Морально нечестивый

Глава 24

Марчелло

— Это всегда была ты, — говорю я ей, зная, что она может посмотреть на меня иначе, когда узнает. — Я любил только одну женщину — тебя.

— Что ты имеешь в виду? — ее руки толкают меня в плечи, и я позволяю ей сократить расстояние между нами. — Как это возможно... — Она качает головой. — Ты не должен мне лгать, Марчелло.

—Я не лгу. Не об этом. Я влюбился в тебя десять лет назад.

— Десять лет назад... Но... Как?

— Я впервые увидел тебя на одном из банкетов твоего отца. Ты была в саду, пыталась пробраться внутрь. — Я могу представить тот самый момент, когда впервые увидел ее. Такая красивая, такая чистая. — Тогда я тоже хотел жениться на тебе, — признаюсь я.

— Я не понимаю. Мы никогда не встречались раньше, я уверена в этом. — Глубокая складка образуется между ее бровями, когда она пытается и не может вспомнить меня.

— Я выглядел неважно, но мы встретились. Прямо возле вашего дома. — Продолжаю я рассказывать ей о встрече, которая даже сейчас, десятилетие спустя, все еще запечатлена в моей памяти. В тот момент я был у нее, полностью и бесповоротно — хотела она этого или нет.

С того момента я принадлежу ей.

Двадцать один год

Боль пронзает мои внутренности. Моя рука зажимает рану, пытаясь остановить кровотечение. Я знаю, что вряд ли умру от этого, но это не значит, что это менее болезненно.

Я низко опускаю голову, продолжая идти, капюшон, накинутый на лицо, помогает скрыть повреждения, нанесенные отцом.

Интересно, выгляжу ли я вообще теперь как человек?

Оба глаза невероятно опухли, одно веко полностью выбито. Остался только один хороший глаз, через который я действительно вижу. Моя щека излучает боль, и я думаю, что она может быть сломана. Я даже не должен думать о своем носе, потому что он принял на себя большинство прямых ударов.

Ножевое ранение было внезапным, или настолько неожиданным, насколько это вообще могло быть со стороны отца. Я не ожидал, что он пойдет на такое наказание, но на этот раз я действительно зашел далеко.

Дальше, чем раньше.

Я противостоял отцу и твердо сказал ему, что не буду присоединяться к его еженедельным посещениям борделя и не буду участвовать в любом виде развратного поведения.

Мои доводы были довольно просты. Мне просто нужно привести себя в порядок, чтобы быть достойным Каталины.

Я был уверен, что Рокко знает о занятиях отца и, косвенно, о моих, а это означало, что он никогда не согласится отдать мне руку своей дочери. Есть одна вещь, которая не одобряется, и это посещение борделей - не то чтобы это имело значение для отца. Но для любого другого уважающего себя дона было бы неприемлемо выдать свою дочь замуж за бабника, который может опозорить ее, а заодно и его имя.

Хотя сам Рокко не святой, его вкусы больше склоняются к содержанкам, а не к платным женщинам, несмотря не то, что разница очень незначительна, и можно утверждать, что это одно и то же.

Но если учесть склонности отца... Я не думаю, что найдется хоть один мужчина, который охотно отдал бы свою дочь замуж за человека, связанного с таким развратом.

Так что мне пришлось потрудиться. Не то чтобы мне было трудно отказаться от этого, учитывая, что я никогда не получал от этого удовольствия. Но если быть честным, больше всего на свете я хочу сделать это ради Каталины.

Я хочу быть достойным в ее глазах. Тем, кого она не будет стесняться... Тем, кого она сможет научиться любить...

И вот я обнаруживаю, что брожу недалеко от дома Агости.

Отец был недоволен, когда я отказывался идти с ним неделю за неделей, пока ему наконец не надоело. Он говорил, что просто преподает мне урок. Что мои действия отражаются на нем и что из-за меня он выглядит слабым.

Он заставил своих солдат удерживать меня, а сам бил кулаками по моему лицу. Мало того, что я почти потерял сознание от боли, так он завершил наказание ножевым ранением.

Я застонал от режущей боли. Он ударил меня ножом прямо между ребер, зная идеальное положение, чтобы не повредить жизненно важные органы, но максимально усилить боль.

Когда я вырвался, то плохо соображал. Я был слишком сосредоточен на физической боли, чтобы мыслить здраво. Я начал ходить, блуждать.

И вот теперь я здесь...

Думаю, в глубине души мне не хотелось переставать надеяться увидеть Каталину. Это, конечно, притупило бы боль.

Но я не осмеливаюсь подойти к дому. Это означало бы получить еще одно избиение, а с меня на сегодня хватит.

Чувствуя легкое головокружение, вероятно, от потери крови, я прохожу еще немного к задней части дома. Большой забор вокруг него гарантирует, что я не смогу войти внутрь - не то чтобы мне хотелось этого в моем состоянии.

Я замечаю небольшой угол в углу забора. С этого угла мне открывается вид на задний сад дома. Мне этого вполне достаточно, и я опускаюсь на землю, тяжело дыша. Я немного смещаюсь, пытаясь найти положение, которое не будет вызывать резких болей в боку.

Любой прохожий мог бы подумать, что я бездомный. С моей грязной одеждой и пиджаком, пропитанным кровью, я бы тоже так подумал. Поэтому я еще сильнее натягиваю капюшон на лицо и закрываю глаза, погружаясь в сон. Может быть, она мне даже приснится...

Я не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я чувствую, как что-то тычется мне в плечо. Я испуганно просыпаюсь, моя первая реакция — выбор между борьбой или бегством. Я слегка приподнимаю голову и прищуриваю свой хороший глаз, пытаясь приспособиться к свету.

Черт!

Все так размыто. Надеюсь, нет никаких необратимых повреждений.

— Ты в порядке? — спрашивает милый голос, и я медленно оборачиваюсь.

Это она.

Каталина.

Она по другую сторону забора, но поскольку столбики расположены не вплотную друг к другу, она может просунуть руку в это пространство. Достаточно, чтобы коснуться меня...

— Я... — Я теряю дар речи, когда смотрю на нее. Мне необходимо спросить себя, это мой мозг придумывает ее, или она на самом деле реальна.

— Ты ранен! — она задыхается, когда видит состояние моего лица. Я опускаю голову в стыде.

Что у меня было в голове, чтобы прийти сюда?

С большим трудом я встаю, чтобы уйти, не желая видеть жалость в ее глазах.

— Подожди, пожалуйста! Не уходи, — говорит Каталина, ее голос настолько магнетический, что я замираю на месте.

Я поворачиваюсь к ней.

На ней желтое платье. Такое яркое...

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает она, ее брови хмурятся в беспокойстве.

Я слегка качаю головой.

— Пожалуйста, просто... подожди здесь. Подожди меня. — Каталина делает паузу, ожидая моего ответа, и когда я киваю ей, она бросается к дому.

Я застываю на месте, пытаясь понять, сон это или нет.

Но потом она возвращается.

— Ты не ушел, — хрипит она, тяжело дыша. — Можешь подойти поближе? — она машет мне рукой в сторону забора, и я, как верный слуга, повинуюсь.

— Вот, — говорит она и проносит небольшую сумку через щель в заборе.

Я протягиваю руку, чтобы взять то, что Каталина принесла, намеренно касаясь пальцами ее пальцев.

— О. — Кажется, она удивлена, но не отходит.

Я заглядываю в пакет и нахожу там сэндвич, немного фруктов и маленькую бутылку воды.

Я тут же поворачиваю голову в ее сторону.

— Почему? — хриплю я, мой голос охрип от боли.

— Тебе нужно позаботиться о себе. — Она улыбается, нежной улыбкой, которая трогает меня до глубины души.

— Спасибо... — говорю я, все еще пребывая в благоговении от того, что она сделала это для меня - для незнакомца.

Я не думаю, что кто-то когда-либо дарил мне что-то.

Я снова смотрю на содержимое сумки и чувствую, что из моего глаза течет влага. Я всхлипываю.

— Спасибо, — снова шепчу я.

— Тебе не нужно благодарить меня. Любой бы сделал то же самое.

Никто никогда не делал того же. Не со мной...

— Можешь подойти ближе? — говорит она и достает белую ткань.

— Что это?

— Тебе нужно очистить раны, убедиться, что они не заражены, — объясняет она и подзывает меня еще ближе.

Я просовываю лицо сквозь пикеты, и она прикасается тканью к моей коже, мягкими движениями очищая мои раны. Она наносит немного дезинфицирующего средства, и я пару раз отпрыгиваю назад, когда меня жжет.

Она хихикает.

Я смотрю на нее с благоговением.

Никто никогда раньше не заботился о моих ранах - а их у меня было немало.

Не знаю, что побуждает меня, но я останавливаю ее руку, когда она собирается дотянуться до моего глаза. Я подношу ее к губам и целомудренно целую ее костяшки.

— Спасибо. — Мне все равно, сколько раз я это скажу, и как буду выглядеть. Но я благодарен ей так, как никогда не думал, что это возможно.

Она краснеет, но не убирает руку.

Мы сидим так некоторое время, прежде чем она говорит мне, что ей пора идти. Но перед этим она спрашивает меня о чем-то, что шокирует меня до глубины души.

— Ты придешь еще раз?

Я не отвечаю, и она больше не спрашивает.

Но в течение следующих нескольких дней я исправно прихожу в одно и то же время, в одно и то же место. Она приносит мне лекарства и еду, и мы составляем друг другу компанию, разговаривая о банальностях.

Она понятия не имеет, кто я, и что она для меня значит.

Она не представляет, какую цену я заплачу за мечту о чем-то недосягаемом.

Наши дни

Слезы катятся по ее лицу после того, как я пересказываю ей все. Я утаиваю более деликатные детали, такие как причина, по которой я был так избит в тот день, или то, что, влюбившись в нее, я стал слабаком в глазах отца. И он исправил меня самым ужасным образом.

— Я не знаю, что сказать, — шепчет она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Почему ты никогда не приходил за мной?

— Я не думал, что достоин тебя. Мое прошлое... оно ужасное. — Это полуправда, но если бы она знала настоящую причину... Я даже не хочу идти туда. Может, я и держался в стороне, но это не значит, что Каталина покинула мои мысли хотя бы на день.

— Марчелло. — Мое имя на ее губах успокаивает меня так, как я никогда не думал, что это возможно. Возможно, она способна снова сделать меня целым. Но моя жена также способна разорвать меня на части.

— Ты сходила с ума?

— Сходила с ума? Почему?

— Потому что я не сказал тебе раньше.

— Нет... нет. — Она качает головой, ее глаза смягчаются, когда она смотрит на меня. — Я никогда не могла бы злиться на тебя. Но у меня есть вопросы. — Она прижимается ближе ко мне, ее голова лежит на моей груди. — Как получилось, что ты влюбился в меня только после этих коротких встреч? Это кажется немного... странным. Не то чтобы я не была благодарна. Ты даже не представляешь, как мне приятно знать, что ты чувствуешь то же самое. — Последние слова она произносит более мягким тоном, как будто смущаясь.

— Это было довольно легко. Когда ты знаешь только жестокость, человек, который учит тебя доброте, становится центром твоей вселенной. Ты стала моей, Лина. Когда ты дала мне ту маленькую сумку с едой, или, когда лечила мои раны, ты заставила меня поверить, что в мире есть что-то еще, кроме зла. Ты заставила меня снова надеяться. — Даже если эта надежда впоследствии развеялась. Она все равно показала мне другой способ существования, и за это она стала моей музой, моим главным желанием.