Буря кристаллов

На Марсе не было трансформации, там была миграция. Вечный круговой бег от холода к теплу, в который вовлекалось все марсианское человечество. Не оставались в стороне даже дендриты, гигантские километровые деревья, заполненные внутри полужидкой, похожей на яичный белок массой. Она застывала на зиму и оживала с возвращением тепла. Дендриты перемещались по лесу, находя друг друга, чтобы согреться. Древесных гигантов не создавали искусственно. На заре колонизации их селектировали из земных в условиях Марса: очень низкого давления и перепада температур. Дендриты в холод стояли группами — гладкие голые столбы до небес.

Ходить и бегать на Марсе легко, сил хватает на массу дел. Мама обожала переезды, а отец ворчал, когда тревожили милую его сердцу пыль. Он из тех, кто вечно высказывает недовольство. Как-то предложил жить на грузовой платформе, чтобы не таскать туда-сюда вещи. Мама пригрозила в следующий раз оставить его и посмотреть, сколько понадобиться времени, чтобы исхудать, засалить одежду, зарасти пыльным хламом по углам и сломанными бытовыми приборами. Потерять человеческий вид. Если бы она знала, насколько окажется права.

Тим провел пальцами по волосам, прогоняя мысли об отце.

— Когда приходит Пояс холода, вы в своих мертвых городах спускаетесь к сердцу Марса?

Что значит к сердцу? Неужели на Орфорте можно приблизиться к ядру планеты? И что там делать? Выживать в Поясе холода?

— Нет. На Марсе не бывает холодно сразу везде, поэтому можно просто уехать на время. И города строят на поверхности.

Ирт разочарованно хмыкнул:

— Марс, Земля. Одна и та же дребедень, Чага.

— Я — Тимоти. Уж извини, что тебя разочаровал, но ты сам требовал рассказ.

Может изоморфу не найти отличий между Землей и Марсом, но Тиму в первый раз голубая планета показалась ожившей фантазией. Стелющиеся или разлетающиеся в стороны города, неустойчивые флоотиры, легкие крошечные коттеджи, разбросанные по берегам и излучинам рек. И небо, слишком синее, над головой. Жизнь на Земле для марсианина выглядела хрупкой и ненадежной, и эта хрупкость будоражила воображение и чувства. Терраформированный Марс был другим. Монолиты полисов уходили вверх на километры. Надежные и тяжелые, сделанные из реального камня и стали. Как было принято в пору колонизации. Округлые выступы домов перетекали в балконы, потом в атриумы дворов и в улицы, с покатыми навесами и зеленью. Изящными обводами открывались тут и там небольшие парки. Города тянулись снизу вверх к желтому по вечерам небу с уровня на уровень. Бугрились завитками и скатами так, что, даже выпав из окна, ты попадал на какую-нибудь страховочную горку. Не было ничего более надежного и несокрушимого, чем полис. На красной планете. Где от рек всегда летела водяная искрящаяся пыль, а в воздухе часами парили оторвавшиеся от дендритов листья.

— Требовал. Вот и рассказывай, а не закатывай глаза, как потерявший корешок голубат. Ты сбежал из родных стен из-за холода?

— Нет. Сначала, когда мне исполнилось семь лет, мы поехали путешествовать. Мама хотела показать мне Землю. Мы три дня летели на межпланетарном лайнере.

— Как этот?

— Нет, это военный крейсер. Здесь все просто и функционально, сплошные силовые конструкции. А тот был настоящим роскошным кораблем для путешественников, с огромными развлекательными комплексами и программами для отдыха.

— Для путешественников и для отдыха?

Ирт выглядел озадаченным. Слишком мало знал реалий Земли, чтобы найти схожее с Орфортом. Это его и злило, и вызывало любопытство.

— Путешественники — это не охотники на Просторах.

Изоморф поскучнел и дернул уголком рта. Хотел выдать что-то уничижительное, но сдержался. Хотя ноздри чуть раздулись от усилия над собой. Слава богам, какой подвиг. Захотелось немного порадовать:

— Но на Марсе мы охотились за созревшими плодами, это было весело.

— За плодами? Весело? Вы их быстро разрывали в клочья и поглощали?

Ирт плотоядно и одобрительно растянул губы, и у Тима не возникло желания разочаровывать размякшее чудовище.

— Да, очень быстро. Оставались лишь клочки зеленой шкурки.

Шкурки от спелого и невозможно сладкого плода, похожего на земной арбуз и фейхоа одновременно. Когда большой зеленый шар кашура созревал, и пересыхала завязь, он начинал носиться по полю, как затравленный заяц. Магнитная шкурка плода и недостаточная сила тяжести Марса делали его поимку очень сложной. В детстве они устраивали состязания, кто первый поймает свой кашур. Это было наполовину везение, не угадаешь, в какой момент магнитный баланс плода заставит его свернуть, когда он замедлится, а когда рванет на спринтерской. Если ловить приходилось долго, сжирали вредный кашур без остатка. Чем не охотники Просторов?

— Иногда и шкурки не оставалось.

Рот изоморфа повлажнел. Охота — самая веская причина для одобрения. Тим обхватил правое запястье и потер. Ирт не охотился слишком долго, месяцы без Просторов и возможности вволю наиграться с жертвой, прежде чем убить. С определенного ракурса между Тимом и кашуром никакой разница.

— Впрочем, это не важно, — подумал он про шкурку.

— Ты жалок и слаб, Чага.

Тим сжал запястье до боли и промолчал.

— Жалок и слаб. Ты сбежал из родных Стен, потому что боялся холода и, наверняка, был плохим охотником. Но боги подцепили тебя и отправили на Орфорт, ткнули ростками в правду о самом себе.

Безумная, вывернутая логика, но зерно истины и в ней есть.

— Я не сбежал, вернулся, — все же отрезал Тим. — Тогда даже не собирался жить на Земле. Но там я понял, что хочу летать к звездам!

Ирт впился белесыми глазами, как делал всегда, выискивая ложь.

— Рассказывай, как Земля приманила к звездам.

Приманила. Но не Земля. Мама. С ее всегда легкой руки это случилось.

— Когда мы прилетели, мама сказала, что на Земле есть много чудес. Одно она покажет, когда мы пойдем пешком на Луну. Я подумал, что это шутка или фокус, потому что до Луны сотни тысяч километров. Никто не пройдет такое расстояние. Зачем тратить время на самый скучный и долгий аттракцион на Земле. Но мама пообещала, что мы вернемся сразу, как надоест. На следующий день мы прошли всю дорогу от Земли до Луны, и я решил, что буду капитаном космического корабля и никем другим.

— И что же случилось?

— Для тебя — ничего особенного. Обычная мертвая дорога под ногами, лавочки для уставших, несколько других путников, Луна, Земля и космос вокруг.

Для Тима дорога оказалось волшебством. Рождала в груди трепет и восторг. Детский, а потому безоглядный. Не объяснить изоморфу. Даже если он сможет ухватить чувства и перенести в собственный опыт, то их истоки в душе человека останутся темны и лживы. Иной разум, правда, подобен богу — верь или отвергай.

— Ты опять пытаешься что-то скрыть от меня?

Чертовы голодные глаза. Как у пса, вечно сторожащего у ворот ада. Того зверя нельзя насытить, его терзает совсем другой голод, нежели он пытается утолить. Возможно, и изоморфа тоже.

— Я тебе описал именно то, что было.

— Но что-то утаил.

— Ты не поймешь.

Если только не считаешь в крови, надорвав шкуру.

— Просто говори.

Тим закрыл глаза. Хотел представить, что его слушает Сэм или Алекс, выкроившие минутку на хорошую выпивку и разговор. Но в воображении вальяжно развалился Рей, с самодовольной улыбкой и курсанткой пилоткой, небрежно прилепленной к плечу. Почему опять он? Под веками стало влажно.

— Все выглядело необычным еще до начала дороги на Луну. Она выстроена от предгорного Урала. Очень недолго мы двигались по пыльному пути, окруженному крошечными по меркам Марса растениями. Их было очень много: сосенки, пихты, жимолость, боярышник. Запахи стояли непривычные. Потом дорога стала идеально ровной и при каждом шаге забавно цокала. Слева и справа появлялись катафоты с разными напоминаниями и предупреждениями, чтобы путники не подходили к краю, не толкались и не играли на дороге. Все они казались скучными. Но эта часть пути длилась недолго. Мы дошли до ворот — белой алебастровой арки со скульптурной группой планет и звезд. Перед нами сразу высветился лунный мост. Он уходил в горизонт неба, как траектория взлета корабля. Походил на подвесной мост древности — весь собран, как из ступеней, из плоских плашек желтого цвета. Я тогда только два года ходил в школу и ничего не знал о древних мостах, но он все равно показался неподходящим для прогулки по космосу. Какие-то глупые желтые доски с дырками между ними. Мама взяла за руку, и в ее молчании чувствовалась какая-то торжественность. Я в тот момент поверил, что это будет особенная прогулка. И мы пошли.

Рассказ несколько успокоил, и Тима открыл все еще влажные глаза. Ирт сидел в небрежно-расслабленной позе, и взгляд чуть поблескивал из-под век. Тим медленно выдохнул и продолжил:

— Когда идешь по этой дороге, кажется, что ты не обычный человек, а звездный великан. Идешь вразвалочку по привычной твердой поверхности, а с каждым шагом оставляешь позади огромное расстояние. Земля на глазах уменьшается в размерах. Взлет авиетки, который можно измерить самыми обычными шагами. Мы не сразу попали в космос, сначала шли по атмосфере. Чувствовали не слишком уютный ветер, даже попали в легкое облако и немного промокли. Очень быстро дошагали до космоса. Там ветер пропал, все сразу стало резким и четким. Чернота смотрит тысячей звезд и чего-то ждет. И никакой защиты: ни купола, ни переборок, ни легкого гула навигационных систем. Сандалии на голых ногах и желтые доски под ними. Не отмахнешься, не отстранишься — ты весь как на ладони.

Тим замолк, вспоминая самое острое впечатление детства. Не во время полета на лайнере, а именно на дороге он ощутил живой, очень требовательный взгляд космоса. Потом не раз слышал, что многие находили в межзвездном пространстве лишь ледяную пустоту, безразличие и смерть. Никак не мог понять, почему. Невероятная четкость и бесконечная, охватывающая тебя со всех сторон 'многоглазость' вселенной, делали её волшебным таинственным существом.

— Ты пришел в восторг от лжи из мертвых пленок и отражений. Иллюзия того, что людишкам ровня огненные планеты и дозволено мнить себя богами. Прогулка по лунной дороге — твоя первая скорлупа самообмана. Она сделал тебя Чагой.

— Иди в пределы со своей идиотской песней про скорлупу обмана, — простонал Тим. — Нет тут никакой лжи. Все прекрасно знают, что это скоростной пеший траволатор. Он компенсирует средовые угрозы и коррелирует генерацию полей с кинематикой физических объектов. Но об этом, черт возьми, не обязательно все время помнить и думать во время прогулки!

Ирт по-человечески изумленно хлопнул глазами и издал глухой звук. Через короткую паузу выдавил все же презрительным тоном:

— Ты же даже упасть оттуда не сможешь.

Тим сначала не мог сообразить, к чему такой комментарий, потом решил быть очень конкретным:

— Дорога широкая, где-то семь метров. Есть бордюры, если подходить к краю, раздается предупреждающий звуковой сигнал.

Он, конечно, мог бы добавить, что невидимый туннель в раза в два шире дороги. Если что-то случится, то вакуумно-силовые генераторы втянут и в секунду отправят в госпиталь. Но не стал. Недоумение и презрение могли обернуться бешенством, а родной глаз, несмотря на усилия эмергентного пакета, все еще болел.