Миланский вокзал

10

– Доброе утро, синьорина. Пожалуйста, входите.

Женщина, открывшая ей дверь, выглядела намного старше семидесяти лет. Довольно высокая, худощавого телосложения, спина согнута, седые волосы коротко подстрижены. Ее лицо представляло собой паутину морщин, из центра которой на Лауру смотрели большие темные глаза, полные безграничной грусти. Белая блузка, бежевая юбка, голубая шаль на плечах. Никаких украшений, кроме интересного и, казалось, очень старого ожерелья, сделанного из крышек от бутылок, соединенных вместе два на два, чтобы сформировать простенькие цветные шарики.

Эстер Лиментани указала на два толстых войлочных прямоугольника на полу в прихожей.

– Если не возражаете, воспользуйтесь ими. Знаете, я только что отполировала…

Лаура шла за ней по короткому коридору, осторожно скользя в этих тапочках, которые возвращали ее в далекие дни детства, когда бабушка Аврора брала внучку в гости к своим друзьям.

Ее провели в небольшую гостиную, обставленную мебелью из темного дерева и украшенную несколькими картинами в золоченых рамах. Перед французским окном, выходящим на балкон, стояли два кресла и небольшой диван, перед которым находился низкий столик, поставленный на потертый персидский ковер. Ажурные кружевные занавески заслоняли солнце, погружая комнату в бесцветный полумрак.

– Присаживайтесь. Я только что приготовила чай, если хотите, – сказала своим тоненьким голоском синьора Лиментани, чинно восседая посреди дивана. На маленьком столике стоял поднос с заварочным чайником и двумя фарфоровыми чашками, блюдце с печеньем, сахарница и серебряный молочник.

– С радостью, спасибо.

Лаура села в одно из двух кресел и, оглядываясь по сторонам, стала ждать, пока синьора Лиментани нальет чай. Все в этой комнате говорило о несчастье и одиночестве: и тусклый свет, и маниакальная тщательность, с которой все содержалось в чистоте и порядке, и полное отсутствие фотографий, свидетельствующих о существовании семейных связей и привязанностей. Если Лаура когда-либо сомневалась в том, что дом может стать зеркалом души его обитателя, ей придется снова задуматься над этим. Девушка чувствовала, как удручающая печаль женщины окутывает ее стеклянный колокол, словно плотное одеяло тумана. Удержание ее на расстоянии потребует дополнительных усилий.

– Я еще раз благодарю вас за то, что вы согласились встретиться со мной, синьора Лиментани, – произнесла Лаура, принимая чашку из ее рук.

– Простите, напомните мне, как вы вышли на меня?

– Да, конечно, – ответила она, сделав глоток чая. – Я проводила исследования в архиве ИСЕИ для университетской работы, когда наткнулась на документы о брате и сестре Фелнер, Лии и Амосе. По ряду причин я увлеклась их историей, а поскольку информации об обстоятельствах их смерти не хватает, я хотела бы выяснить, что с ними случилось. В поисках выживших, которые были депортированы в один день с ними и могли знать их, я обнаружила ваше имя…

Эстер Лиментани откусила от печенья и положила его обратно на блюдце чашки, которую держала другой рукой.

– В Институте еврейских исследований проводят похвальную работу. Они были очень добры ко мне, когда связались со мной, но я сказала им, что они совершают ошибку.

– В каком смысле? – спросила Лаура, наморщив лоб.

– В своем списке они включили меня в число выживших в Холокосте, но это неправильно. В Освенциме я тоже умерла, как и все, кого я знала и любила. Вернувшись из лагеря, я уже не была Эстер, а только ее тенью, пустой оболочкой. Мою жизнь с тех пор уже нельзя назвать жизнью, она была лишь пустой чередой безрадостных и бессмысленных дней.

– Синьора Лиментани, у меня… у меня нет слов, – пробормотала Лаура с комком в горле.

– Нет слов для того, чтобы выразить весь тот ужас, через который мы прошли, – со вздохом ответила пожилая женщина. – Но вы ведь здесь не для этого… Скажите, что именно вы хотели бы узнать от меня?

Лаура кивнула, пытаясь совладать со своими эмоциями.

– Брат и сестра Фелнеры. Вы были ровесником Амоса и знали его, верно?

На мгновение губы Эстер Лиментани сжались в гримасу, как будто она почувствовала небольшой укол боли.

– Да. Мы учились вместе в одном классе последние несколько лет, до… до того, как нас забрали. И это правда, нас погрузили в один поезд. Но, простите, я не знаю, что стало потом с ним и его сестрой.

Лаура изо всех сил старалась скрыть свое разочарование за улыбкой.

– Однако я надеюсь, что ваши воспоминания могут дать мне какую-то полезную подсказку, какой-то след, который поможет мне пролить свет на их судьбу…

– Так вы все еще хотите услышать историю моей депортации? Я говорила вам, что никому об этом не рассказывала, даже господам из ИСЕИ, которые были так заинтересованы в моих показаниях… Воспоминания причиняют мне огромную боль.

Старушка закрыла глаза и несколько мгновений оставалась совершенно неподвижной. Когда она снова открыла их, решение уже было принято.

– Ну что ж, хорошо. Ради Амоса…

Эстер Лиментани отставила свою чашку и начала рассказывать.