Чертополох и золотая пряжа

3.10 Посольство

Стражники на городской стене в немом ужасе глядели на то, как к городу подступают деревья. Медленно, неотвратимо. От этого зрелища у капитана западных ворот волосы на затылке стали дыбом. Он непроизвольно пригладил их рукой, пытаясь сообразить, чем встречать незваных гостей.

Бренмарцы, чьи жилища выросли за городской стеной, спешно покидали их, хватали тюки, детей и спешили укрыться от неведомой напасти в объятьях города.

Гарольд метался в собственных покоях, вцепившись руками в волосы. Кончено, все кончено! То, что казалось далеким, почти несбыточным, вот уже на самом пороге.

— Проклятый лес, какая сила смогла его поднять на город?! Неужели Наклави было мало?! И где этот надменный братец, когда он так нужен? Пусть унижает, насмехается, только прекратит этот ужас!

Хлесткая пощечина обожгла щеку. Королева Гинерва, собранная, прямая, как двуручный меч, стояла перед ним. Глаза матери пылали ледяным гневом. Губы сжались в тонкую белую полоску и стали почти не видны. Никогда он не знал иных чувств этой женщины. Холодное спокойствие или такая же студеная ярость. Другого не дано. Сколько раз, будучи ребенком, он желал добиться от нее тепла, ласки, мягкости, но, казалось, мать растратила все эти чувства еще до его рождения.

— Ты долго будешь вести себя, как хряк перед закланием? — Слова, должные вытащить короля из пучины отчаяния, лишь глубже в ней утопили.

— Вы что, не видите? Это конец, матушка! — Гарольд махнул рукой в сторону окна. — Лес движется, как и предсказала спакона Тэрлег. Сиды подняли деревья и пошли на нас войной.

— Да хоть сам Йормунганд вышел из морских пучин! Надевай доспехи, бери в руки меч и возглавь войско!

— Какое войско вы мне прикажете возглавить? — гаркнул Гарольд, и стекла в королевских покоях вылетели наружу. — То, что уничтожил Наклави, или городскую стражу, привыкшую к тяжести пивных кружек, но не мечей?

— А я тебе говорила отправить к демону Румпеля! Но нет, ты хотел сыскать славы. Так вот она под воротами твоего города. Выходи и бери, как это делал твой отец!

— Ну, уж нет. Хватило с меня нечисти. Зовите тан Румпеля, пусть он сражается за то, что его по праву. А я погляжу на это со стороны. Поучусь, как быть лучшим, — Гарольд развернулся к окну, показывая, что разговор окончен.

Гинерва в сердцах плюнула на пол и вышла из покоев сына, громко хлопнув дверью.

— Отберите мне десяток лучших воинов, снарядите мою кобылу золотым убранством и поднимайте знамя. Именем короля, я пойду на переговоры.

— Но... — предводитель королевской стражи испуганно споткнулся, боясь продолжить начатое.

— Все "но" оставьте при себе. Вам три четверти часа на то, чтобы собрать мне сопровождение.

Через отмеренное время Гарольд наблюдал, как малый отряд под королевскими знаменами покинул ворота замка. Навстречу ему из леса, на крепком гнедом коне, выехал одинокий рыцарь в зеленом плаще. На середине пути они встретились, и некоторое время стояли, явно беседуя. Потом Гинерва со своим сопровождением направилась к замку, а рыцарь вернулся в лес.

Румпель спешился, накинул на коня золотую уздечку и зашагал по видимой лишь ему тропе. Лес с легкостью впустил гостя, позволил ему слиться с тенями. Пройдя полсотни ярдов, маг остановился, дожидаясь, когда его нагонит растрепанный келпи. После нырнул в едва заметную рябь и очутился на небольшой поляне, густо усеянной цветущей земляникой. По краю поляны прямо из земли росли четыре огромные корневые кресла. В них восседали те, которых Румпель принял решение считать семьей. В ногах у Ноденса на маленькой скамеечке сидела горбатая Тэрлег. Все в сборе и все ждут их с Калдером возвращения. Маг отыскал взглядом супругу, отмечая, как постепенно становится мягче ее заостренное лицо, а из глаз уходит тревога. Беспокоится. Каждый раз, прощаясь, оставляет ему часть своего сердца. Хотел бы он надеяться, что, возвращаясь, отдает взятое.

— Ее величество Гинерва Мэнская лично изволила вести переговоры относительно судьбы Бернамского леса, — маг опустился в пустующее кресло. — Она узнала меня … и ждет в замке. Сама дала мне "Клятву послу".

— Неразумно идти нам в каменный лес. Да и королева людей опаснее многих туатов темной стороны луны будет. Не верю я ее клятвам, тем более добровольно данным. Почему твой брат не вышел за стену? – Ноденс положил подбородок на сцепленные в замок пальцы и вопросительно посмотрел на Румпеля.

Маг откинулся на спинку кресла и некоторое время молчал.

— Клятву послу невозможно нарушить. Даже ей. Да и я знаю, что нужно Гинерве - мое отречение. Я дам его, мне ни к чему трон людей. Слишком я далек от их нужд и чаяний, слишком чужд вычурности двора. В обмен потребую признать Бернамский лес анклавом сидов.

— Даже так… — Ноденсу все еще не нравилась идея встречаться с людьми на их территории. А в честность королей он не верил никогда. Спакона Тэрлег молчала и никак не реагировала на прожигающие взгляды своего правителя.

Румпель, видя сомнения Лесного Царя, криво усмехнулся. Осторожничает сид, слишком свежи воспоминания неудачной войны. Не за себя боится - за горстку своих туатов. Хочет сохранить народ, не позволить ему сгинуть в водовороте очередной распри.

— Я сам пойду, — наконец принял решение маг, — один. Не вернусь через три дня, уходите в Холмы или сражайтесь - дело ваше.

— Нет! – слово брошено, как камень. Тяжелое и твердое. И взгляд Айлин такой же твердый.

Румпель выдержал взгляд супруги, улыбнулся мягко, вскользь, едва приподняв уголки губ.

— А не должна ли супруга быть покорной воле мужа своего?

— Покорность следовало искать среди человеческих женщин, а не у сиды темной стороны луны. Я иду с вами, супруг мой.

Маг кивнул. Ничего иного он от Айлин не ожидал, хоть и надеялся на ее благоразумие. Увы, супруга была мудра, но отнюдь не благоразумна. И решения ее подчас балансировали на грани. Принять под свою руку туатов темной стороны луны - кто б в ясном уме на такое решился бы? Но его Айлин намеренно пошла на это, став сестрой нечестивого двора. Предводительницей опальных туатов. Обученный дворцовым интригам, Румпель знал, насколько это филигранное решение с заделом на будущее. Ведь пора бы уже понять туат де Дананн, что ростки всего живого появляются в тени земли, а бессмертие без культа жизни – лишь существование. Все живое должно отбрасывать тень, даже сиды. И он рад, что его тенью решила быть Айлин. Ей он может доверить свою спину без оглядки. Вот и сейчас стоило ей озвучить решение, как из плотной листвы вынырнул темноволосый сид с орлиным носом и стал за троном супруги. Хорошо, значит, не меньше десяти лучших воинов нечестивого двора пойдут с ними.

— Я тоже, пожалуй, прогуляюсь в каменный лес, — с другого края поляны появился рыжеволосый Абарта, — И, кстати, лэрды Эйлп и Урби привели своих людей к северным воротам Бренмара. Они желают видеть на троне истинного сына Николаса.

Румпель неодобрительно качнул головой. Только междоусобицы ему не хватало. Однако здесь и сейчас эта поддержка лишней не будет.

— Раз так, пошли к ним гонца, пусть отберут с десяток рыцарей для сопровождения нас во дворец. А тебе и твоей поддержке я рад всегда, Абарта.

Сид тряхнул медной шевелюрой и растаял в густой листве.

— Надеюсь, ты не нуждаешься в прилюдном подтверждении моей преданности? - произнес едва слышно Калдер, склонившись к плечу мага.

— Нет, потому и не спрашиваю. Знаю, что все равно пойдешь, хоть я и дал тебе свободу, — так же тихо ответил Румпель

— Пойду, а если вновь попытаешься от меня избавиться, применю к тебе магию келпи и приклею намертво к крупу.

— Слава Наклави покоя не дает а, друг?

В ответ Калдер лишь громко фыркнул.

— Раз мы решили вопрос, то собираемся у края леса через две четверти часа. Не стоит заставлять королеву Альбы ждать.

В скором времени Румпель увел своих людей и два высоких кресла исчезли под землей, вновь став корнями. Эйнслин молча сверлила взглядом отца. Ноденс молчал, постукивая удлинившимися ногтями по подлокотнику кресла.

— Вновь таскаешь каштаны из огня чужими руками, рогатый? — проскрипела недовольная Тэрлег.

— Молодой правитель должен заслужить свое право именоваться Хозяином Холмов.

— А что тебе должна моя дочь? — Эйнслин поднялась со своего места. — Я, пожалуй, пойду, дабы не сказать тебе слов, о которых буду жалеть.

Сида растворилась в туманной ряби. Ноденс, не переменившись в лице, перевел взгляд на спакону.

— От чего ты не предсказала этим двоим вирд? Почему молчала всю дорогу и не остановила меня?

Всеведающая круто развернулась и посмотрела в зеленые глаза правителя.

— Ты так и не понял...за все века, что прошли с тех пор, когда я имела право именоваться твоей дочерью, ты не осознал, что плоха та спакона, которая не умеет держать рот на замке. Ты представляешь, сколько вероятностей я вижу за раз? Но говоря предсказание, я отсекаю их все, оставляя одну единственную реальность, выбранную мной. Фактически любое предсказание лишает судьбы. Но разумные должны сами искать свой путь-судьбу. Не выбирать из предложенных гадалкой вариантов, не следовать за словом спаконы, а брать ответственность на себя.

Бренмар встречал лесных послов растерянным молчанием. В незваных гостях не узнать сидов смог бы только слепой. Хоть мало осталось свидетелей давней войны, но рассказы о жутких нелюдях знал всякий. И теперь людское воображение рисовало страшные картины грядущего.

В густой тишине Румпель вошел в город, сопровождаемый лишь звоном подков о мостовую, пересек площадь, но стоило первым сидам ступить на замковый мост, как из толпы раздалось громогласное:

— Да здравствует истинный Хредель!

— Ура старшему сыну короля Николаса! – подхватили несколько человек.

— Сир Румпель вернулся, законный владетель Альбы!

— Победитель Наклави!

И толпа, как волна, поднялась, вздыбилась. Кричали абсолютно все, кидали шапки, стучали в медные котлы, гудели в гудки.

— Король вернулся! Слава королю Альбы!

Румпель не мог припомнить иного случая, когда бы он так растерялся. Привыкший быть невидимым всю свою жизнь, он не был готов к мощи толпы. Не понимал, откуда корни узнавания и принятия.

Прибавив шагу, с магом поравнялся Абарта.

— Лэрды Эйлп и Урби желают видеть тебя правителем. Это их люди первыми кричали из толпы. А дальше народ сам стал приветствовать своего короля. А ты любим, вороненок.

— Любим, как всякая сказка, с коей не довелось встретиться после захода солнца, — покривился маг. — А лэрдам стоило сначала спросить моего мнения, а уж после проявлять рвение.

— Формально ты не их король, — хохотнул Абарта. — И они вольны делать все, что угодно.

— Кабы нам их «угодно» костью поперек горла не встало. Не думаю, что моя мачеха обрадуется подобным людским приветствиям.

Предчувствие мага не обмануло.

Старая мудрость гласит: беда одна не ходит. Гинерва к этому могла бы добавить, что большая проблема всегда идет по пятам малой невзгоды, которую ты впустил, не придав значения. Пенять не на кого - королева прекрасно понимала, что сама виновата в том, что сейчас старший сын Николаса въезжет в замок как истинный король. Столица Альбы распахнула свои объятья. Ветер до сих пор доносил многоголосые крики: "Да здравствует истинный король!" Глупцы! Неужели Румпель спасал их от нашествий соседей, защищал от пожаров и раздавал земли? Разве Румпель рассматривал тяжбы и содержал лечебницы, разве он держал цены на зерно и шерсть? Нет! Он просто был символом лучшей жизни, призрачной, непонятной, но от этого не менее желанной. Такова суть людей: воспевать прошлое, ждать будущее и хулить настоящее. Они с трепетом вспоминают Николаса: объединитель Альбы, победитель сидов, забывал о голоде, смертях и пожарищах.