Морально нечестивый

Глава 13

Марчелло

Мой план проходил гладко. Вот уже несколько дней мне в основном удавалось избегать Каталину. И я считаю это подвигом, видя, что она пыталась ещё раз поговорить со мной. После последнего раза, думаю, я пас. Просто знать, что она в доме... уже сильная пытка.

К счастью, я тоже был занят. С тех пор как просмотрел все финансовые счета и составил досье на все предприятия семьи, то стал лучше понимать, как она работает, вернее, как она должна работать, чтобы получить максимальную прибыль. Я сделал несколько заметок и работал над их реализацией, наняв нескольких бухгалтеров и специалистов по фондовому рынку, чтобы пересмотреть портфолио и предложить дальнейшие инвестиции.

Я не могу позволить себе быть спокойным, особенно когда все внимание приковано ко мне. Мне известно, что Николо просто выжидает время. Франческо следит за другими представителями семьи и ежедневно информирует меня. Мы также заплатили нескольким людям, чтобы они следили за подозрительными личностями, и мне не терпится узнать, что они обнаружат.

Было чуть больше пяти вечера, когда мне удалось добраться до дома. Весь день я провел в больнице со своим другом - бывшим другом. Адриан оправился от черепно-мозговой травмы, и я должен был признаться ему, почему предал его доверие. Мне никогда не пришлось «вонзать нож» в его спину, если бы мой долг не был так велик. Десять лет назад Валентино спас весь мой мир, а взамен я согласился делать все, что он попросит. Кто бы мог подумать, что мой выбор снова укусит меня за задницу? Я признался Адриану в своих самых темных секретах. Мне не нужна была ни его жалость, ни его прощение, поскольку я знал, что не заслуживаю этого. Но мне бы хотелось, чтобы он знал, что я ценю его дружбу.

Я вошёл в дом, собираясь отправиться в свою комнату. Когда я прохожу мимо гостиной, то вижу, что Венеция стоит, положив руки на бедра, и смеётся над кем-то. Я немного двигаюсь вправо, держась вне поля зрения, и замечаю Каталину, сидящую на диване напротив Венеции.

— Я была бы признательна, если бы ты хотя бы уважала мою дочь. Она ни в чем не виновата. — Голос Каталины спокойный, но решительный. Из своего укрытия мне удается заметить, что она смотрит Венеции прямо в глаза, бросая ей вызов.

— Почему я должна это делать? Она — твоя ответственность. — Возражает Венеция.

— Да, она - моя ответственность. Но и ты должна вести себя по-человечески. Я не понимаю, почему ты всегда устраиваешь скандалы, — продолжает Каталина, сузив глаза на Венецию. — Но это то, чего ты хочешь, не так ли? Ты хочешь устраивать детские истерики, чтобы привлечь к себе внимание. — Она в упор смотрит на Венецию, и та бледнеет от обвинения.

— Заткнись! — кричит на нее Венеция. — Ты ничего не знаешь!

— Понимаю... — тихо говорит Каталина. — Ты хочешь внимания, не так ли? От своего брата?

— Заткнись! — Говорит Венеция, поднимая руки и затыкая уши, чтобы ничего не слышать.

— Но он не уделяет тебе никакого внимания, что бы ты ни делала. — Каталина встает и делает шаг к Венеции.

— Нет... Я не хочу слышать то, что ты хочешь сказать! — моя сестра вскидывает руки вверх и собирается покинуть комнату.

Каталина двигается еще быстрее, и менее чем через секунду ее руки обхватывают Венецию и притягивает ее к себе.

— Все хорошо, Венеция, — говорит она, ее голос ниже, чем раньше, и мне приходится напрячься, чтобы уловить то, что она скажет.

Каталина поглаживает ее по спине, и Венеция замирает на несколько мгновений. Ее руки все еще застыли в воздухе, тело напряжено. Как будто она не знает, как реагировать. Рука Каталины опускается к ее голове, и она медленно поглаживает ее.

— Это нормально, что ты так себя чувствуешь. Но я не враг. Моя дочь — не враг. Мы не отнимем у тебя брата. Знаешь, я теперь и твоя сестра тоже. — Слова Каталины, похоже, стали бальзамом для Венеции, потому что я услышал несколько сдавленных всхлипов. Руки Венеции медленно опускаются, но все еще не касаются Каталины.

Каталина, видя, что это работает, продолжает говорить своим успокаивающим голосом. Даже я, находясь в стороне, чувствую себя более расслабленным, просто слушая ее мелодичный тон.

— Я… — начинает Венеция, но прежде чем она может продолжить, она испускает громкий вопль. Затем она разрыдалась от души, наконец, вернувшись в объятия Каталины. Она плачет и плачет, а Каталина продолжает ее утешать.

Я чувствую, что увидел достаточно, и пытаюсь незаметно уйти в свою комнату, пока меня не заметили. Если я еще не знал, на что способна Каталина, то теперь мне известно... После того, как Венеция обращалась с ней все эти дни, меня удивляет, что у нее было столько терпения. Она была просто прелестна. Улыбка играет на моих губах. Она - нечто иное... Каталина... Лина.

Иногда, в потаенных глубинах своих мыслей, мне нравится называть ее Линой, знакомое прозвище согревает меня. И снова мне хочется, чтобы все было по-другому. О, Лина... в другой жизни... может быть.

Я трясу головой, прогоняя безнадежные мысли, и возвращаюсь к работе.

Внезапный стук дверной ручки заставляет меня нахмуриться. Я дал Амелии строгие указания, чтобы меня не беспокоили, пока я нахожусь в своем кабинете.

Затем он прекращается.

Я качаю головой и возвращаю свое внимание к документам на столе. С тех пор как были заблокированы точки ввоза товара, мы понесли значительные убытки. Я дал обещание, что решу это, а теперь похоже, это не только вопрос решения эмбарго, так сказать. Мне нужно придумать, как компенсировать потери. Одна мысль об этом заставляет меня стонать. Я не привык решать подобные вопросы, и от этого у меня болит голова.

Пока я набираю цифры, дверная ручка снова двигается, но на этот раз она наклоняется вниз, а затем дверь открывается. Маленькая фигурка заглядывает в слегка приоткрытую дверь.

Она неуверенно смотрит на меня, ее глаза расширены от любопытства.

— Входи, Клаудия, — говорю я.

— Можно? — вежливо спрашивает она, и я киваю.

Держа себя в руках, она заходит внутрь. Она старается выглядеть легко и спокойно, но я вижу, что она немного не уверена в себе, особенно по тому, как она садится и складывает руки на коленях.

— Что привело тебя сюда? — спрашиваю я, видя, что она не хочет начинать разговор.

До сих пор я не общался с Клаудией... В основном потому, что не знаю, как вести себя с детьми. Но мне удалось заметить, что она кажется более взрослой, чем ей есть на самом деле, особенно когда я слышал ее разговор с Каталиной. Глядя на нее сейчас, такую маленькую, и вспоминая, на что решился Гуэрра...

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить себя.

— Я... — Клаудия начинает и поднимает свои зеленые глаза, чтобы посмотреть на меня. Она выглядит точно так же, как ее мать.

— Ты ведь не хочешь, чтобы мы были здесь? — наконец спрашивает она, и я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

Она опускает ресницы.

— Ты всегда избегаешь нас. — От ее слов я замираю. Мне в голову не приходила мысль, что Клаудия настолько наблюдательна.

— Я не избегаю, — отвечаю я, ложь пролетает сквозь зубы. — Я был занят.

— О, — шепчет она, ее взгляд снова опускается, а руки судорожно сжимаются.

— Я думала... — начинает она, но качает головой.

— Что ты думала?

— Я думала, что ты был вынужден принять нас. Я не слепая... Я понимаю, что с мамой что-то случилось, что заставило ее бояться. Особенно после того, как отец Гуэрра... — Ее губы слегка дрожат, и я чувствую внезапную потребность притянуть ее в свои объятия; сказать ей, что никто и никогда больше не причинит ей вреда.

Но я не могу.

— Мама пытается защитить меня, не так ли? — спрашивает она, и мне трудно придумать ответ.

— Тебе больше не нужно беспокоиться об этом, Клаудия. Здесь ты в безопасности. Твоя мама здесь в безопасности. — Я изо всех сил стараюсь успокоить ее.

— Но... она не очень счастлива, — наконец говорит она. Так вот почему она пришла сюда?

— Что ты имеешь в виду?

— Она тебе не нравится, да? Вот почему ты избегаешь ее.

— Это она так сказала? Что она мне не нравится? — Я нахмурился. Не думал, что мои действия могут быть истолкованы подобным образом.

— Не совсем... но она думает, что навязывается тебе.

— Это не так, Клаудия. Уверяю тебя. Мне очень нравится твоя мама, и, как я тебе и говорил, я не избегаю ее, а занят работой.

— Она тебе нравится? — Ее глаза расширяются, и улыбка растягивается по ее лицу. Черт! Неужели я попал в ловушку?

— Эм... Конечно, она мне нравится. — Что еще я могу сказать десятилетнему ребенку?

— Да, я так и знала! Знаешь, маме ты тоже нравишься. Я думаю, она была грустной, потому что думала, что она тебе не нравится. — Она вскакивает со своего места. — Я должна ей сказать.

— По... подожди. — Я опоздал на секунду, так как она уже выбежала.

Черт!

Это именно то, что мне было нужно. Я горестно качаю головой при этой мысли.

Она мне нравится, вот в чем дело. И она нравится мне слишком сильно, чтобы сблизиться с ней. Наша договоренность должна оставаться такой, какая она есть. Я должен быть как можно дальше от нее.

Видя, в каком направлении движутся мои мысли, я отвлекаюсь, снова просматривая документы. Остановленный груз обошелся нам в два с лишним миллиона долларов. После нападения я отложил другие поставки, чтобы найти альтернативный маршрут. Это еще хуже, потому что мы до сих пор не знаем наверняка, кто стоял за нападением - ирландцы или другие организации. Чем больше мне приходится смотреть на цифры, тем больше расстраиваюсь. Я достаю телефон и набираю номер Влада, надеясь, что у него есть дополнительная информация о нападении.

Гудок звучит дважды, прежде чем я слышу его.

— Я вижу, что супружеское счастье — это не все, о чем говорят, не так ли? — спрашивает он с иронией, и у меня возникает желание закатить глаза.

— Ты слышал что-нибудь о нападении?

— Нет. Я должен отдать им должное, кем бы они ни были. Они стерли свои следы. Со стороны это выглядит как нападение ирландцев...

— Но?

— Но это не подходит. С тех пор Куинна видели по всему Нью-Йорку. Можно подумать, что после объявления войны он будет более осторожен в том, где показывается.

— Мне кажется, ты забываешь, что этот парень — машина. Может быть, он просто слишком самоуверен?

— Нет, — Влад делает паузу, — он вырос в этом стиле жизни. Куинн точно знает, что это влечет за собой. Особенно он знает, когда нужно отступить.

— Так что ты хочешь сказать? — спрашиваю я, с любопытством пытаясь понять, к чему клонит Влад.

— У меня есть две рабочие гипотезы. Либо его отец работает сам по себе, учитывая, что он скрывается с момента нападения на Агости, либо...

— Либо это подстава, — говорю я.

— Да. Чтобы заставить нас переключить внимание на ирландцев. Честно говоря, на данный момент мы не можем сбрасывать со счетов ни один вариант.

— Но кто от этого выиграет? Я имею в виду, конечно, многие выиграют от тотальной войны.

— Если бы Хименес был жив, я бы сказал, что это его почерк. Но сейчас... Мне нужно больше информации для этого. Я пытаюсь связаться с Куинном, то есть без кровопролития. Я дам тебе знать, что из этого выйдет.