Мёртвая жизнь

4. Неслучайные совпадения

Нью-Йорк Авеню, 128, Вашингтон,

19 августа 2000, 9.04

Хриплый крик, переходящий в утробное рычание, едва слышным глухим отголоском пробудил ото сна, заставляя сначала вздрогнуть, а затем нервно вздёрнуть онемевшими руками одеяло.

Алексей обнажил зубы, осклабившись то ли от недовольства, то ли от обуявшего страха, неминуемо раздиравшего лёгкие кашлем. Невыносимо просыпаться всякий раз от скрежета металла и бесконечных воплей, доносящихся из оборудованной в подвале лаборатории. И как только мать не боится, что этот «кролик», по силе явно превосходящий гризли, однажды выломает прутья клетки и раздробит кости черепа всем, кто попадёт в его лапы. «У меня всё под контролем», говоримое Мишель с металлической непоколебимой уверенностью в интонации, не внушало ни йоты доверия.

Взгляд Алексея привычно вонзился в трещину на белоснежном потолке. Всякий раз, когда стены дома дрожали от действий заключённого, Дёмину казалось, что едва заметный пока разлом становился длиннее и глубже. Переломы в его же теле срастались, но сознание трескалось вместе с разломом на потолке, распадаясь от тревожных мыслей. Они, будто рой мушек, никак не хотели подчиняться, зато бесконечно кружились только лишь вокруг Адрианы. Рядом с которой наверняка находился тот, из чьей плоти и крови сотворили монстра, сейчас в очередной раз пытавшегося вырваться на свободу из трясущейся от его рывков клетки. Но Алексея беспокоило другое: отдавались ли эти физические и эмоциональные колебания в сознании прототипа? И что, если агрессия не порождалась клетками чужеродного существа? Что, если зверь, заключённый под внешне спокойной оболочкой, дремал и в Конноре Дойле?

Дверь отворилась без стука, и Алексей, прикрывший минуту назад глаза, заговорил на чистом русском, точно зная, кто к нему вошёл:

— До каких пор эта твоя зверушка будет орать и пытаться сбежать из клетки?

— Доброе утро, мой мальчик, — ласково, также на родном языке, проговорила Мишель, погладив сына по щеке. — У меня всё под контролем.

— Мама, я устал, — процедил Алексей сквозь зубы. — Устал просыпаться от его рёва, устал лежать здесь и слышать твои опостылевшие фразы, что у тебя всё идёт по плану. По какому, чёрт возьми, плану? Ты обещала, что я со дня на день встану на ноги, но я до сих пор их не чувствую.

— Если бы мой план не сработал, — с едва уловимой обидой в голосе начала Мишель, — а извлечённые из крови Образца четыреста восемнадцать клетки не подействовали, то ты бы и рук не чувствовал ещё несколько месяцев. Месяцев, Лёша, а не дней.

Он с тяжёлым выдохом затих на какое-то время, пытаясь смириться, принять услышанное. А затем заговорил на другую, не менее тревожащую его тему:

— Меня интересует, как эта тварь связана с прототипом, и как его вспышки ярости влияют на Дойла… С которым, мама, находится женщина, которую я люблю.

— Женщина, которая тебя изломала, — поджав губы, ядовито прошептала Мишель, наверняка зная, что это разозлит его, но не упуская возможности подчеркнуть вину Адрианы в случившемся.

— Она была не в себе! — громыхнул Алексей, хлопнув руками по постели и бешено вытаращив глаза. — Сколько тебе повторять! И я уверен, что именно это чудовище, с которым связан Дойл, проникло в неё тогда. И кто знает, сможет ли проникнуть снова…

— Я колю ему препараты, подавляющие и тормозящие клетки паразита, — внушающим спокойствие и уверенность тоном проговорила Мишель, видя, как дыхание сына сбивается всё больше.

Из подвала в очередной раз донёсся рёв.

— И это их результат мы сейчас видим? — с сарказмом, нервно посмеиваясь, спросил Алексей.

— Чтоб ты понимал, — тон Мишель стал сухим и строгим, будто теперь она заговорила с коллегой-учёным, — его создали из клеток паразита и Дойла, который на момент взятия биоматериала был уже заражён. Также в организме Коннора функционировали R-клетки, чьей задачей являлось сохранить ему жизнь и не дать умереть от внутреннего кровотечения, провоцируемого ростом и питанием твари. Это более чем ядрёный коктейль. Клон, только появившись на свет, уже был даже не на половину человеком. И сейчас активно работающие R-клетки окончательно перестраивают его в монстра. Они репродуцируют не человеческую ДНК, как было в случае с Дойлом, из тела которого почти сразу достали паразита, а чужеродную. Я же изо всех сил пытаюсь затормозить этот процесс. В последние дни он чаще остаётся в помутнённом сознании прототипа, а не впадает во вспышки агрессии, во время которых уже не только радужки, но и белки окрашиваются в алый цвет. Мне нужно время…

— Чего ради? — Алексей внимательно слушал её, и по мере рассказа его глаза раскрывались всё шире. — Ты думаешь приручить безумного кролика и сделать-таки домашним?

— Ох, Алексей… — Мишель покачала головой. — Я трачу дни и ночи, чтобы эти R-клетки, сращивающие твои кости, не вызвали никаких побочных эффектов у тебя. Были полностью безопасны. Но тебе также, видимо, не понять, насколько уникальным созданием он является. В «Улье» мы бились над созданием клона несколько лет. У нас был живой образец, мальчик, предположительно созданный по инопл…

Она запнулась, неловко покашляв. Это слово могло бы вызвать кучу дополнительных вопросов, на которые сейчас отвечать совсем не хотелось.

— По иной технологии, которую мы хотели повторить. Но только у Сперви это вышло, и она создала клонов не ради любопытства, а с весьма конкретной целью… Этой разработкой заинтересовались военные. Ты даже не представляешь, сколько за них готовы заплатить. Но именно Образец четыреста восемнадцать, чьим прототипом стал Дойл, создан как универсальный солдат, не чувствующий ни боли, ни страха. Он уязвим только в моменты, когда сознание Коннора доминирует в нём, но, обращаясь в монстра, клон не отклонится от поставленной цели, пока не умрёт.

Алексей молчал, размышляя над услышанным. Мишель, выждав немного, потёрла подбородок и задумчиво продолжила:

— Кстати, я испробовала на нём препарат, развязывающий язык и заставляющий подробно отвечать на поставленные вопросы. Наверное, ты прав. Ему удалось через Дойла проникнуть в сознание Адрианы тогда, в больнице, когда она сотворила это с тобой. Он обмолвился, что это проще всего сделать, когда Коннор напитан огненной силой Адрианы. Тогда ему несложно найти путь в голову прототипа. Он может чувствовать это энергетическое наполнение. Как и отрицательные эмоции Коннора, тогда обмен тоже может состояться с минимальным усилием.

— У Адрианы и Дойла обоюдная связь, — Алексей, выслушав её, сжался в комок и выплюнул слова с гневом. — В момент, когда её ранили, я почувствовал, как в тело Адрианы хлынула энергия Дойла. Очень странная, неконтролируемая. Полагаю, она тоже делится с ним своим потенциалом, когда ему нужна подпитка… Возможно, так же неконтролируемо, и оба даже не подозревают об этом, облегчая друг другу состояние и болевые ощущения. И в этот канал внедрён ещё и клон? Питающийся именно силой Адрианы?

— Ты же знаешь, эти ваши тонкие энергии не для моего понимания. Я сказала ровно то, что услышала от него. Но не могу отрицать, что Образец и прототип связаны на каком-то уникальном уровне. Несмотря на то, что при клонировании использовали биоматериал паразита, такой обмен сознаниями всё равно в какой-то степени позволяет судить о двух Дойлах как чуть ли не об одном организме. По крайней мере, Образец, находясь в сознании прототипа, чувствует его желания, боль, страхи, он будто проживает их в клонированном теле.

— Меня мало волнует, что он там чувствует… Зато волнует, как ведёт себя при этом Дойл. Успокаивает только то, что теперь канал Адрианы спит, — Алексей заговорил ровнее, проглотив нервный комок, застрявший в горле. — Люди из Верховного дома запечатали её способности. Значит, этот ублюдок не сворует силу Адрианы, не войдёт в сознание Дойла и не навредит ей.

— Насколько я поняла, обмен ещё возможен, когда прототип и Образец находятся в непосредственной близости.

— Ну это двум Дойлам пока точно не грозит, — с усмешкой заключил Алексей. — И пока способности Адрианы спят, клон может быть неопасен. Что ж, надеюсь, они не проснутся до момента, как я встану на ноги… Я доведу свой план до конца. Но у меня было время, чтобы понять кое-что….

Он задумался и прикрыл задрожавшие веки, не желая говорить матери о том, что осознал недавно, глядя в этот проклятый белый потолок. Её слова немного успокоили, но, будто сверлом дрели, голову пробивала ещё одна мысль.

Он был глупцом, полагая, что, создав между собой и Адрианой связь, сможет наполнить себя её желаниями и понять, что ей нужно, чтобы расположить к себе… Стать для неё единственным… Её Ланселотом.

Первый план с оглушительным треском провалился, но Алексей ещё сильнее нуждался в Адриане, и теперь хотел сплести идеальный мир из тонких белых нитей, в которых запутается её сознание, отринув прошлое и приняв безоговорочно настоящее. А дальше их ждало будущее, разделённое только на двоих. Рушило очередной план одно: Адриана могла забыть ту часть себя, кем являлась. Она могла расстаться с ролями агента ФБР, дочери, чьей-то подруги. Она бы забыла Дойла, ведь его, как пешку, проще всего смахнуть с шахматной доски. Созданная связь разомкнётся, рассыпавшись на поломанные звенья. Но вот другая — кровная — не только опутала её сознание, она глубоко вросла багряными нитями в сердце.

Кроме Дойла, в этой игре была маленькая фигура, оторвать Адриану от которой означало бы лишь одно: где бы пешка ни находилась, с ней рядом всегда будет бьющееся сердце королевы, а в его руках — только её холодная оболочка.

Дрожь поползла от век по лицу. Он сфокусировал мутный взгляд на матери, рассматривая, как она подняла руку. И только сейчас заметил зажатый в ладони шприц.

— Давай сделаем ещё один шаг навстречу твоим мечтам, — в глазах Мишель на секунду промелькнул огонёк, а улыбка на миг озарила лицо, тут же ставшее снова сосредоточенным. — Надеюсь, в этот раз у тебя всё получится так, как ты этого хочешь, и я не буду стоять у тебя на пути.

Ровный голос Джонсон дрогнул на последних, внушаемых ей самой себе, словах, выдав материнскую тревогу и сомнение. Но горящие глаза сына, сейчас пожирающие взглядом шприц, и едва заметное дрожание обездвиженных ещё вчера ног заставили её пережить то давно забытое чувство, когда у неё всё получалось и она была нужна своему сыну, чья улыбка согревала сердце и заставляла двигаться дальше, к верной цели.

Она видела, что Алексея что-то мучает, и если ещё минуту назад он хмурился и явно вынашивал какое-то нелёгкое решение, то теперь морщинка между бровей разгладилась, а уголки губ приподнялись в предвкушающей улыбке. Анальгетик в уколе растворит в его теле боль, возможно, стерев бесследно и сомнения, раздирающие сердце. Она слишком хорошо его знала и не сомневалась, что всё свободное время Алексей думал об Адриане…

Мишель не была лично знакома с той, которую решил сделать своей избранницей её сын, зато испытывала противоречивые чувства, ведь это Адриана руководила операцией по закрытию «Улья». Мишель могла её презирать, ненавидеть и за это, и за то, что она навредила Алексею, но теперь понимание, что ради неё он рьяно пытается встать с постели, приглушало личные счёты и заставляло глубоко зарыть топор войны. Ведь она желала своему мальчику счастья…