Чертополох и золотая пряжа

2.4 Три сухих листа

Новый день принес обитателям замка лишь новые заботы. Весть о помешательстве королевы разнеслась с быстротой пожара. Лекарь прописал ее величеству пить отвар из молодых соцветий мака, больше спать и меньше волноваться. Король разослал глашатаев искать сейдкону, умеющую, а главное, желающую помочь. Лэрд Умайл заперся в отведенных ему покоях, пытаясь понять, чем для него обернется болезнь дочери, а Давина, собрав вокруг себя придворных дам, «нянчилась» с дитем. Многие из тех, кто был приставлен к молодой королеве, решили, что лучше подыгрывать бедняге во всем, нежели спорить и доказывать очевидное. Тем более, что лекарь строго-настрого велел ничем не расстраивать госпожу.

Дни шли. Те немногие из сейдкон, кто желал помочь, лишь разводили руками.

«Тут дело не только в брачной клятве, — сказала одна из всеискусных. — Нити жизненной основы оборваны так коротко, что и зацепиться не за что. Словно у нее на роду было написано ума лишиться». О том, что у полотна жизни уже ткется завершающая кромка, женщина благоразумно промолчала.

Для Грир эти дни были полны тревог. Отселиться из смежных с королевой покоев ей категорически запретили. Врач, невзирая на слова сейдконы, надеялся, что Давина рано или поздно признает дочь. Но изо дня в день становилось только хуже. Королева то травы пахучие развесит, то сухой чертополох зажжет, изгоняя подменыша. А в один день набрала яйца да прям посреди детской комнаты стала в скорлупе пиво варить. Чуяла кормилица, что добром это не кончится, и старалась как можно реже королеве на глаза показываться.

Придворные дамы, видя незавидное положение дитя и потакая мании королевы, не скрываясь, творили гнусности. То подопрут двери спальни, не выпуская кормилицу наружу, то нити все спутают да крик поднимут, что маленькая сида своей магией рукоделие портит, то пеленки в саже измажут. Однажды, когда дамы на пороге детской развели костер с целью выкурить подменыша, и Грир с девочкой едва не задохнулись, терпенье кормилицы лопнуло и она пошла к королю.

— Ваше величество! Сил никаких нет терпеть! В то время, как полено на шелке лежит, королевская дочь чуть в огне не погибла!

Не выдержал Николас, влетел на самый верх Восточной башни, выхватил из рук супруги полено и кинул в камин.

— Вот она, вот твоя дочь, взгляни! – кричал он, указывая на Эйнслин. — А это жалкая деревяшка! Она не дышит, не плачет, не живет!

— Ааааа! — Давина, не слушая, кинулась в огонь. Выхватила занявшееся полено и, захлебываясь слезами, прижала к себе. Широкие шелковые рукава вспыхнули, как сухая трава. Николас, пораженный увиденным, замешкался лишь на мгновенье, подскочил к супруге, желая отобрать у нее пылающую деревяшку.

— Нет! Доченька, моя дочка! – вопила королева, невзирая на огонь.

Николас метнулся к кровати, сорвал тяжелое покрывало, укутал жену, лишая огонь жизненных сил. Вжал в себя, вдыхая запах горелой ткани и кожи. Захлестнули воспоминания. Николас стиснул зубы, прогоняя их прочь. Поднял глаза на придворных дам и в бешенстве прорычал:

— Что встали, индюшки? Быстро лекаря и таз с холодной водой!

Дамы разбежались, а Николас, чувствуя, как дрожит в его руках супруга, прижимал ее к себе, шепча в волосы слова утешения и извинения. Давина молчала, и лишь сухие всхлипы вырывались у нее из груди.

Вскоре прибежал лекарь. Николасу казалось, что тот двигается очень медленно. Словно весь мир погрузился под толщу воды, и каждый шаг, каждый жест встречает сопротивление.

Они переложили королеву на кровать. Король отрешенно смотрел на тонкие, обожжённые в черноту руки супруги, тисками сжимавшие обгоревшее полено, на зеленые рукава платья в уродливых подпалинах. Вены на его шее вздулись от обуревавшего его горя и гнева. Он медленно повернулся к лекарю.

— Сделай все, что в твоих силах. Я к Ноденсу за помощью. Пусть назовет любую цену.

— Говорят, — произнес врач, не поднимая головы, — у сидов есть шкура, и если завернуться в нее, то она исцелит любые раны. Я погрузил королеву в сон, но с такими ожогами помочь может только чудо.

Николас поднялся и направился к выходу. Ему нужно было это чудо.

У двери король остановился и взглянул на кормилицу, прижимавшую к себе ребенка.

— Во всем виновато это сидское отродье! Она девять месяцев отравляла кровь моей жены и, похоже, не угомонится, пока не сведет собственную мать в могилу. А я буду вынужден терпеть ее под своей крышей, каждый день глядеть в эти бирюзовые глаза и, вспоминать те, другие, в которые так и не успел насмотреться.

Николас ушел, а у кормилицы от страха и пережитого потрясения подкосились ноги, и она медленно осела на пол.

— Если королева умрет, — не отрываясь от работы, произнес лекарь, — то его величество, невзирая на договор с сидами, сделает все, чтобы и малышка не дожила до следующего дня.

— Но клятва же магическая, — одними губами произнесла Грир, но мужчина услышал и горько усмехнулся.

— Магическая. Но это последнее, о чем будет думать король в минуту скорби.

Кажется, что до холмов сидов рукой подать. Выехал из замка, пересек город, свернул в лес и вот они, двери в волшебную страну, стучись. Но на самом деле ведет в Сид не тропа, а намерение. Если гость и хозяин одинаково желают встречи, она непременно состоится. Но если туат де Дананн не захотят видеть незваного путника на пороге, то долго ему придется блуждать в тумане, ища вход в нужный холм. И только крепкая воля, и жажда жизни помогут не сгинуть в чаще.

Ноденс не намеревался принимать короля людей. Он чувствовал угрозу, исходящую от него, и то, что мощь этой угрозы превышает человеческий потенциал. Хозяин Холмов не сожалел о сделке. Уже сейчас было видно, что дочь его сильнее любого из детей богини Дану. А значит, полная цена за ее рождение еще не оплачена, и мироздание обязательно стребует свое. Однако, чем позже это случится, тем лучше…

Долго плутал Николас по непроглядному лесу. Уже и рыцари, его сопровождавшие, сгинули в белесой мгле, и времени счет потерялся. Непонятно, час прошел или день. Ступает копытами конь по мягкому мху, и тонут шаги его в молочной тишине. Кругом словно вымерли все: ни пенья птиц, ни шелеста травы не слышно.

— Я все равно не вернусь домой! – прокричал Николас в темноту. И едва успел увернуться от хлестнувшей по лицу ветки.

Король натянул поводья, останавливая коня. Лес кругом напоминал натопленную мыльню. Душно и ни зги кругом не видно.

— Я пришел к тебе с миром, Ноденс с Холмов! Убери туман и позволь мне пройти!

В ответ лишь насмешливо прокричала птица.

— Значит, так ты встречаешь гостей, — пробормотал Николас и достал из-за пазухи бутылек с зеленой жидкостью. Настойка стоила цену, равную годовому налогу небольшой деревушки, но Николас отдал эти деньги зельевару не моргнув и глазом, ибо от зелья из четырехлистного клевера, способного рассеивать морок сидов, зависели сейчас не только успех мероприятия, но и в целом жизнь короля.

Николас вздохнул и сделал глоток горькой, терпкой настойки. Туман тут же рассеялся, а непослушная тропа легла под ноги. Всадник уверенно направил коня. Через пару часов холм короля Ноденса вынырнул из-за пожелтевших деревьев.

Сид стоял у подножья холма. Его пепельные волосы трепал осенний ветер. У ног, высунув розовые языки, лежали три гончие.

— С какой целью ты, Николас, вновь нарушил древний договор и явился ко мне без приглашения? – прошелестел Ноденс, и темный лес за спиной человека вспыхнул десятками желтых глаз.

— Не со мной этот договор заключался, чтобы я его соблюдал, — прорычал Николас, но потом вспомнил, что здесь он на правах просителя, и поспешил спешиться, — Но к тебе я пришел как к старому другу и почти что родственнику, Ноденс. Давина при смерти.

И без того бледное лицо сида побелело настолько, что стали видны тонкие вены.

— Что произошло?

— Ее безумие стало настолько сильно, что она кинулась в камин за поленом, решив, что там ее дитя. – Николас сжал кулаки. Ему не хотелось говорить об этом, не хотелось признавать свою слабость и просить помощи. Он знал, что толку от этого приезда не будет, но, как утопающий, хватался за любую, даже самую тонкую соломинку.

— Пойдем в холм, только не запирай дверь, ведь время для тебя станет течь иначе.

Николас проследовал за королем сидов. Внутри холма было светло, как днем, а воздух пьянил ароматами. Один прекрасный зал сменялся другим, но Николас шел, ничего не замечая кругом. Наконец перед ними возникло темное, затхлое помещение, освещенное лишь парой болотных огней. У дальней стены перед огромным котлом сидела старая горбатая сида.

— Да, мы бываем и такими, — произнес Ноденс, глядя на изумление гостя. – Если долго жить среди людей, есть вашу пищу и дышать вашим воздухом, то наша магия гаснет, и тело начинает стареть. Однако знания порой ценнее магии.

— Не тебе меня осуждать, среброволосый, — проскрипела старуха, жуя нижнюю губу, — Сам ведь пришел спрашивать о человеческой женщине.

— Раз ты знаешь, зачем я здесь, может, и скажешь, что нужно сделать?

— Скажу. В лечении ран моя помощь не нужна, ты сам обладаешь тем, что способно помочь, а вот с душевной хворью все гораздо хуже. Но девочку можно спасти. У Давины течет тонкая струйка сидской крови, поэтому холмы исцелят ее, но на землю людей она уже ступить не сможет.

— Нет! – прервал ее Николас. — Я не позволю! Сначала вы забрали у меня первенца, теперь и жену хотите. Не много ли?!

— Пойми, — король сидов посмотрел человеку в глаза, — это ты пришел за помощью, это ты собирался заплатить любую цену. Это ты пил зелье четырехлистника и корежил магию этих мест. Я дам тебе слюну моих собак, и она исцелит любые раны, но рассудок твоей жене не вернет.

— Я слышал, у тебя есть шкура, способная излечить от всех болезней.

— Есть, но она не исцеляет душу. Поверь мне, Николас, твоей супруге будет здесь хорошо. Она получит долгожданный покой. Все земные заботы отойдут для нее на второй план, и она обретет счастье, вечную молодость и магию. А ты сможешь навещать ее в любое время. Да, и когда твоя дочь вернется в Сид, у нее будет здесь родной человек.

Николас слушал это в полном молчании, наконец, когда Хозяин Холмов окончил, король задумчиво произнес:

— Мне кажется, там, в замке, ты неспроста заявил при всех моих поданных права на дочь.

— Тебе только кажется, друг мой. – Покачал головой Ноденс, — Ты пришел тринадцать лет назад в мой тронный зал, объявил во всеуслышание свою просьбу и обещание. Я должен был поступить также. Таков принцип магических клятв. Ну, так что ты решил? Привезешь в холмы Давину?

— Привезу, — сдался Николас. — Пусть лучше она будет здоровой и счастливой с тобой, чем больной и убитой горем со мной.

— Тогда поспешим, — Ноденс направился к выходу. – Слюна моих собак обладает лечебным свойством. Смажь ею раны своей супруги, и они тут же заживут, а после сажай ее на коня и вези ко мне, дорога сама ляжет вам под ноги.

Николас слушал его и мысленно ликовал. Неужели у него получилось обмануть судьбу?! Неужели все сложится иначе и Давина будет спасена?! Во что обойдется ему эта сделка? В данный момент все переживания отошли на задний план. Спасти супругу казалось самым главным, самым важным. Он придумает, как жить дальше. Женится во второй раз или будет наведываться в Холмы и рано или поздно заберет своего законного наследника. Все это решаемо, главное его жена будет жить!