В темноте зазеркалья

4. Адриана Де Марко

Пригород Галифакса, Канада

19 апреля 2000

Коннор припарковал «Шевроле» возле дома Адама без четверти девять. Прошло всего лишь полдня с момента, как он уехал отсюда в обед, но теперь ещё сильнее подметил одну деталь: возвращение в Галифакс неизменно окунало его в ощущение разорванности между небом и землёй. И он сам себе казался то ли живым, то ли мёртвым. Зато здесь, в пригороде, мысли стихали, а сердце радостно трепетало в ожидании встречи с крохой. И всё, чего хотел Коннор, — увидеть дочь, взять на руки и целиком отдаться приятно будоражившим переживаниям, которые ещё утром казались чем-то непонятным и странным.

Привычно осторожный и обычно оглядывающийся по сторонам, Коннор свободно ступил на порог дома и впервые не почувствовал никаких опасений. Вошёл в холл с широкой улыбкой. Но тут же нахмурился, вдохнув резкий запах женских духов. Уловил знакомый аромат из прошлого. Вот только Одри абсолютно точно не пользовалась Шанель, а другим женщинам путь сюда был заказан.

Коннор сделал несколько стремительных шагов и застыл у дверей гостиной, где стояла кроватка с Николь.

Адам сидел на диване с длинноволосой брюнеткой, одетой в деловой брючный костюм коричневого цвета. Взгляд Коннора метнулся от откинувшегося на подушки хозяина дома и остановился на гостье. Она подняла на него зелёно-карие глаза, и Коннор словно врос в деревянный пол. Кровь отхлынула от лица, сделав его в секунду мертвецки бледным. Дыхание с неслышным хрипом вылетело из груди, и совершить новый вдох не получилось. По спине побежали мурашки, желудок сжался в болезненный ком, а слова приветствия не смогли пробиться сквозь спазм мышц гортани. Обрывками связных мыслей, не позволяющими окончательно провалиться в пучину оживавшего внутри ужаса, Коннор цеплялся за ускользающую способность вспомнить, где видел эту женщину.

— Здравствуйте, мистер Дойл. — Незнакомка грациозно встала с дивана, подошла к Коннору и протянула руку. — Меня зовут Адриана Де Марко. Очевидно, доктор Дженнерс не рассказывал вам обо мне. Я — родная тётя Николь.

Её выплюнутые сквозь зубы фразы словно электрическими разрядами били по телу. Коннор тщетно пытался вдохнуть и пошевелиться. Судороги скрутили конечности и заставили даже челюсти сжаться до скрипа, отрезав попытки обронить случайный стон. Цементирующий коктейль из самых противных, липких чувств сковал внутренности. Веки застыли, не давая сморгнуть влагу на ресницах, и Коннор смотрел на Адриану, стоявшую перед ним, стеклянными глазами жертвы, которая угодила в пасть хищной змеи.

Коннор даже не сразу ощутил, как подоспевший на помощь Адам сжал его ладонь до хруста костяшек и произнёс несколько слов. В ушах стучал только слышимый пару мгновений назад женский голос. Он принадлежал той, которая сейчас стояла и сверлила его презрительным взглядом, зло поджав губы, или… другой?

— Тише, Коннор, я не причиню тебе больше боли. Только не я… — Нежная прохладная ладонь скользит от его груди к животу. Соприкосновение кожи руки, не обтянутой резиновыми перчатками, с его обнажённым телом такое немыслимое, непривычное для палача лаборатории. Но что, если она не палач? Что, если она ангел? Нежными поглаживаниями облегчающий невыносимые страдания?

В забытьи ища спасение от мук, он хочет видеть серые глаза Линдсей, её пшеничные волосы… Хочет хоть на миг почувствовать связь с жизнью, которую у него отобрали. Линдсей его мостик туда, его якорь, удерживающий от провала в алую бездну, стирающую прежнюю личность.

Но он видит тёмные волнистые локоны и карий ободок в зелёной радужке. Тот самый, который есть в глазах только этой женщины, глядящей на него с состраданием. Не понимая, кто она и зачем приходит к нему, может только беспомощно смотреть на неё. И в мозгу рождается причудливая ассоциация — «ржавая надежда». Рассматривая ореховую кайму вокруг зрачка, он будто бы видит в нём отражения себя, полностью уничтоженного, растерзанного, искалеченного, проржавевшего до основания и парализованного… Но стоит посмотреть на изумруд, и в нём загорается призрачный шанс — однажды кошмар закончится. Уже всё равно, жизнью или смертью… Ведь какая жизнь может быть после всего сотворённого с телом?

— Могу догадаться, о чём вы думаете день за днём. — Шёпот касается раковины уха. — Об избавлении. Поверьте мне, оно скоро придёт… И оно не в последнем дыхании. У вас есть будущее. Сейчас вам кажется, что вы умираете, а те, кто приходят к вам, такие, как я… проживут много десятилетий. — Тяжёлый вздох. — Но у меня остался последний шанс. Я не хочу оставить её одну… Точнее, уже их. — Рука, только что гладившая его голый живот, теперь трёт медицинский фартук. — Когда вы встретитесь с ними, пожалуйста, посмотрите сердцем, а не глазами. Только там бьётся настоящая любовь, которая спасёт вас и…

— Коннор! — Выкрик Адама разорвал ожившее воспоминание, тут же снова погрузив во мрак беспамятства.

Коннор захрипел и наконец смог сделать вдох. Свинцовые цепи спазмов, обмотавшие тело, нехотя разорвались. От частого моргания по щекам скатилось несколько слёз, движения рук стали быстрыми и хаотичными, а дыхание участилось после длительной задержки. Не сразу получилось вернуть самообладание и обрести уверенность — он может сделать несколько шагов вперёд. Или назад…

Адриана просверлила Коннора надменным взглядом, словно даже и не заметив его состояние. Ему, возможно, только показалось, как уголок её рта на мгновение приподнялся. Как будто она и ждала такую реакцию, и теперь злорадная победная усмешка почти заплясала на её лице. Рука Адрианы, поднятая для приветствия, только сейчас опустилась. В глазах пронеслось ликование, и Адриана, отвернувшись от Коннора, неспешно вернулась к дивану. Медленно села, посмотрела на Адама, который неуверенно отступил за ней следом, и снова прошила Коннора острым взглядом.

Коннор же смотрел одновременно на неё и мимо. Мысли, освободившись от оков паники и ужаса, глухими ударами застучали по вискам. Тело выдало реакцию один в один, как в «Улье». В момент, когда он с трудом разлеплял слипшиеся веки и вылавливал силуэты склонившихся над ним врачей. Их лица обычно скрывали маски. И только по цвету глаз и волос он мог тут же догадаться, насколько больно будет сейчас. Один Адам проявлял сострадание и колол анестезию даже перед несерьёзными хирургическими вмешательствами. Но и на него Коннор, уже находясь в безопасности, долгое время реагировал не всегда адекватно. Поэтому его будила и выводила из кошмаров рыжеволосая Одри, с которой не сомкнулись ассоциации. И ей заблудившийся в прошлом и настоящем Коннор никогда не пытался вцепиться в горло, чтобы не допустить очередные пытки…

Но почему паническая атака накрыла с головой, стоило увидеть некую Адриану Де Марко? И в то же время уже полностью растворилась, оставив не неприятное послевкусие судорог и ожившего в памяти кошмара, а странное безразличие. Или даже спокойствие, смешанное с облегчением? Как в момент, когда Коннор понимал, что перед ним сердобольный доктор Дженнерс. Только ли Адам был милостив к своему пациенту в «Улье»? Может, Коннор о ком-то забыл?

До него не сразу дошёл смысл последних слов Де Марко. О том, что она тётя Николь… Значит, у неё могут быть ответы на измучившие его вопросы. Отгоняя размышления, накрывшие не в самый подходящий момент и снова заморозившие посредине комнаты, Коннор не спеша опустился в кресло, стоявшее в углу комнаты, возле кроватки Николь. Малышка мирно спала, и он, всё ещё ощущая отголоски предательской дрожи в руках, не рискнул взять её.

— Мистер Дойл, — ровно и сухо заговорила Адриана, — я здесь, чтобы раскрыть некоторые обстоятельства рождения Николь, но начну не с этого. Проект «Улей» закрыт силами правительства США и федеральных служб. Некоторым членам администрации и верхушки правления удалось сбежать. Несколько человек были убиты либо покончили с собой. Очевидно, вы уже в курсе — ваш бывший руководитель Фрэнк Элсингер, замешанный в делах «Улья», попал в список погибших. Грядёт череда судебных разбирательств с учёными, работавшими над разными проектами лаборатории. О них не напишут в газетах и не будут афишировать на телевидении. Думаю, вы знаете, что «Улей» спонсировали некоторые политические деятели. Поэтому здесь требуется деликатный подход, а не общественный резонанс. — Она, снова поджав губы, сделала небольшую паузу, а затем заключила: — Больше никаких деталей сообщить вам не могу.

Похоже, ассоциация со змеёй и её жертвой пронеслась не только у Коннора. Де Марко сидела с идеально ровной спиной, уложив руки на колени. Смотрела в упор на Коннора, почти не моргая, словно чувствуя себя безусловной хозяйкой положения. Именно таким же взглядом на него, как на подопытного кролика, глядели учёные в «Улье». Каждое слово Адриана произносила совершенно безразлично, словно ведущий, беспристрастно чеканящий на камеру последние новости.

Но Коннор, скинувший морок, больше не ощущал себя испытуемым, и также старался смотреть Адриане в глаза. Пусть его постоянно пронизывал жуткий холод, гуляющий вверх-вниз по позвоночнику, и одолевало желание отвести взгляд в сторону, а лучше — опустить веки и не видеть её. Коннор пока не был даже уверен, что сможет связать пару слов и сказать их без дрожи в голосе. Приветствие, которое он так и не смог вымолвить в начале встречи, выглядело бы сейчас абсолютно неуместно, и ему хотелось молчать дальше. Но Адриана, кажется, и не ждала от него ответных реплик.

— Что ж, с прелюдией к разговору мы закончили. Теперь я готова ответить на самый главный волнующий вас вопрос. — Она склонила голову к плечу, будто оценивая состояние Коннора. — Вам ведь знакомо моё лицо?

— Да, — ответил Коннор, подкрепив первое сказанное слово уверенным кивком.

— Моя сестра-близнец была ведущим акушером-гинекологом в проекте «Ева». Думаю, мистер Дженнерс упоминал имя Аманды Райз? Нет? — Она удивлённо подняла бровь, считав по реакции Коннора — он в первый раз слышит имя. — Тогда вам будет о чём поговорить после моего отъезда. Я не стану пересказывать специфику проекта. Всё, что вам нужно знать — ваш биологический материал использовался в проекте моей сестры для оплодотворения методом ЭКО бесплодных женщин. Он представлял определённый интерес для учёных, поскольку на вас, мистер Дойл, испытывались новейшие препараты по регенерации тканей и восстановлению утраченных функций организма.

Коннор вздрогнул. Холод, то и дело гулявший по позвоночнику, начал расползаться по всему телу. Внутри, как на качелях, мотались противоречивые реакции, импульсами то заставляющие смотреть на женщину-змею с отвращением, то, наоборот, необъяснимо притягивающие к ней. Всё в её словах, взглядах и даже вытянутой, как струна, позе выдавало презрение к нему. Но всё сильнее Коннор улавливал нечто знакомое. Доброе, успокаивающее, вселяющее надежду, теперь словно скрытое за глыбой льда или старательно натянутой маской… Значит ли это, что одна сестра была к нему милосердна в лаборатории, а вторая выказывала неприязнь? И в эту минуту с трудом припоминаемый тёплый образ никак не накладывался на холодную внешность Адрианы.