Морально нечестивый

Я уже собираюсь ответить, когда дверь кабинета распахивается, и в него врывается запаниковавшая Каталина.

— Что... — начинаю я, опуская трубку.

— Это Сиси. Что-то случилось в монастыре. — Ее слова слишком торопливы, поэтому я поднимаю руку, чтобы остановить ее.

— Помедленнее, Каталина. Что случилось?

— Убийство, — говорит она, ее глаза расширены от ужаса. — Кто-то убил монахиню в часовне... — Она трясет головой, как бы отгоняя мысленный образ.

— Хорошо, значит, монахиня была убита. Какое отношение это имеет к нам?

— Сиси сказала... — она прервалась, ее губы дрожат: — У нее на лбу была вырезана буква С...

— Когда? — Я пытаюсь взять себя в руки. Так много вопросов проносится у меня в голове. Почему? Кто мог это сделать? Все ли в порядке с Ассизи?

— Они только что обнаружили ее, — говорит Каталина, и я резко встаю.

— Ты слышал это? — Я снова подношу телефон к уху, и Влад усмехается.

— Слишком много убийств в таком святом месте, не находишь?

— У меня нет на это времени, Влад, — говорю я и собираюсь повесить трубку, но он отвечает.

— Встретимся там. — Линия обрывается. Типичный Влад.

— Не волнуйся. Я еду туда прямо сейчас. — Я снова обращаю свое внимание на Каталину пытаясь убедить ее.

— Я тоже еду. — Она смотрит мне прямо в глаза, провоцируя меня отказать ей.

— Каталина...

— Я еду! — она снова говорит, на этот раз с большей убежденностью. — Сиси — моя подруга. И если кто-то пострадает из-за меня... — Она прерывается, и я вижу страдание на ее лице.

Я вздыхаю и неохотно киваю.

— Но, — продолжаю я, нуждаясь в том, чтобы установить некоторые границы, — ты не отойдёшь от меня ни на шаг. Все ясно?

— Да, да! Спасибо! — Она горячо кивает, и я приглашаю ее следовать за мной к машине.

Я еду так быстро, как только могу, и мы добираемся до Сакре-Кер в рекордное время. Каталина молчит всю дорогу, ее лицо напряжено от беспокойства. Я думаю об Ассизи и о том, что она была на месте происшествия. После того, что случилось с отцом Гуэрра, я говорил с матерью-настоятельницей о том, чтобы нанять охрану для Ассизи в монастыре, но мне сразу же отказали. Я даже предложил нанять телохранителя-женщину, поскольку мужчинам вход в монастырь запрещен, но мать-настоятельница была непреклонна в том, что в Сакре-Кер нельзя находиться посторонним.

Прошло всего несколько дней, а уже произошло что-то другое. Влад был прав, по-своему, по-дурацки. Очень подозрительно, что два инцидента произошли в монастыре, да еще так близко друг к другу. Что-то не так.

Я паркую машину, и мы с Каталиной выходим из нее, направляясь ко входу в монастырь. Как раз перед тем, как мы собираемся пройти через охрану, я вижу Влада.

— Марчелло, — наклоняет он голову ко мне, а затем переключает свое внимание на Каталину. Она с любопытством смотрит на него, и я неохотно их знакомлю.

— Каталина, это Влад. — Он берет ее руку и пожимает ее.

— Я много слышал о тебе, — говорит Влад плавно, и мне приходится сдерживать себя. Одного вида его руки поверх ее достаточно, чтобы мои глаза вспыхнули.

— Давайте зайдём внутрь, — быстро добавляю, и Влад поднимает на меня бровь. Я игнорирую его, понимая, что он специально меня подначивает.

Охрана более строгая, чем в прошлый раз, но мы быстро проходим через нее. Повсюду бегают монахини в состоянии, которое я могу описать только как массовую истерию.

— Давай я позвоню Сиси. — Каталина берет свой телефон и набирает номер моей сестры.

— Я не знал, что у нее есть телефон. — Я хмурюсь.

— Я оставила ей свой, — отвечает она, прежде чем сказать: — Сиси, мы здесь... График? Мы сейчас придем.

Она поворачивается к нам, и мы с Владом киваем.

— Лина? — Моя сестра бежит к нам, когда видит Каталину. Она летит прямо в ее объятия и крепко обнимает ее. — О, Лина! Я скучала по тебе!

— Сиси, ты в порядке? — Каталина ласково гладит ее по голове. Я и не думал, что их связь настолько глубока.

Ассизи кивает, а затем смотрит на нас, нахмурившись.

— Марчелло? И... — Она бросает взгляд на Влада, но он, кажется, не обеспокоен этим.

— Влад. — Он сразу же представляется, на его лице приветливая улыбка. Он использует свой чарующий голос. Влад всегда так делает, чтобы казаться как можно более безобидным. Мало кто видит его таким, какой он есть на самом деле — хищником.

Он протягивает ей руку.

Ассизи бросает на него один взгляд, игнорируя его поднятую руку.

— Хорошо, итак, — говорит она, снова поворачиваясь к Каталине.

Я украдкой бросаю взгляд на Влада, и, хотя его внешность остается неизменной, нет никаких сомнений в том, что пренебрежение задело его самолюбие. Я почти хочу посмеяться над этим, одновременно дать пять своей сестре, если бы только мог.

— Расскажи нам, что случилось, — говорю я ей, и она грустно улыбается.

— Не знаю всех подробностей, но я была недалеко от часовни, когда начали кричать. Я вошла внутрь и... Вы должны увидеть это сами, если мать-настоятельница разрешит. Это просто... — Она качает головой.

— Она разрешит, — вмешивается Влад, и мы все направляемся к часовне.

Снаружи толпа, и несколько пожилых монахинь пытаются успокоить остальных. Мать-настоятельница тоже снаружи, она выглядит раскаявшейся, разговаривая со священником. Влад сразу же подходит к ней, и они обмениваются несколькими словами. Что бы он ей ни говорил, она не выглядит довольной. Он возвращается к нам и говорит, что мы можем пройти внутрь.

— Вы двое должны остаться здесь. — Я обращаюсь к Каталине и Ассизи, но обе сразу же качают головой.

— Нет, — говорят они в унисон.

Я вздыхаю.

— Я не думаю, что это то, что вы должны увидеть, —добавляю.

— Я уже видела, — отвечает Ассизи.

— И если это касается меня... Я должна это увидеть! — твердо говорит Каталина, поднимая голову и вызывающе глядя на меня.

Я поворачиваюсь к Владу, но он пожимает плечами.

— Ладно... — Я снова соглашаюсь. Конечно, это не может быть так уж плохо, учитывая, что с Ассизи все в порядке.

Мы заходим внутрь, и Каталина сразу же берет руку Ассизи. У меня почти возникает искушение сказать им, чтобы они подождали снаружи, но в чертах лица Каталины прослеживается твердая решимость, которая заставляет меня гордиться ею. Она хрупкая, но такая сильная.

Я отвлекаюсь от своих размышлений и сосредотачиваюсь на поставленной задаче.

Внутри я делаю несколько шагов, но резко останавливаюсь.

Часовня выполнена в готическом архитектурном стиле, а у алтаря стоит внушительная рельефная скульптура высотой до потолка. В центре скульптуры изображена сцена распятия Иисуса. Высокий свод позволяет разместить фигуры почти в натуральную величину. Вокруг Иисуса скорбящие, как земляне, так и небесные существа. По крайней мере, я предполагаю, что именно так выглядел бы алтарь в любой другой день. Вся стена окрашена кровью, некоторые участки измазаны отпечатками детских рук.

Тело монахини было помещено в центре, поверх фигуры Иисуса. Убийца раскинул ее руки в стороны, чтобы имитировать положение распятия, а ее ноги были связаны веревкой. Она все еще одета в свою привычную одежду, но ткань была разорвана посередине, фактически обнажая ее перед всем миром. На ее белой кофточке повсюду брызги крови.

На лбу у нее большая буква «Х», вырезанная, похоже, гвоздем. Возможно, даже одним из гвоздей, которыми она сейчас прикреплена к стене. Ее рот полуоткрыт, язык отрезан. Я плохо вижу с такого расстояния, но мне вдруг стало любопытно, остались ли у нее зубы.

Я подхожу ближе.

Все туловище монахини было разрезано, органы извлечены. Вместо этого они были положены на алтарный стол в качестве подношений. Сердце было положено на серебряную тарелку. Справа на кресте среднего размера лежали кишки, обернутые вокруг углублений в виде змеи. Далее лежали легкие, разрезанные на мелкие кусочки, рядом с чашей, наполненной красной жидкостью — кровью. Я задаюсь вопросом, должно ли это имитировать Евхаристию.

Я слышу позади себя вздох. Каталина подносит руку ко рту, глядя в недоумении на сцену перед собой.

— Кто мог сделать это...? — шепчет она.

Ассизи изучает форму монахини, ее взгляд устремлен на впадину в ее грудной клетке.

Влад стоит в нескольких шагах позади нас, держась на достаточном расстоянии. Я вижу, что он изо всех сил старается не смотреть на кровь.

Зачем он вообще пришел?

— Это очень похоже на то, что случилось с отцом Гуэрра, —комментирует Ассизи, указывая на тело. — Его внутренности также были повреждены. Ну, не так, но очень похоже.

— Но кто мог это сделать? Мы до сих пор не знаем, кто выкопал отца Гуэрра и поместил его в график... — Каталина покачала головой. — И зачем? — она подходит ближе. — Почему «С»? — Каталина сосредотачивается на лице монахини, когда Ассизи сужает глаза.

— Подожди... — Она идет к алтарю и останавливается прямо перед телом.

— Ассизи, что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Мне кажется, я видела, как там что-то блеснуло... — Она хмурится и смотрит ближе, почти засовывая голову внутрь живота монахини.

— Ассизи, — повторяю я, и слышу чей-то стон.

Влад.

Ассизи поднимает руку и кладет ее внутрь тела, сморщив нос, как будто что-то ищет.

— Ради Бога, Сиси! — глаза Каталины расширяются. — Что ты делаешь? — Она пытается подойти ближе к моей сестре, но я поднимаю руку, чтобы остановить ее.

— Ассизи?

— Проклятие! — говорит она, поднимая руку, в кулаке у нее что-то есть. Она следует по кругу, пока не встает над алтарным столом. Она разжимает кулак, и куча окровавленных зубов выпадает на скатерть.

— Что...? — ясмотрю на зубы с ужасом в глазах, и тут появляется С. Я поворачиваюсь к Владу, и вижу, что он думает о том же.

Он достает носовой платок и промачивает им лоб, прежде чем выйти вперед.

— Интересный поворот событий. Не так ли, Марчелло? — он слегка наклоняется, чтобы посмотреть на зубы, а затем с отвращением отворачивает лицо. Ассизи закатывает на это глаза и возвращается к телу.

— Есть что-то еще. Я не могла понять это раньше. — Она снова вставляет руку и копается в содержимом желудка монахини.

Забавно, что Влад смотрит на нее с полу-благоговением, полу-отвращением.

— Вот! — восклицает Ассизи и достает скомканный кусок материала.

Она кладет его на стол, и мы все собираемся вокруг, чтобы рассмотреть его.

— Это пергамент... возможно, из человеческой кожи, —комментирует Влад, беря нож и разворачивает его, чтобы лучше рассмотреть. На нем что-то написано, и Влад неохотно использует свой платок, чтобы стереть с него кровь.

— Расплата за грехи других, — читаю я вслух, и Каталина задыхается.

— Это из-за меня, не так ли? Кто бы это ни делал, это из-за того, что я сделала... — По ее щеке течет слеза, и мне хочется просто поднять руку и вытереть ее.

— Каталина, — говорю я, пытаясь придумать, как сказать ей, что, возможно, им нужна не она, а я.

— Чья это кожа? — спрашивает Ассизи, присмотревшись. — Это ее? — Она указывает на монахиню.

— Скорее всего, нет, — говорю я и хмурюсь от собственных слов. Просто так устроен человек.

Она хмурится.

— Почему ты так уверен?