Два часа до конца света

Глава XI. Легенда о живых мертвецах

«Но, напрасно желая Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий, Смерти единой он молит.» — Гомер, «Одиссея».

Где-то в русских землях. Очень-очень давно…

Никто уже не помнит, как мы оказались в этих просторах. Немыслимые пространства неосвоенных земель, куда мы забрели в забытьи. То ли мы бежали от кого-то, то ли преследовали нечто, что казалось нам необходимым для выживания. Я знаю, что с момента моего рождения, и до настоящего времени, сквозь все мои жизни, я видел, как человечество всегда к чему-то стремиться. Люди всегда куда-то бегут. И мы бежали среди них. Когда-то давно, мы бежали среди них.

Вооружившись топорами и мечами, мы формировали отряды бойцов. Нам не было дела до каких-либо физических характеристик новобранцев, ибо главное в нашей работе — это отсутствие балласта. Балласта, который люди называют семьёй, общиной, ремеслом. Мы брали в свои ряды женщин, стариков, калек, имевших хотя бы две ноги, чтобы бежать. Бегать приходилось часто. Очень часто!

Мы отражали атаки злых духов, монстров, населяющих леса и равнины. Мы сражались с Богами и демонами, заполонившие темноту пещер. С неистовыми чудовищами и их безумием, крадущим умы людей. Некоторые из нас когда-то отделились от Святой инквизиции, устав носить маску праведности. Кто-то был воспитан колдунами. Те, кто не боялся признать истину, — мы идём на компромисс. Мы не всегда можем убить или даже ранить то, что не можем объяснить. Разве можно противостоять злу, не имеющему плоти? Как поступить, когда демон захватил душу человека, и убив носителя, ты лишь заставишь его "перетечь" в иное тело?

У нашего отряда было столько имён, что их уже нельзя вспомнить. Все они канули в лету. Ничего не осталось с той поры, кроме лесов, взращённых на залитой кровью почве. После столкновения с войском Мнемогемнона на поле брани, нас осталось всего трое. Один из нас, ослушавшись приказа вожака, взглянул поверх бившихся солдат, на того, кто правил ими. Он говорил, что лик божества был ужаснее всех самых лютых кошмаров, навеянных лесами Севера. Он говорил, что Мнемогемнон имеет три пасти, из которых сочится ядовитая серебристая смола, именуемая полынью, а взгляд тысячи глаз способен свести с ума. К счастью, тот из нас, кто увидел его, почти сразу же ослеп, поэтому имел счастье остаться в рассудке.

Все члены нашего отряда прекрасно понимали, почему некоторые люди переходят на сторону могущественного создания, сеющего рок. Своей огромной косой он состригал десятки солдат за один только взмах. Ему действительно было сложно не покориться. Особенно, когда ты имеешь за душой балласт из любви к проявлениям жизни.

Божество двигалось с запада на восток, разоряя общины на своём пути. Те кто боялся, пускались в бега. Более смелые присоединялись к войску, зачарованные сладкими речами его приспешников. Те же, кто утратил в буре битвы всё, что составляло его жизнь, превращался в мертвеца, живущего по привычке. Тело с пустыми глазами, обуреваемое жаждой мести. Человек, для которого больше не существовало смерти. Такие люди и присоединялись к нам. Мы были отрядом живых мертвецов. Мы пришли на эту землю, чтобы умереть дважды.

От колдунов и ведьм мы узнали, что творения, подобные Мнемогемнону, являлись в наш мир с первого дня его сотворения. Я достаточно рано уяснил, что этим полулюдям известно больше, чем всем этим воцерковлённым самозванцам, сеющим лишь смуту в умах населения. Мой отряд готов был молиться на этих шаманов. В обмен на их знания, их амулеты, обереги, зелья, мы меняли золото, оружие, иногда органы павших солдат. Мы не были фанатиками. Мы шли на компромисс.

Когда нам удалось собрать достаточно много людей, мы смазали наши мечи ядом, и кинулись в погоню за приспешниками Мнемогемнона. Мы вырезали сотни людей, поддавшихся страху. Мы убили не меньше народу, чем каждый из живущих на Земле демонов, чтобы эти твари понимали, что мы не остановимся ни перед чем. Для нас больше не существовало понятия ценности человеческой жизни. Мы убивали всех!

Наконец, когда большая часть войска Мнемогемнона была выпотрошена, мы решились дать последний бой в равнинах северных земель. Стояла глубокая осень. Трава была вялой, но ещё зелёной. С неба цвета стали редкий снег осыпался на землю. На горизонте протянулся лес, воздух в котором опьянял. Иногда мы спали в его чаще, и видели дурные сны.

Обвешанные различными оберегами, мы кромсали врагов налево и направо, отсекая части тел от приспешников божества. Среди нас были войны, учёные, священники, ремесленники и прочий люд самых разных мастей. Никто из нас толком даже не представлял, что произойдёт, когда мы столкнёмся в бою с самим Мнемогемноном. Огромный исполин, он возвышался над окружавшей его толпой, сжимая в руках здоровенную косу. Взмах, — и половинки тел взмывают ввысь. Взмах, — и твои ноги уже на разных концах долины.

Когда я очнулся, из моей груди торчало копьё. Я лежал, окружённый трупами, не в силах пошевелиться. Трава подо мною пропиталась чёрной застывшей кровью. Я думал, что наконец-то нашёл успокоение. Умереть в битве за правое дело, — это было нашей общей мечтой. Ты либо достигаешь высшей цели о мести, либо умираешь на пути к ней, и другого не дано!

Нам удалось сократить численность приспешников Мнемогемнона на три четверти, и это было самое большее, на что мы смели рассчитывать. По крайней мере, так мне сказал мой Вожак. Он обнаружил меня умирающим на поле брани, и смог вылечить меня, не смотря на мои усердные попытки послать его подальше.

Вскоре, выяснилось, что помимо нас двоих есть ещё один выживший, но он полностью ослеп.

Раны затягивались очень долго. Мы истратили все имеющиеся зелья и отвары, без которых я ощущал неимоверную боль. Благодаря оберегам нам удалось выжить и пролежать на оставленном войском демона поле около двух недель. Тела моих друзей и врагов за это время уже начали гнить. Повсюду летали облака мух, поедающие трупы. Я слышал, как во чреве убитого солдата копошатся личинки. Смрад стоял такой, что я терял сознание, едва придя в себя. Питались мы тем, что нам приносил Вожак, который сам еле стоял на ногах. Обычно это было мясо, и я не имею ни малейшего желания размышлять над тем, где он мог его достать.

Погода становилась всё холоднее. Снег, падавший на наши тела, был всё более плотным. Когда осадки скрыли под собою кроваво-красную землю, Вожак и Слепец соорудили носилки, чтобы отволочь меня в лагерь. В то время, пока мой разум не был охвачен бредом, я мог звать их по имени, но спустя все свои жизни, я забыл даже их лица. Я помню, что один из них вёл наш отряд в бой с чудовищем, а другой потерял зрение, едва увидев его взгляд. Это всё, что осталось от них в моей памяти спустя почти полторы тысячи лет. Мои друзья, — мои братья, — я забыл их всех до одного.

Лагерь, как можно было догадаться, располагался в сумеречных лесах Севера. Мы обитали там, куда не забредают даже демоны. Цветы, растущие в чаще, наносили всякой нежити урон смрадом своих бутонов. Деревья стонали в порывах ветра, и в этих голосах шаманы слышали молитвы. Лес был дружелюбен к человекам. Помимо укрытия за толщей чёрных ветвей, он давал возможность питаться грибами и ягодами. Неосторожный путник, съев неправильные плоды, мог поймать в своём разуме видение. Неудивительно, что в глубине тех лесов можно было наткнуться на жилище колдуна, засушивающего травы и некоторых особо надоедливых людей.

Единственная вещь, доставлявшая нам неприятности, — это чудовищные кошмары, одолевавшие нас по ночам. Самих снов никто не помнил, но братья по оружию утром рассказывали о наших криках в ночи. Тем не менее, вскоре мы привыкли и к этому.

Когда друзья притащили меня в лагерь, я был в полубессознательном состоянии. Я пролежал несколько дней, почти не шевелясь, обмотанный шкурами зверей, под настилом из ветвей, защищавших меня от снега. Иногда Вожак уходил на охоту, либо приводил мага-отшельника, готовящего для меня различные зелья. Я запомнил только прикосновения его старческих рук, в те моменты, когда он вливал в мою глотку вязкую жижу со вкусом плесени. Спустя ещё пару дней, я начал приходить в себя. Моя душа, блуждающая между жизнью и смертью, постепенно возвращалась в тело. Когда я заговорил с друзьями, дав им понять о своём состоянии, они помогли мне подняться и сесть возле костра.

— Вчера я вернулся из поселения на Юге. — Рассказывал Вожак. — После нашего нападения, Мнемогемнон двинулся далее на восток, оставив войско. Колдун считает, что он движется в горы. Говорит, там есть дверь в иной мир, которую давно уже никто не открывал.

— Он оставил войско? — Переспросил я, допивая горячий отвар из обломка собственного шлема.

— Да. Перед этим он обезобразил их. Я видел десятки мужчин, из глаз которых ручьями сочилась серебристая полынь. Они были на грани безумия. Местный лекарь предпринял множество попыток исцелить их, но все они оказались безуспешными. Ядовитый смрад Мнемогемнона, который он оставил им, якобы, в дар, поглощает их души.

— На что ещё рассчитывали эти трусы? — Насмешливо выплюнул Слепец, уставившись на огонь побелевшими глазами. — Пусть скажут спасибо за то, что их тела не хоронят в двух гробах по отдельности.

— А что насчёт двери в горах? — Продолжал расспрашивать я. — Кто-нибудь видел её?

— Колдун видел. Он говорит, что пик одной из вершин будто срезан, и на абсолютно ровном камне высечены письмена, оставленные кем-то, жившим очень давно. Очевидно, Мнемогемнон жаждет возвращения на свою территорию.

— Стоит ли нам мешать этому?

— Тому что он убирается обратно в свою клоаку? Нет. И кому мы можем помешать? Нас всего трое.

— А если он вернётся со своей истинной армией? Если Мнемогемнон приведёт сюда тысячи тварей, подобных ему?

— Колдун тоже волнуется по этому поводу. Он предлагает пойти вслед за демоном, и уничтожить врата, как только он их пересечёт.

— И как же мы уничтожим гору? — Поинтересовался Слепец, слегка повернувшись к нам левым ухом.

— На этот счёт нужно посоветоваться с Колдуном. Завтра я схожу к нему, а вы оба отдыхайте.

На следующий день, когда я проснулся, Вожак уже ушёл. Я тихо подозвал к себе своего незрячего товарища, попросив усадить меня и напоить остатками отвара из листьев дикой смородины.

— Как себя чувствуешь? — Спросил он, привалившись к стволу осины.

— Уже лучше. Думаю, через пару дней, если Бог даст, встану на ноги. Самое главное сейчас — не подцепить хворь.

Мой друг, нащупав ветку, принялся ломать её в руках.

— Мир катится в пропасть, да? — Произнёс он, уставившись незрячим взглядом в чащу.

— Мир всегда был таким, — вздохнул я, помешивая еле-тёплый отвар в котелке над потухшим костром.

Вдалеке заскрипели деревья. Обернувшись, я стал всматриваться во мрак чащи, пытаясь уловить движения приближающейся опасности.

— Это ветер, — уверял Слепец, — там никого нет.

— Откуда ты знаешь?

— Будь это зверь или человек, я бы слышал его шаги, или дыхание. С момента, когда я утратил силу зрения, я всё больше и больше ощущаю движения звуков. Дыхание ветра, шелест листвы. Закрой глаза, и ты почувствуешь, как всё вокруг излучает шум. Этот мир полон голосов, брат. Этот лес кричит.