекам.

— Эй.

Нейт по-братски обнимает меня, положив одну руку мне на плечо.

— Это больно. Не быть рядом с ней с самого начала очень больно, и… я не знаю, как показать, насколько я благодарна за то, что у меня есть еще один шанс. Я бы хотела видеть, как она растет и становится такой, какая она есть.

— Ты можешь сделать это с этого момента. Никогда не поздно стать частью ее жизни.

Я киваю, и мы начинаем отстраняться друг от друга, когда Нейт резко отступает назад.

Я задыхаюсь, когда Кингсли появляется как темная тень с поднятым кулаком.