Обычные командировки

Сомов взглянул в угол, где вплотную друг к другу прижались к стене два больших железных шкафа. У каждого на двери висели небольшие квадратные дощечки, красный пластилин прижимал к дереву концы шпагата, пропущенного через специальные отверстия над замком. На пластилине даже издали просматривался вдавленный оттиск печати.

Уже с полчаса сидя за пустым столом, Сомов никак не мог решиться открыть железное хранилище и извлечь из могильной прохлады дело. Должность, отдельный кабинет, в общем-то, были куда менее важными событиями по сравнению с этим делом. Еще будучи на практике, он много раз слышал об этом убийстве, кошмарном, таинственном. Вот уже много лет его приводили в качестве примера на лекциях в университете. Николаю и во сне не могло присниться: ему, Сомову, едва он прибудет в уголовный розыск, для самостоятельной работы и розыска преступников поручат «Тайну» — так именовали в управлении это нераскрытое преступление. Он ждал чего угодно: пошлют ловить карманников, зачислят на полгода стажером...

А тут сразу — на тебе! «Тайна». А как, с каких сторон к ней подступиться? Неожиданно резко зазвонил телефон. Николай даже вздрогнул, но решил трубку не снимать, так как был уверен, что звонят не ему. Однако после третьей трели все-таки произнес привычное «алло».

— У нас, товарищ Сомов, полагается не «алекать», а называть свою фамилию, к ней можно прибавить звание или должность, — рассмеялась в трубку Антонина Ивановна. — Как вы там? Устраиваетесь? Вы будете у себя? Сейчас я к вам зайду.

В коридоре раздался четкий стук каблучков, и в комнату быстро вошла Антонина Ивановна с большой кожаной папкой в руках.

— Это вам, Коля, папка для документов, здесь блокноты для заметок, наш внутренний телефонный справочник, карандаши, ручки и бумага. Все необходимое на первое время.

Заметив растерянный взгляд Сомова, женщина уселась напротив него.

— Да вы не волнуйтесь: привыкнете потихоньку, — по-дружески заговорила она. — И дела этого не пугайтесь. Это же для науки, так сказать, чтобы поучился анализу, выдвижению версий... — Женщина осеклась, увидев, как лицо Сомова залилось краской, как обиженно поджались его губы. — А может быть, именно вам и удастся, — она торопливо отвела глаза, кляня себя за непрошеное утешение. — А почему бы и нет? Подчас неискушенному человеку проще отыскать то, что в свое время пропустили опытные из-за своей самоуверенности. Скажем, было предположение или малообоснованная версия, в нее не поверили и просто отбросили. А вообще-то, наши корифеи говорят, что по нераскрытым преступлениям преступники часто находятся в самом деле.

Сомов недоуменно свел брови, хотел было что-то спросить, но Антонина Ивановна продолжала:

— Что значит — преступники в деле? Это вот что: когда-то они попадали в поле зрения оперативных работников, но по каким-то причинам их не раскусили. Может быть, в то время люди увлеклись более правдоподобной, на их взгляд, версией, которая в конце концов закончилась пшиком. Или сведения о настоящих преступниках выглядели настолько нелепо, что их просто отбросили без всякой проверки.

Антонина Ивановна поняла, что не услышит в ответ ни слова, уж очень огорченный вид был у Сомова, и предложила:

— Открывайте-ка сейф, доставайте дело, вместе полистаем. Я ведь тоже по нему работала. Читайте все с самого начала, от корки до корки, и ни в коем случае не заглядывайте вперед. Прочтете, с неделю отдохнете и начинайте снова, но уже с закладками, с выписками. И вот только тогда, когда у вас сложится определенное мнение, когда вы в чем-то убедитесь, начнете действовать.

Сомов встал, подошел к ближайшему сейфу, по номеру отыскал в связке нужный ключ и открыл дверцу. На трех полках, как в хорошей библиотеке, ровными рядами были расставлены одинаковые, переплетенные типографским способом тома. На каждом из них значился порядковый номер. Антонина Ивановна достала из кармана пачку сигарет.

— Курите?

— Курю. Но сегодня утром торопился к вам и не успел купить. Если можно, я у вас одну позаимствую.

— Берите всю пачку. Да не стесняйтесь, берите, у меня еще есть. Кстати, у нас в управлении приличная столовая. Открывается в час. А деньги у вас на обед есть?

Сомов улыбнулся:

— Есть, Антонина Ивановна, спасибо. Родители субсидировали.

— Тогда ладно. Доставайте вон тот первый том. Недавно мы проводили сверку всех документов, имеющихся в уголовном розыске, и я хорошо помню, что в этом деле тридцать шесть томов. По триста страниц в каждом.

— Итого, десять тысяч восемьсот... Долгонько же мне придется их читать, даже если по диагонали, — усмехнулся Сомов.

— Что вы, по диагонали нельзя, я же вам сказала: от корки до корки. Нужно вчитываться в каждый документ. Я думаю, для первого чтения вам понадобится в среднем дня по два, по три на каждый том. Документы-то там большей частью написаны от руки, и почерки разные — много людей по этому делу работало. Найдете там и мои опусы. Начинайте. Как говорится, с богом.

Николаю очень хотелось остаться одному. Ему казалось, что Антонину Ивановну к нему специально подослали, проверить его реакцию. Но раз так, это испытание он выдержит, не смалодушничает. Они его еще узнают, он им докажет, что Николай Сомов — это личность.

Он достал первый том, сел рядом с Антониной Ивановной и положил дело перед собой.

На синей, порыжевшей от времени обложке было написано: «Дело № 0173, возбужденное по факту убийства семьи Яковлевых. Начато первого января 1961 года». В графе «Окончено» было пустое место. Стояли кавычки для числа, жирный пунктир для месяца и две цифры: единица и девять, за ними полагалось обозначить год окончания дела. В верхней части обложки крупным типографским шрифтом было набрано: «Хранить вечно», а ниже кто-то черной тушью отчетливо вывел: «Тайна». Прежде чем открыть обложку, он представил себе, как здесь вот, в графе «Окончено», он, Николай Сомов, проставит последнюю дату. Казалось, Антонина Ивановна угадала его мысли.

— Кто знает, Николай, может быть, именно вам суждено сдать это дело в архив, а вот здесь написать: «Раскрыто». Давайте я объясню вам некоторые фотографии. — Она пододвинула к себе дело и привычно стала листать страницы.

— Скажите, Антонина Ивановна, а почему ваш хваленый Фролов сам не раскрыл это преступление?

— Не надо так о Фролове, Коля. Фролов — мастер своего дела, это все знают. Кстати, Алексей Иванович и товарищ верный. Не обманет, последним поделится, а уж своего подчиненного никакому начальству в обиду не даст... Правда, сам не всегда тактичен, да, впрочем, вы слышали. Но обижаться на него не советую. Поближе познакомитесь, тогда поймете. А раскрыть это дело он, возможно бы, и смог. Если бы освободили от других, особенно от текучки... Кстати, тогда он тоже молодым был, почти как вы.

Антонина Ивановна говорила и медленно переворачивала страницы. Наконец она нашла подшитый в деле планшет со снимками и, еще не раскрывая его, стала рассказывать:

— Это преступление совершено в первый день нового, 1961 года, днем, в три часа. В одном из домов на Бульварной в отдельной двухкомнатной квартире на первом этаже начался пожар. Сначала решили, что хозяев нет дома. Прибыла пожарная машина одна, другая, бросились к окнам, а там решетки, да такие, что их просто не выломаешь. Сунулись в дверь — она на трех замках, с трудом вскрыли. А когда загасили огонь и вошли в квартиру, обнаружили три сильно обгоревших трупа.

Женщина развернула планшет, и он, как детская книжка-раскладушка, растянулся по всему столу. Снимки были страшными, и Сомова всего передернуло. На первой фотографии было видно: на сгоревшем полу лежали три трупа. Сомов всматривался в снимок и видел обуглившиеся бесформенные тела без лиц, без одежды. Дальше шли снимки комнат, прихожей и кухни, которая одна не пострадала от огня. На небольшом столе были чинно расставлены тарелки с разной снедью, стояла почти полная бутылка водки. На следующих фотографиях, сделанных уже в морге, на трупах отчетливо были видны повреждения, нанесенные каким-то тяжелым орудием.

— Вот, смотрите, Николай, — указала Антонина Ивановна, — их фотографировали после соответствующего туалета. У старика и его дочери совершенно одинаковые раны. Их нанесли топориком на металлической ручке, его, кстати, обнаружили в квартире. Следов на нем никаких не оказалось. А у старухи повреждения другого характера: много колотых ран, причем несмертельных... А умерла она от асфиксии — удушения.

— Что же, ее пытали?

— Логично, молодец. Все пришли к такому же выводу. Старуху именно пытали. Кстати, и руки у нее оказались связанными. А пытали ее, видимо, вот ради чего. — Антонина Ивановна перевернула раскладушку — на другой стороне тоже были снимки, и указала на один из них. На обгоревшем полу в углу комнаты было поднято несколько дощечек паркета, под которыми отчетливо просматривалось квадратное углубление. В центре лежала линейка, видно, ее положили для определения масштаба. По ней Сомов решил, что углубление было примерно сорок пять сантиметров в длину и двадцать в ширину.

— Так вот, уважаемый Николай Павлович, что было в этом тайничке, под паркетом, никто до сих пор не знает. Правда, есть кое-какие соображения.

Она встала, еще раз пожелала Сомову успеха и направилась к двери.

— Думаю, у вас пойдет, Сомов. По крайней мере, в сообразительности вам не откажешь.

Как только Антонина Ивановна ушла, Сомов с жадностью закурил. Положил закрытый том прямо перед собой и задумался. Убийство Яковлевых совершено в январе 1961 года, в то время он учился во втором классе. Сейчас ему двадцать четыре года. В январе исполнилось пятнадцать лет, как погибли Яковлевы. Возможно ли через такой срок отыскать преступников? Ведь и они могли за это время, как говорится, почить в бозе. Но где же то, что было в тайнике? Ведь где-то оно должно быть? Сомов прикурил новую сигарету, снял телефонную трубку и набрал номер.

— Мама! Это я. У меня все в порядке. Приду, расскажу. Позвони отцу и передай, что инспектор уголовного розыска Сомов пожалует к ужину. Сам я ему не смогу позвонить: готовлюсь к важному совещанию. Да, да, буду проводить совещание по методике и тактике расследования старых убийств. Привет.

— С кем это ты будешь проводить совещание? — с удивлением и нескрываемой насмешкой спросил Фролов, появившийся на пороге.

— Как с кем? — отпарировал Сомов. — Пока с Яковлевыми. С покойниками Яковлевыми, так как хочу узнать все их тайны и главным образом выяснить, что хранилось у них под паркетом.

— Силен! — Фролов расхохотался. — Тоня говорит, ты расстроен, удручен, а ты, оказывается, орел!

— Что вы, Алексей Иванович, какой же я орел? Подорлик я.

— Подорлик, говоришь? — Фролов внимательно, с интересом посмотрел на Сомова. — Возможно, ты и подорлик, только еще желторотый. Ну ладно, запирай в сейф своих мертвецов, идем обедать. Устрою я тебе опытно-показательный обед в порядке заботы о подчиненных и ознакомления с управленческой обстановкой.

Столовая была небольшая, при входе два монолитных умывальника, чистые полотенца. Чуть в стороне буфет с закусками. Каждый, выбрав что-то по вкусу, оставлял деньги на небольшом блюде. Сомов с Фроловым взяли по салату и один на двоих целлофановый пакет с яблоками. Оставили тарелки и яблоки на свободном столике и отправились к раздаче. Когда проходили мимо приоткрытых дверей в небольшую комнату, Фролов подмигнул Сомову и объяснил, что это генеральская столовая. Сомов удивился количеству генералов в управлении, но Фролов уточнил, что эта комната для старшего начсостава — от подполковников и выше. Николай подумал, что Фролову до этой столовой еще расти и расти.