Морально нечестивый

Глава 7

Каталина

— Энцо! — Мой голос повышается. — Я волновалась.

— Piccola3, я в порядке. — Он кашляет. — Не то чтобы я был в порядке раньше.

— Что ты имеешь в виду?

— На нас напали. Рокко мертв. — Мои пальцы сжались на телефоне. Правда? Всплеск счастья охватывает меня. Мой отец мертв.

— А как же ты? Пожалуйста, скажи мне, что с тобой все в порядке!

— Я вне зоны риска, не волнуйся. Меня выписали из больницы пару дней назад.

— Хорошо! Это хорошо! Но... это значит? — спрашиваю я нерешительно.

— Не сейчас, piccola... Это очень опасно. Я сам едва выбрался живым. На наши территории охотятся враги. Я не могу подвергать тебя этому, — объясняет он, и мое лицо опускается. — Скоро. Просто подожди еще немного.

— Хорошо, — шепчу я.

— Как поживает моя любимая племянница?

— Она в порядке. Она не может дождаться встречи с тобой. Когда ты приедешь?

— Я постараюсь приехать к концу недели. Тогда увидимся, piccola.

— Да, спасибо, Энцо. Я очень рада, что у тебя все хорошо.

— Не беспокойся обо мне, меня трудно убить. — Он усмехается, но я не разделяю его чувств.

Положив трубку, я прячу телефон в специальное место. Здесь редко бывают проверки, но лучше быть осторожным. Мать-настоятельница всегда имела на меня зуб, и я не хочу делать ничего, что могло бы ее спровоцировать. Она просто выместит свой гнев на Клаудии.

Энцо был ранен... вот почему он не смог прийти. Я делаю глубокий вдох и сажусь, пытаясь успокоить нервы. Это еще одна причина, по которой я ненавижу то, чем занимается моя семья. Всегда есть опасность. Я не хочу этого для Клаудии, и в то же время не хочу, чтобы она росла, зная только стены этого монастыря. Это ужасная ситуация.

— Мама! — Клаудия открывает дверь и прыгает ко мне на руки.

— Вот, вот, маленькая нарушительница спокойствия, из-за тебя я потеряю равновесие, — укоряю я, но она не успокаивается.

— Смотри, что у меня есть! — Она поднимает руку, чтобы показать мне плитку шоколада. Я хмурюсь.

— Где ты это взяла? — Только посторонний человек мог принести шоколад в дом.

— Отец Гуэрра дал мне его. Он сказал, что я была послушным ребенком. — Она с удовольствием рассказывает, и в ответ на моем лице расцветает улыбка.

В течение нескольких дней после представления отца Гуэрры я научилась отбрасывать свои предубеждения и тепло относиться к этому человеку. Несмотря на то, что он был из известной семьи, и, возможно, поэтому я так сразу его невзлюбила, он был мил и добр с нами. Даже ко мне. Он не позволял слухам или предрассудкам затуманить его суждения, когда дело доходило до того, как он обращался с нами, и я была благодарна. Было справедливо, чтобы и я поступала так же.

Он был особенно добр к Клаудии, и теперь я понимаю, как сильно она нуждается в присутствии отца в своей жизни.

— Тогда ты сможешь съесть его после ужина, — говорю я ей, и она обижается.

— Можно мне кусочек сейчас? — Она хлопает ресницами. Я почти поддаюсь искушению уступить, потому что она просто слишком милая, когда пытается что-то получить.

— Нет. После того, как ты поешь!

— Хорошо. — Она дает мне шоколадку, и я откладываю ее в сторону.

— Где твоя тетя Сиси? — Клаудия должна была быть с Сиси...

— Ее остановила мать-настоятельница. Она сказала мне идти вперед.

Странно. Я пожимаю плечами и выкидываю это из головы.

— Давай тебя оденем.

Воскресный обед всегда более особенный, и Клаудии разрешается надеть одно из ее красивых платьев - не то чтобы я назвала красивыми какие-либо вещи, которые ей приходится носить. Я подхожу к нашему шкафу и прошу ее выбрать, что она хочет надеть на этот раз. Она выбирает пыльно-розовое платье. Вытащив из ящика одну из своих белых рубашек, я даю ей сначала ее надеть, а потом помогаю надеть платье.

— И прическу тоже?

Она становится перед крошечным зеркалом, стоящим на столе, и я расчесываю ей волосы. Клаудия выглядит как мини-я во всем, кроме волос. Они светло-коричневые, почти песочный блонд. Я разделяю ее волосы на пряди, а затем заплетаю их в длинную косу. Уже не в первый раз мои мысли возвращают меня к той ночи... к ее биологическому отцу. Мое тело пробирает дрожь. Я быстро пытаюсь отвлечься, слушая ее болтовню о школьных уроках.

— Все готово.

— Спасибо, мама. — Она обнимает меня за шею и прижимается ко мне.

— Вот ты где. — Я поворачиваю голову и вижу вошедшую Сиси. Она выглядит так, как будто только что пробежала марафон.

— Что с тобой случилось?

Задыхаясь, она бросается на кровать.

— Эта... ух... эта проклятая женщина! — Она бьет кулаком по подушке.

— Сиси?

— Мать-настоятельница. Она сказала мне, что я не выполняю свои обязанности должным образом, и что теперь на меня будет возложена двойная нагрузка... чтобы я научилась работать должным образом, как она сказала. — Еще один удар, прежде чем она вскочила на ноги.

— На меня никогда не было жалоб раньше, но вдруг я все делаю неправильно.

— Сиси...

— Знаешь, что, не бери в голову. Я сделаю то, что она скажет... но это значит, что у меня не будет столько времени, чтобы следить за Клаудией.

— Уверена, что мы сможем что-нибудь придумать. — добавляю я.

— И я уже большая девочка. Я могу сама о себе позаботиться. — Моя дочь вмешивается, вызывая улыбку и у Сиси, и у меня.

— Дай мне одеться, и я пойду с тобой на ужин. — Она вздыхает и достает чистый наряд.

Мы все направляемся в большой зал и, стараясь избегать других монахинь, занимаем места за столом в самом дальнем углу. Я уже привыкла к пристальным взглядам и злобному шепоту, но я всегда стараюсь свести к минимуму воздействие этих вещей на Клаудию. К счастью, еда оказывается лучше, чем раньше, и все наслаждаются ею. Мы заканчиваем и относим свои подносы, чтобы их помыли.

— Могу я теперь пойти съесть шоколадку? — Клаудия дергает меня за рукав. Видя ее полное надежды лицо, я не могу заставить себя отказать.

— Конечно. Можешь идти.

— Ура! — восклицает она, убегая в сторону нашей комнаты.

— Ты ее слишком балуешь. — Сиси игриво отчитывает меня.

— Это меньшее, что я могу сделать.

— Я бы хотела, чтобы моя мама была такой, как ты. —Тоскливый тон Сиси напоминает мне о том времени, много лет назад, когда она попросила меня стать ее матерью.

Я быстро сжимаю ее руку в знак утешения.

Когда мы возвращаемся в комнату, в монастыре тихо. Вероятно, все готовятся к отбою.

— Клаудия? — зову я свою дочь, открывая дверь в комнату и войдя внутрь. Ничего.

— Клаудия? Это не смешно, — повторяю я и начинаю искать под кроватью, потом в шкафу. Сиси делает то же самое. Но в крошечной комнате есть только эти места, где можно спрятаться.

— Где она может быть? — Мое сердце набирает скорость, тревога зашкаливает. Я смотрю на место, куда положила шоколадку, и обнаруживаю, что она все еще там, нетронутая.

— Я не думаю, что она приходила сюда.

Повернувшись к Сиси замечаю волнение на ее лице, которое вторит моему.

— Ты займешься западным крылом, я - восточным. Мы найдем ее.

Мы тут же расходимся. Я бегаю вокруг, спрашивая каждую монахиню, не видела ли она Клаудию. Заметив группу монахинь возле графика, спешу к ним.

— Вы видели Клаудию? — Они ехидно смотрят на меня.

— Даже не можешь позаботиться о своем ребенке? — фыркает одна из них.

У меня даже нет времени обидеться. Я снова бегу, спрашиваю еще нескольких монахинь, видели ли они Клаудию.

— Думаю, да. Я не уверена, была ли это Клаудия. — Наконец-то кто-то может снабдить меня хоть какой-то информацией.

— Пожалуйста, все равно расскажите мне, — умоляю я.

— Она шла в сторону часовни.

— Спасибо! — Я взяла ее руки в свои в знак благодарности.

Это было на другой стороне монастыря, но мне было все равно. Я просто изменила направление и помчалась в сторону часовни. Зачем ей понадобилось посещать часовню? И в такой час? Пока еще не стемнело, с вступлением в силу летнего времени, все равно уже поздно. А Клаудия знает, как важно соблюдать комендантский час.

Когда я дохожу до часовни, я не вижу никого вокруг. Никаких звуков тоже нет. Надеясь, что дверь не заперта, я толкаю ее. Она сразу же поддается. Часовня в Сакре-Кер похожа на мини-готическую церковь. Она достаточно большая, чтобы вместить всех людей в монастыре, но по другим меркам она не такая уж большая. Внутри есть два ряда на каждом нефе, ведущие к алтарю, а справа находится исповедальня. С каждой стороны часовни стены украшают витражи, изображающие библейские события. Когда я вхожу в часовню, то прохожу центральный неф, направляясь прямо к алтарю. Конечно, ее здесь не будет....

Церковь окутана темнотой, но у алтаря все еще горят несколько свечей. Я прохожу половину нефа, когда различаю две фигуры рядом с алтарем. Одна из них - взрослая, а другая - детская. Чем дальше я продвигаюсь, тем больше различаю черты лица... и действия.

Это Клаудия, моя милая Клаудия, и отец Герра. И он... он запустил руку ей под платье. Моим легким перестало хватать кислорода, когда осознаю, что вижу. Даже не задумываясь, я бросаюсь вперед, намереваясь только вырвать мою девочку из рук этого человека.

Должно быть, они заметили мое присутствие, потому что отец Герра тут же убирает руку и успокаивается. Клаудия поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах что-то такое, что заставляет меня сорваться с места.

— Клаудия, иди в комнату. — приказываю я ей. Ее плечи слегка вздрагивают, не знаю, от того ли, что произошло, или от тона моего голоса. — Сейчас же! — повторяю я, когда она колеблется.

— Мама... — шепчет она, секунду глядя на меня, прежде чем выбежать из часовни.

— Каталина, это не то, чем кажется. — Отец Гуэрра тут же бросается на защиту. — Я просто поправлял ее платье.

— Поправлял ей платье? Или нижнее белье? — Мои ноги несут меня прямо перед ним, и внезапное желание причинить вред овладевает мной. Он положил свои руки на мою дочь - мою девятилетнюю дочь. Мне хочется разбиться и заплакать, но я не могу позволить этому человеку уйти без наказания.

— Каталина, я уверен, что мы сможем прийти к взаимопониманию. — Он поднимает руки вверх в успокаивающем жесте.

— Какому пониманию? Что ты чертов педофил? — Я даже не узнаю свой голос, когда кричу на него. — Мать-настоятельница узнает об этом. Я позабочусь о том, чтобы ты получил по заслугам, ты, отброс человеческого рода. — В моем голосе так много яда, но он все равно не передает того, что я почувствовала, когда увидела, как он прикасается к Клаудии.

Отец Гуэрра смеется. У него хватает смелости делать это.

— И кто, по-твоему, тебе поверит? Ты, которая трахалась неизвестно с кем и забеременела? Даже твоя семья не хотела тебя. — Мое лицо опускается, когда он продолжает говорить. — О, ты думаешь, я не знал? Ты действительно думаешь, что я хотел быть добр к тебе? Такие шлюхи, как ты, не должны быть допущены в место Бога. — Он смеет говорить о Боге... Моя рука вырывается сама собой. Она с громким щелчком соприкасается с его щекой.

— Ты... ты... — бормочу я.

Он кладёт руку мне на щеку и медленно потирает ее.

— Чертова шлюха! — выплевывает он за секунду до того, как его рука обхватывает мое горло, ограничивая поток воздуха. Он толкает меня назад, пока я не натыкаюсь на алтарный стол. Я пытаюсь вдохнуть воздух, но он продолжает сжимать свою хватку.