В темноте зазеркалья

Найденную картину попытались продать на аукционе. Её приобрёл известный коллекционер Джонатан Смит. Спустя месяц после покупки его друг Альберт Уэсли сообщил о пропаже Смита. В его показаниях фигурировали однозначные утверждения — когда Уэсли в очередной раз приехал в особняк Смита, то увидел купленное полотно. На нём Смит держал за руку фройляйн, долгое время не отвечавшую ему взаимностью. И Уэсли рьяно уверял — изображение изменилось. Поверили ему или нет, история умалчивала. Далее в папке лежало ещё несколько скудных однострочных сведений о «Дарящих любовь». Его всякий раз покупали одинокие богатые коллекционеры, позже пропадавшие без вести. Никаких упоминаний о меняющемся рисунке не появлялось вплоть до середины ХХ века. И узнать о различиях удалось не только по тексту, но и благодаря фотографиям. Их в папке хранилось две. На обеих были запечатлены фигуры в той самой одежде, что и Линдсей со спутником. Однако головы людей разительно отличались.

Прочитай Коннор материалы дела до столкновения лицом к лицу с «Дарящими любовь», он бы вряд ли счёл их сведениями о чём-то мистическом. Мало ли какие прихоти и придури бывают у любителей живописи. Это же картина, её можно перерисовать согласно желаниям, увековечив себя и другого близкого человека, а не просто абстрактных людей. Может, покупавшие полотно люди верили: стоит поместить своё изображение в таинственный лес — тут же встретишь любовь и в романтическом порыве захочешь сбежать с ней на край света… Но, учитывая пропажу Линдсей и сумасшедшее влечение к холсту, махать рукой и захлопывать материалы дела с репликой: «Пустышка!» Коннору, зачастую слишком скептично относившемуся к плохо изученным явлениям, не захотелось.

Его до сих пор интересовало, кто и почему прислал Линдсей картину. Ниточка к отправителю оказалась слишком прозрачной — в службе «Тайгер Экспресс» по письменному запросу предоставили лишь имя и адрес их вашингтонского офиса, принявшего товар для транспортировки. Коннору и другим коллегам, хорошо знавшим Линдсей, не показалось знакомым имя Джейн Мур, а поиск по фамилии среди жителей столицы США заведомо вёл в никуда.

Блуждающий взгляд размышляющего Коннора зацепился за одежду Линдсей, лежавшую перед рамой. С одной стороны, может, нужно было поднять её и переложить. С другой, лишний раз дотрагиваться до неё не хотелось. И то, что вещи Линдсей странно лежали друг под другом в таком порядке, в котором их носят сверху вниз, тоже добавляло красок к необычности произошедшего. Линдсей вряд ли бы, придя домой, прямо перед картиной сняла колготки, кинула на них нижнее белье, юбку и сверху блузку. Но если полотно своего рода портал, пропускающий внутрь в определённые моменты, то оно могло втянуть в себя только Линдсей. А её одежда, в момент соприкосновения с холстом, упала по эту сторону рамы. В картине же Линдсей примерила совсем другой наряд…

Коннор на минуту прикрыл веки, всё сильнее ощущая усталость. В близком соседстве с «Дарящими любовь» сейчас хотя бы не тянуло мышцы в теле, но поясница и живот знакомо и неприятно ныли, соблазняя прилечь на удобный мягкий диван. Коннор решил всего на пару минут принять горизонтальное положение, не переставая думать о деле, хоть мысли начинали путаться. И, едва коснувшись затылком подушки, он провалился в темноту. Но такой знакомый голос тут же вернул его обратно.

— Коннор…

Он моментально проснулся и сел. Огляделся, напряжённо всматриваясь во мрак квартиры. Никого. Значит, зов Линдсей — всего лишь сон. Коннор потёр переносицу, опустив голову. И застыл, как каменный, с пальцами у лба — тишину снова разрезал нежный шёпот.

— Коннор, милый, посмотри на меня…

Он поднял взгляд, и тот сразу же вонзился в картину. Окатило пониманием: всё происходит во сне, ведь изображение изменилось. Мужчина исчез с холста, и сейчас Линдсей стояла среди зелёного леса совсем одна. И не в профиль, а смотрела прямо на него. Серая дымка сна стала ещё более ощутимой, когда рисованная Линдсей сделала в лесу один шаг, но оказалась по другую сторону полотна, в одной комнате с Коннором.

— Коннор… Мой единственный, мой неповторимый… Я только тебя ждала всю жизнь. И ты… Ты ведь тоже так хотел вернуться ко мне, быть со мной. — Медленно ступая, она говорила всё громче и увереннее, не спуская влюблённых глаз с Коннора. — Пойдём, лишь там мы будем счастливы, и ничто не омрачит наш союз!

Линдсей, шурша платьем, наконец дошла до застывшего у дивана Коннора. Её горячее дыхание коснулось кожи, и у Коннора побежали мурашки по всему телу. Ударило сомнение: это точно сон? Линдсей, сошедшая с ожившего холста, могла показаться наваждением. И говорила слишком странно, непривычно… За её спиной в раме от дуновения ветра качалась листва, словно там открылась дверь в иной мир. Но теперь, когда она приблизилась, даже в старинном платье больше не казалась мороком. Каждый узор на её наряде, каждая складка с играющими тенями на плаще виделись чётко и ясно, а квартира и её обстановка не расплывались в тумане сна. Но флёр грёзы приятно ласкал Коннора, с одурманивающей силой притяжения маня к себе. Линдсей почти невесомо коснулась его щеки, а затем медленно повела пальцы вниз. Подушечками погладила грудь, затем уложила ладонь на живот.

— Пойдём со мной… Я избавлю тебя от страданий, ты забудешь весь пережитый ужас… И всегда будешь счастлив. Только доверься.

В одну секунду она уничтожила и без того короткое расстояние между ними, прижавшись к Коннору. И он не пожелал отшатнуться, наоборот — обхватил её плечи и всмотрелся в блестящие огромные глаза. Взгляд притянули чувственные приоткрытые губы. А ощущаемое через тонкую ткань кружев биение сердца такими же стремительными импульсами пробуждало в Конноре желание. Нежная, соблазнительная… Его мечта в объятиях. Сон или реальность, уже плевать… Сейчас от её прикосновений растворялись маячащие в сознании отголоски прошлых ужасов, бесследно исчезала усталость и ноющая боль. И он сам осторожно провёл по бархатной коже щеки Линдсей. Залюбовался красотой, давно не виденной настолько близко. Теперь он мог рассмотреть полыхающий румянец, длинные ресницы, ровные брови, глубокие серые радужки с трепетавшим в них отражением чувств. Близость тел очаровывала всё сильнее, и в оплетающем сизом дурмане хотелось сделать всё, о чём Линдсей попросит.

— Коннор… — прошептала Линдсей, — ты вернулся ко мне. Позволь мне сделать тебя счастливым. Я хочу исцелить…

Она медленно потянулась к нему, прикрывая веки. И Коннор не выдержал. Впился в горячие губы, сам всё сильнее полыхая от подкатывающего жара.

Линдсей вплела пальцы в его волосы на затылке, углубила поцелуй и наполнила рот Коннора тихими стонами.

— Кон… нор… — дразня его мимолётным отстранением, томно произносила она раз за разом, а затем продолжала целовать всё более страстно.

Ладони Коннора скользнули вниз по корсету, по пути нащупав длинную шнуровку. Он сжал ленты, попытавшись потянуть их и развязать. Но в эту же секунду Линдсей прервала поцелуй и сделала шаг назад, взяв Коннора за руку.

— Пойдём. — Она кивнула в сторону нарисованного леса, где соблазнительными зелёными красками переливалась дикая природа.

И Коннор, ощущая её крепкий захват, сомкнувшийся на его пальцах, сделал неуверенный шаг вперёд. Туман, покрывающий верхушки деревьев, из картины тянулся к Линдсей и к нему, окутывая их фигуры и будто прокладывая путь.

— Погоди, — проговорил Коннор, прижав вторую ладонь к виску. — Зачем нам идти туда? Мы можем быть счастливы здесь…

— Нет, Коннор, — елейным голосом пропела Линдсей. — Здесь кошмары никогда не отпустят тебя, ты не избавишься от боли… А там… Там мы будем с тобой счастливы только вдвоём.

Коннор с трудом проглотил вязкую горькую слюну, на секунду так ярко напомнившую ему о пережитом прошлом. Но, вытащив руку из цепких пальцев, отступил обратно к дивану. Серая дымка кружила вокруг головы всё сильнее, словно щупальцами разбивая связные мысли и воспоминания. Коннор хотел пойти за Линдсей, но вовремя вспомнил о несказанном. И озвучить захотелось прямо сейчас, до момента, как она войдёт обратно в лес с надеждой, что и он шагнёт за ней.

— В том-то и дело. — Коннор протянул к Линдсей ладони. — Мы уже не сможем быть счастливы только вдвоём. Я как раз хотел тебе рассказать… У меня есть дочь.

Стоило ему произнести последнюю фразу, лицо Линдсей исказилось до неузнаваемости. Черты лица обострились, глаза исчезли, на их месте остались тёмные дыры. Линдсей согнулась, вцепившись себе в волосы, и истошно, не по-человечески закричала. Коннор ещё сильнее отпрянул назад от оглушающего воя. Инстинктивно закрыл уши, неотрывно глядя на страшные метаморфозы, творящиеся с Линдсей. Она, пятясь назад к полотну, чернела и задыхалась. Но стоило ей войти обратно в лес, по холсту прошла серая рябь, а изображение приобрело прежний облик Линдсей. Вот только она осталась стоять с гримасой ужаса и протянутой рукой, и её взгляд как бы молил: «Помоги мне!»

И Коннор, сделав несколько порывистых шагов к «Дарящим любовь», замер прямо перед ней. Аккуратно указательным пальцем дотронулся до руки Линдсей, но ощутил лишь шероховатость краски. Следом впечатал раскрытые ладони, несколько раз постучав по картине. Та откликнулась глухими звуками от ударов.

Руки Коннора задрожали, и он не с первого раза правильно набрал номер Питера.

— Эксон? — Коннор изо всех сил пытался говорить ровно. — Даже если спишь… Срочно бери оборудование по замеру электромагнитных полей и приезжай на Виндзор стрит. Кажется, я нашёл Линдсей!