Два часа до конца света

Глава XIV: Бледные образы

«В самом деле, выражаются иногда про "зверскую" жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.»— Достоевский Ф. М. «Братья Карамазовы»

Плато, ведущее в иные миры, было и правда крохотным. Оно напоминало идеально круглую арену, на вершине горного пика, которую можно обойти за минуту. Полотно из серого камня отдавалось гулким стуком в такт наших шагов. Над головою простиралось чистое небо, накрывая куполом горный массив, леса и равнины вдали.

С этой точки мы устремили взоры на чудовище, взбиравшееся по склону. Несчётное множество глаз усеяли его могучее тело, многие из них ползли вокруг, укрывая землю сплошным ковром. Иногда почва проседала под тяжестью ступней Мнемогемнона, и монстр, оступившись, дабы не упасть, вонзал острие косы в толщу ближайшей скалы.

— Будь моя воля, — выцедил Вожак, — я бы поделил его на тысячу частей.

— Ты зол на меня так же, как на него? — Спросил я, не в силах сдерживать волнение.

— Поговорим об этом после.

Ветер гулял по пространству, кольцом огибая плато. Чудовище не могло нас увидеть из-за чар, наложенных Гетерой. Она находилась в пещере, у самого озера, контролируя движение воды, запускающее открытие портала во время каждого восхода солнца.

Едва солнце показалось из-за горизонта, и свет его достиг плато, движение вод повернулось вспять. Крохотные капли, насыщенные различными элементами, взмывали вверх, с поверхности озера, и исчезали в недрах трещин, усеивающих своды пещеры.

Наблюдая интуицией за подъёмом Мнемогемнона, Гетера медленно ступала по водной глади, уходя к центру зала. Ей нужна была самая глубокая точка водоёма, залегающая под самым порталом.

Едва чудовище приблизилась к границе плато, ведьма подняла обе руки перед собой. Хлопок ладоней отозвался эхом, пересекая пространство над озером, и ветер, всё это время круживший вокруг портала, ринулся в стороны, усиленный тауматургией тлеедов. Порывы воздуха в один миг окатили чудовище силой континентального ветра, сорвав с него тысячи глаз, и рассеивая их на километры вокруг горы. Мгновенно утратив зрение, изверг разверзнул пасть, и гневно завыл, выплёвывая литры серебристой полыни:

— Твари! Выходите, я вас сожру живьём!

— Сожри своих детей, отродье! — Рявкнул вожак, и наша троица кинулась в бой.

Воспользовавшись положением монстра, мы навалились на него всем весом, заставив грузное тело свалиться на спину. Ком рычащих в гневе тел покатился вниз по склону. Отпустив косу, он пытался отбиться от нас, теряя ориентацию в пространстве с каждым кувырком. Несколько раз чудовищу удалось отбросить меня и Слепца в стороны мощными ударами рук, но вскоре, сдирая кожу о выступы камня, мы снова набрасывались на него. Вожак, сумевший дотянутся до бездонного зева, схватил Мнемогемнона за язык. Челюсти с множеством острых зубов сжимали его локтевой сустав, но не могли переломить костей. В конце концов, изловчившись, монстр резко поднялся на ноги, схватив руками одиноко растущее дерево, чьи тонкие ветви плетьми свисали к земле. По инерции мы пролетели ещё с десяток метров, прежде чем смогли остановится.

Пасть чудовища извергала самые страшные проклятья. Вожак, посмотрел на правую руку. Почти всё предплечье было изорвано в клочья до самых костей, но кисть сжимала мёртвой хваткой канат плоти, в котором можно было узнать посиневший язык Мнемогемнона.

— Я подотрусь этим! — Победоносно крикнул он, потрясая языком над головой.

Перепачканные в земле и траве, покрытые ссадинами и синяками, мы поднимались вслед за Вожаком. Ярость чёрной пеленой застилала нам глаза.

Выпрямившись во весь исполинский рост, Мнемогемнон сжал огромный кулак, в котором по волшебству материализовалась коса.

— Я залью вашу землю ядом. — Обещал он, возвышаясь над нами. — Моря и океаны наполнятся гноем, стекающих с ваших тлеющих тел.

Я сплюнул кровь на землю.

— Мы мертвы, Мнемогемнон.

Слепец, делая несколько шагов вперёд, развёл руки в стороны:

— Тебе нечего у нас отнять.

Прыгнув вниз, чудовище вонзило косу в его открытую грудь. Пройдя сквозь кожу и органы, пробив позвоночник и рёбра, металлическое лезвие остановилось войдя на половину. Пальцы солдата сомкнулись на деревянной рукояти.

— Видишь? — Безжизненные глаза заливались смесью отчаяния и гнева. — Ты отнял у нас даже боль.