Миланский вокзал

11

– Хорошо, давайте попробуем рассмотреть дело с самого начала. Что мы знаем и особенно то, чего не знаем, – сказал Меццанотте, стоя рядом с белой маркерной доской с маркером в руке, в маленькой глухой комнате, которую уборщики отдела использовали как кладовку. Он сложил в углу веники, щетки и моющие средства, превратив комнату в штаб своей небольшой следственной группы. На стенах уже висели фотографии, карты и заметки.

– До сих пор я всегда все продумывал сам, а теперь мне нужно, чтобы вы помогли мне взглянуть на все эти вещи с разных точек зрения, заметить детали, которые я упустил, – продолжил он, обращаясь к Колелле и Минетти, расположившимся на двух табуретах вокруг небольшого столика, который вместе с металлическим стеллажом составлял единственную мебель в комнате.

Когда комиссар Далмассо объяснил, что может выделить ему в помощь максимум двух человек, причем не на полный рабочий день, а только до тех пор, пока нужды службы не потребуют направить их в другое место, Меццанотте не колебался. Конечно, один был ужасно неуклюжим, а другой – еще неопытным, но оба они неплохо соображали, и вообще Рикардо чувствовал необходимость окружить себя людьми, которым можно было доверять. Его выбор пал на них, несмотря на то что несколько других агентов сообщили ему о своей заинтересованности, даже те, кто еще несколько дней назад сторонился его как чумы. По возвращении после короткой госпитализации инспектор обнаружил, что климат в отделе значительно изменился. Спасение ребенка и подтверждение того, что Рикардо был прав насчет Призрака, начали разрушать стену враждебности и недоверия, которую возвели вокруг него коллеги. Однако все их рукопожатия, похвалы и прочие выражения одобрения его не особо радовали. Он чувствовал себя так, словно вернулся во времена Убийцы с кольцевой дороги. Больше всего ему было приятно видеть, как терзается от зависти Карбоне, глядя на его внезапную популярность. Колелла рассказал Рикардо, что, пока тот находился в больнице, суперинтендант чуть не разругался с двумя коллегами, которые отчитали его за фарс с чучелом кота. Его идиотская шутка в итоге обернулась против него самого.

Не то чтобы это было заметно или имело хоть малейшее значение в закутке без окон, но был уже поздний вечер. Несмотря на то что их смена закончилась, а Меццанотте, все еще выздоравливающий и принимающий антибиотики, чувствовал себя разбитым, он хотел еще раз подвести итоги первого дня своего официального руководства расследованием. Несмотря на все усилия, результатов пока не было.

Колелла был направлен в диспетчерскую, чтобы просмотреть записи с камер наблюдения. Он нашел еще пару записей, на которых Призрак рыскал по ночному вокзалу, но ни из одной из них невозможно было извлечь никаких новых зацепок.

Был проведен первичный осмотр территории подземелий. Всего десять человек на одну смену – вот и все, что мог предоставить ему Далмассо, хотя, разумеется, Меццанотте просил больше людей и на больший срок. Во главе с Минетти – Меццанотте координировал действия по радио из офиса – полицейские по ходу дела выгнали нескольких бомжей, засевших внизу, но в остальном вернулись ни с чем. Комиссар пообещал инспектору, что проверит, есть ли предпосылки для проведения нового рейда на следующей неделе, однако Рикардо опасался, что такими темпами они ничего не добьются. Подземная часть вокзала слишком велика, и требовалось гораздо больше человеческих ресурсов.

Была усилена патрульная служба. Все офицеры получили фоторобот Призрака, сделанный полицейским фотографом по описаниям Меццанотте, и были проинструктированы показать его любому, кто мог предоставить информацию. На тот маловероятный случай, если Призрак прятался не на вокзале, сообщение о розыске было также разослано по полицейским участкам города. Пока что результаты были нулевые – по всем направлениям.

Меццанотте нужно было что-то, что помогло бы ему совершить прорыв в расследовании, какая-то новая зацепка, новое следственное озарение… Он с нетерпением ждал отчета о результатах экспертизы на местах нападения на женщину и ее сына и последующей погони за преступником – и искал Амелию, которую попросил сообщить ему все, что она узнает о Призраке или подземельях в целом. Однако старой ведьмы нигде не было. Никто из известных болтунов и выпивох не видел ее уже некоторое время и не знал, что с ней случилось. Да, Амелия выбрала очень неудачное время для исчезновения…

– Итак, подведем итоги, – начал Меццанотте, время от времени прерываясь, чтобы сделать запись на доске. – Последние полтора месяца или около того наш подозреваемый убивал все более крупных животных в честь африканского божества воинов, а затем разбрасывал их трупы на вокзале в качестве предупреждения тем, кого он считает своими врагами. Поскольку угрозы пока не возымели действия, он решил провести человеческое жертвоприношение. Что мы знаем об этом человеке, которого на Центральном вокзале называют «Призраком» из-за его зловещей внешности, а также потому, что он всегда появляется ночью? Почти ничего; а то немногое, что знаем, путано и противоречиво. Возраст предположительно от сорока до пятидесяти, о судимостях сведений нет; по внешнему виду, он один из многих изгоев, живущих на вокзале, но, похоже, никто его не знает; он практикует воду, но сам при этом белый. У него есть убежище или логово где-то в подвальных помещениях, где проводятся жертвенные церемонии. Я подозреваю, что он живет там, внизу, и не со вчерашнего дня. Он слишком легко движется по этим галереям, а стало быть, знает их в совершенстве. Несмотря на то что пока все говорит об обратном, я убежден, что он состоит в некоей банде или секте…

– Извини, Кардо, – вмешался Колелла, – но как ты можешь утверждать, что он не просто одинокий шизик, действующий под влиянием черт знает каких фантазий?

Призрак – психопат? Шизофреник? Сумасшедший? Пока он боролся с ним, Меццанотте смотрел прямо в его пылающие глаза, наполненные какой-то яростной экзальтацией…

– Именно потому, что Призрак, по всей вероятности, сумасшедший, я и не думаю, что за всем этим стоит он один. Подумайте об этом. Тайные ритуалы, требующие редких экзотических ингредиентов, заброшенная дверь, превращенная в секретный проход, старая фреска, написанная кем-то, кто явно умеет рисовать… Как это может быть работа одного человека, тем более выжившего из ума?

Настала очередь Минетти взять слово.

– Не то чтобы я был экспертом, инспектор, но я слышал, что нигерийская мафия использует ритуалы воду, чтобы подчинить себе проституток, которых она эксплуатирует. Не может ли он быть частью этого?

– Я тоже думал о чем-то вроде этого. Но вынужден огорчить тебя: в этом районе никогда не гнездились нигерийцы… И потом, насколько мне известно, белых среди своих партнеров они не держат. Но рискну предположить, что это может быть менее структурированная банда, состоящая из людей разных национальностей, включая и нигерийцев, которая, возможно, сформировалась прямо здесь… Второй вопрос в том, с кем у них вражда. Конкурирующая банда, претендующая на территорию? Могут ли эти люди в военном снаряжении, которых видели преследующими Призрака в коридорах дневного зала, быть причастны к ней?

– Не знаю, я просто предполагаю, – оживился молодой агент. – Но что, если это не две группировки, а одна, которая разделилась на две фракции из-за внутренних дрязг?

– Да, не исключено; я об этом не подумал… Отличное замечание, Минетти.

– А я вот кое-чего не понимаю, – вмешался Колелла. – Если в основе всего лежит конфликт из-за контроля над подземными территориями, почему Призрак оставляет мертвых животных на поверхности? Разве не логичнее было бы оставлять их там, под землей?

«Да, почему?» – устало подумал Меццанотте.

– Ты прав, черт возьми; на самом деле это не имеет смысла. Кстати, если они используют подземелья в сомнительных целях, им не стоит рисковать привлечением нежелательного внимания… Поздравляю, Филиппо, ты только что разрушил нашу реконструкцию фактов.

Он уныло смотрел на то, что записал на доске. Это была сборная солянка из вопросов без ответов, диких гипотез и противоречивых фактов. Прокурор Рицци был прав, оценивая их знания по делу как туманные. Возможно, только сам Призрак мог бы объяснить, как все есть на самом деле. Им обязательно нужно было поймать его, и лучше бы поторопиться. Хотя комиссар Далмассо, продолжавший недооценивать проблему, сказал, что, по его убеждению, Призрак вышел из игры и, осознав, что издеваться над людьми – это совсем другое дело, чем издеваться над животными, запаниковал и бросился бежать, Меццанотте, напротив, был уверен, что Призрак повторит свою попытку. Он мог быть сумасшедшим, но ничего не боялся. Если он действительно считал, что находится под защитой Коку, бога, дарующего непобедимость в бою, то никакие препятствия не могут его остановить. И чтобы помешать ему найти новую жертву, усиленного наблюдения на вокзале было бы недостаточно. А найти ее среди отчаявшихся людей из «Отеля Инферно» или тех, кто обитал внизу, ему не составило бы труда, даже не высовывая носа из подземелья.