В темноте зазеркалья

3. Картинный мир грёз

Офис по научным исследованиям и разработкам. Галифакс, Канада

19 апреля 2000, 13.59

Поднимаясь ко входу в Офис по научным исследованиям и разработкам, Коннор еле успел подхватить споткнувшуюся женщину и уберечь её от падения с высокого крыльца. Она робко улыбнулась, поблагодарила его и, притянув за руку девочку лет семи, поспешила скрыться за входными стеклянными дверями. А Коннор, продолжив путь, машинально глянул на часы и скривился.

Он почти никогда не опаздывал. Всю сознательную жизнь внутри словно тикал механизм, позволяющий чётко сверить время, расстояние и количество свалившихся дел, из-за которых можно не успеть куда-то к положенному сроку. Но даже чувствуя, что он не успевает прибыть к назначенному часу, Коннор редко торопился, считая суету плохим союзником навёрстывания упущенных минут. Ведь в спешке легко упустить из внимания важные моменты: будь то забытые в быстрых сборах дома документы или красный свет светофора.

Коннор неторопливо подошёл к дверям лифта, нажал на кнопку и принялся ждать, осматриваясь по сторонам. В очередной раз с усмешкой подметил странную закономерность: когда едешь без опозданий, никогда не обратишь внимания на слишком медленно движущиеся перед тобой машины, на плотную толпу неизвестных людей, которых в дверях офиса ни разу столько не скапливалось, и на уехавший за секунду до приближения к нему лифт. И только маячащий риск куда-то опоздать заставляет нервно реагировать на подобные вещи. Даже таких спокойных и уравновешенных личностей, как он.

Коннор покачал головой, вытерев испарину со лба. Какой он теперь или каким он был раньше? Года четыре назад его такие мелочи не нервировали. Коннор более резко мотнул головой, в очередной раз прогоняя раздражение от навязчивых сравнений себя прошлого и настоящего. Пусть он уже допускал — тело перекроили, но не хотел верить, что его разума тоже коснулись необратимые изменения.

Коннор, как и раньше, старался осознанно держать ум холодным, цепким и ясным. Но все установки рассыпались во снах. Там не только собранное по кускам тело преломляли и отражали разбитые зеркала, заставляя Коннора кричать, как загнанного зверя, от боли и страха в моменты, когда горящей кожи касались скальпели хирургов, а мозга — понимание: он может быть не тем, за кого себя выдаёт.

Ведь тот он сгорел живьём на заводе в Архангельске, а этот порой казался таким знакомым, но в то же время совсем чужим. Очевидно, окружающие и не замечали разницу между привычно спокойным профессором Дойлом, умеющим всегда держать эмоции под замком, и замороженным кошмарами пережитых событий бывшим пленником лаборатории, отстранившимся и замкнувшимся на переживаниях глубоко внутри себя. Но в свете солнечных лучей Коннор смотрел на себя в настоящее, неразбитое зеркало и видел лишь бледную, измученную оболочку, которую вернули с того света, но забыли вдохнуть в неё жизнь.

Но она ворвалась в нутро сама… С дыханием весны и трогательным сопением курносого носика. Николь невероятным образом стремительно заполняла пустоту переживаниями, стряхивая со слабо бьющегося сердца чёрную копоть выгоревшего под плитами завода естества. Коннор призрачно улыбнулся, потерев грудь, и снова ощутил, как участилось сердцебиение. Пусть в его прошлой жизни никого не было, зато эта с появлением Николь резко заиграла всеми оттенками смыслов, даже если совершенно необъяснимых и порой доводящих до головной боли… О чём бы он ни думал, сейчас он наконец начинал чувствовать.

Всё ещё погружённый в новые ощущения, Коннор вошёл в конференц-зал и увидел там женщину и девочку, с которыми столкнулся на крыльце несколько минут назад.

— Миранда, а вот и наш руководитель — Коннор Дойл. — Антон широко улыбнулся, но покосился на часы, висевшие справа от него.

Он оперативно ввёл Коннора в курс дела. Тот молча кивал, слушая детали, но его мысли, ненадолго вернувшиеся в рабочее русло, снова невольно устремились навстречу Николь из-за серо-голубого цвета глаз ребёнка, пришедшего вместе с Мирандой. Стоило Коннору только войти в зал, девочка прошила его острым взглядом и с того момента не смотрела в другую сторону. Практически не моргала и никак не реагировала ни на маму, ни на остальных взрослых в помещении. Коннору от её пристального внимания стало не по себе, и ассоциация с дочерью распалась. Он глянул на Линдсей. На секунду их взгляды пересеклись, но Линдсей, еле заметно вздрогнув, тут же встала и пошла к кофейнику.

— Мою дочь зовут Саманта. — Миранда старалась говорить как можно тише. — Вы извините, она не слишком разговорчива. У неё специфическое расстройство речи, при котором дети общаются не со всеми. Она невероятно умная девочка, но говорить предпочитает только со мной и со своим учителем в школе.

— Избирательный мутизм? — предположил Антон.

— Да, именно, — ответила Миранда, едва заметно тяжело вздохнув.

— Понятно. — Антон мягко улыбнулся и коснулся плеча Миранды. — Ну что ж, давайте мы с вами и Питером пройдём в другой кабинет, чтобы провести предварительные тесты. А Коннор и Линдсей пока присмотрят за вашей дочерью.

Оставшись с Коннором наедине, пусть даже в компании с ребёнком, Линдсей не знала, с какой стороны к нему подступиться, чтобы начать разговор и нарушить затянувшуюся, абсолютно непрофессиональную тишину. Она чувствовала себя глупо, понимая: ничего особенного между ними не произошло, но все слова предательски застревали в горле. Коннор же, не глядя больше на Линдсей, молча взял папку с документами и принялся с невозмутимым лицом изучать содержимое.

Так и не придумав, как начать беседу с Коннором, Линдсей попыталась разговорить Саманту. Но, задавая вопросы, в ответ слышала только царапание карандаша по бумаге. Девочка увлечённо раскрашивала картинку, принесённую с собой, и не обращала внимания на Линдсей. Но иногда поглядывала в сторону Коннора, и он уже дважды ловил её взгляд, когда оборачивался. Когда это случилось в третий раз, Коннор вдруг бросил ручку на стол, взял в руки мобильный и вышел из конференц-зала.

— Какой прекрасный рисунок! — восторженно протянула Линдсей, глядя, как Саманта положила карандаш и то ли с тревогой, то ли с грустью посмотрела вслед Коннору. — Это ведь ты на нём, а здесь — твоя мама? А вот… — Линдсей нахмурилась, заметив едва различимый контур тёмного силуэта рядом с Мирандой.

Саманта холодно глянула на неё исподлобья, поджав губы. В её взгляде призрачно мелькнула знакомая сталь, заставившая Линдсей поёжиться… И в оглушающей тишине зазвенело понимание: девочка не произнесёт ни слова. Перед ней не тот взрослый, кому она готова открыться.

В следующие медленно текущие минут десять Саманта, как застывшее изваяние, смотрела в окно, продолжая игнорировать Линдсей. Зависшее тягостное молчание наконец прервалось, когда двери открылись, и на пороге показалась озадаченная Миранда. Саманта спрыгнула со стула и, побежав к матери, вцепилась в её юбку. Напоследок обернулась и снова холодно посмотрела на Линдсей. Миранда же только пролепетала что-то невнятное и повела дочь из конференц-зала, на пороге столкнувшись с Антоном.

— Мы с Питером едем к миссис Спрингз домой, — неспешно проговорил он, глядя на задумавшуюся Линдсей. — Необходимо сделать замеры электромагнитных полей, пронаблюдать за поведением матери и дочери в домашней обстановке. А тебя на совещание зовёт Блевинс. Коннор уже там.

Линдсей растеряно кивнула, взяла свой отчёт по последнему расследованию и направилась в кабинет к начальнику. Стоило ей войти, Блевинс одарил её приветственной улыбкой, а Коннор так и остался сидеть спиной к ней в кресле напротив директорского стола.

Инструктаж по рабочим вопросам и принятию отчёта по последнему расследованию затянулся примерно на полчаса. Линдсей плохо слушала, о чём говорил Блевинс, то и дело бросая взгляды на напряжённую позу Коннора и его нервно играющие желваки. В какой-то момент монотонного монолога директора Коннор снова достал из кармана мобильный и дёрнул уголками губ. Линдсей повела бровью, узнав позабытый жест. Коннор делал так крайне редко и только в моменты, когда ситуация принимала критический оборот, а он всё равно старался вести себя максимально собранно. Но сейчас, похоже, эмоции усиленно прорывались через маску невозмутимости. С момента, как Коннор вернулся, она ни разу не видела у него прежних реакций, связанных с беспокойством. И теперь не знала, как к ним относиться. У всех членов команды проносились мысли — Коннор слишком неэмоционален и спокоен после возвращения. Это больше настораживало, чем радовало. От его спокойствия за милю веяло замкнутостью, иногда даже отрицанием случившегося и уж точно нежеланием делиться тем, что тревожило. А внутри него будто бы тикала бомба, предвещающая взрыв, если защитные барьеры вокруг травматичного прошлого падут, обнажая ужас, боль и накопленные страхи, затаившиеся после произошедшего. Всё то, что пока не удалось отпустить изнутри, могло сдетонировать в любой момент. И сейчас его переживания, не ясно с чем связанные, стремились наружу на работе, заставляя Линдсей волноваться и ещё сильнее всматриваться в лицо Коннора.

— Вы хорошо потрудились над делом о похищении мальчика, — подводя итоги, произнёс Блевинс, привлекая внимание обоих сотрудников громким тоном. — Я так понял, долго без работы не сидели и уже приняли новое расследование? Это хорошо, но о нём поговорим после того, как будут получены первые данные. — Он выдержал небольшую паузу и воодушевлённым голосом продолжил: — А сейчас, мисс Доннер, позвольте от лица Управления поздравить вас с днём рождения!

Пока Блевинс с широкой улыбкой произносил пожелания, Коннор наконец вынырнул из тревожных мыслей. Минутой назад Адам прислал сообщение, что у Николь снова поднялась температура, но малышка спит и совсем не капризничает. И в конце сообщения приписал: «Всё под контролем, не беспокойся. Но вечером купи и привези лекарства. Напишу, какие». Следующее смс состояло только из названий медицинских препаратов. И, глядя на них, Коннор всё равно ощущал бесконтрольную тревогу, а сейчас ещё и почувствовал себя неуютно. Когда Блевинс закончил говорить, Коннор, откашлявшись, произнёс:

— Да, Линдсей, с днём рождения… — он запнулся и ещё больше смутился, — присоединяюсь ко всему вышесказанному.

Ситуация, вышедшая крайне неловкой, окончательно выбила Коннора из колеи. Зато память тут же по ассоциации повела к воспоминаниям о собственном дне рождения в девяносто шестом году. Тогда они всей командой собрались в баре «Дикий койот». Встреча до сих пор светилась в памяти тёплыми оттенками и желанием устраивать такие вечера в честь каждого именинника в команде, закрепив празднование их своеобразной традицией. Всегда разделяя личное и профессиональное, Коннор, тем не менее, безмерно ценил каждого сотрудника, считая их сплочённость чем-то большим, а не просто данью рабочему коллективу. Тогда он не знал, что этой придуманной им традиции не суждено сбыться, так как даже свои дни рождения в ближайшие три года ему придётся встречать под наркозом… А теперь желание окунуться в ту атмосферу уюта среди коллег отзывалось лишь крайне блеклым призраком прежнего чувства внутри. Самое последнее место, где он сейчас хотел оказаться, — бар или ресторан. Коннор невольно съёжился сильнее, представив гуляние в мрачном зале, пропитанном бьющей по обострённому обонянию смесью запахов и заполненном давящей на уши какофонией звуков.