Изыди, Гоголь!

Глава 5. От женщин кругом голова

Сперва эти девицы говорят тебе, что на счету Гоголей остались копейки, а затем выясняется, что они солгали.

Когда мать с дочкой прижимает, они уверяют, что этих копеек как раз должно хватить и умоляют тебя оплатить счет за какое-то э-лек-три-чес-тво. Якобы тогда в усадьбу вернется свет.

Ты бы поверил им после всего? Вот и я нет.

Исключительно из старческой добросердечности я пытаюсь пойти навстречу и спрашиваю женщин, кто из них приготовит мне ванну, а кто ужин. Одна наотрез отказывается исполнять роль личной служанки, а вторая, как оказалось, ничего не смыслит в кухарстве.

Остапка, мой любимчик, вызывается сварить мне пельмени. Но к тому моменту я уже все решаю.

Что может быть лучше своего особняка со светом, но без прислуги и объедками вместо приличного ужина? Правильно! Чужой особняк со светом, прислугой и приличным ужином!

Обе девицы выступают против моего решения. Денег не хватит, а если и хватит, то что будет с усадьбой, когда они кончатся? Собираюсь ли я их заработать и где?

В ответ я без всяких заклинаний предсказываю их ближайшее будущее, в котором они остаются мерзнуть в темном сыром особняке вдвоем. Тогда все женские проблемы сводятся к вопросу, а какие вещи им с собой взять.

Ухоженные, но дешевые предместья для простого люда, затем богатые кварталы с изящными фасадами доходных домов. Вместо звезд над крышами растянулось молочное марево.

Несмотря на поздний час на улицах люди. Они мотыльками слетаются на светящиеся вывески заведений, обещающих быстрые утехи. Типичная моль.

Наконец наша железная карета останавливается.

Выбравшись наружу, я не без восхищения осматриваю четырехэтажный особняк. Память тела подсказывает: классический стиль, барельефы с русским эпосом, а принадлежит это богатство роду Среброруковых. Раза в два больше усадьбы Гоголей, теперь уж моей усадьбы, и раза в четыре роскошнее.

На входе нас встречают два великана-богатыря. Их каменные мечи обнажены, могучие руки держат грандиозное "Царьградъ". Вылитые из золота буквы искрят и переливаются словно под солнцем.

Красивое, но бесполезное применение магии иллюзий. Хотя это место еще находит, чем можно удивить старого чернокнижника.

Когда мимо проходят Маргарита, Анна, а следом Остап с их чемоданами, каменные великаны продолжают смотреть вдаль с отрешенным видом. Но меня они неожиданно провожают хмурыми взглядами.

Почуяли басурманина? Или магию гримуара? Похоже, статуи здесь не только для красоты.

Швейцар с поклоном открывает двери. Вылизанный мраморный пол с орнаментом, резная мебель, золотые колонны подпирают потолок. Громадная люстра нависает над круглой чернодубовой стойкой.

Нас встречает симпатичная девица в форменной красной жилетке.

Маргарита косится на меня и обреченно выдыхает:

-- Двухкомнатный люкс. Лучший, что у вас есть.

На меня падает подозрительный взгляд. Ну еще бы: плащ, широкополая шляпа, возвышаюсь за спинами напряженных женщин, которые то и дело оглядываются на меня.

Я приподнимаю шляпу и подмигиваю, после направляюсь к диванам неподалеку. Работница гостиницы теряет ко мне интерес и ныряет в компьютер, чтобы найти нужный номер.

Пара вопросов и вот они переходят к оплате. Но что-то идет не так.

-- Н-недостаточно средств на счету, -- с виноватым видом сообщает работница. Как будто это на утехи с ней так потратился Гоголь-старший.

-- Возможно ли в вашем уютном отеле проживание в кредит? -- обворожительно улыбается Маргарита.

-- В кредит? Возможно, но… я должна спросить администратора.

Работница делает короткий звонок по телефону, и вскоре по вестибюлю проносится частая дробь каблуков. Постояльцы, коротавшие ночь за беседами, обмениваются вежливыми приветствиями с кем-то, кого мне не видно из-за широкой стойки регистрации.

Наконец над чернодубовым столом всплывает небольшое, почти детское туловище. Форменная красная жилетка, черный пиджак, галстук с золотой заколкой. Лица из-за спины Остапа не видно. Но явно не ребенок.

-- Златолюб, Авраам Бермегрот. Администратор "Царьграда", -- скрипучим, почти нечеловеческим голосом представляется коротышка.

Ужаленный любопытством, я подкидываюсь с диванов и заглядываю за стойку. Чтобы оказаться над столешницей, этому Златолюбу пришлось встать на небольшую лесенку.

Маргарита принимается объяснять администратору ситуацию. Я же изучаю его лицо: треугольное, с высоким лбом, длинными волосатыми ушами и острым клювом. Жидкие седые волосы зализаны назад, за стеклами очков маленькие пытливые глазки читают тебя, как открытую книгу.

Он выглядит заспанным, но это не удивляет. Удивляет то, что эта моль кого-то мне напоминает…

Выслушав Маргариту, Златолюб говорит:

-- Вынужден огорчить, но мы не можем заселить вас в долг.

-- По какой причине? -- хмурится мачеха. -- У нас имеется часть суммы на счету, и кроме того я даю слово, что долг будет выплачен в кратчайшие сроки!

-- О, госпожа, будь сейчас на вашем месте ваш муж или хотя бы его сын, я бы не сомневался в ценности его слова, -- Златолюб окидывает Маргариту брезгливым взглядом. -- Но передо мной стоите вы.

Ядовитая ухмылка превращает и без того страшноватую физиономию Златолюба в зубастый изюм.

Маргарита мрачнеет, а вот Анна вспыхивает:

-- Вы на что намекаете? -- она вздергивает красивый носик. -- Мы столбовые дворянки, и не важно, что наш род…

Голос красавицы стихает, она мрачнеет и проглатывает ком в горле. В моей памяти вспыхивают какие-то обрывки…

Если я правильно понял, Маргарита с Анной последние женщины какого-то опального рода. Становление Гоголями несколько выправило их статус, но не положение в обществе.

Как так получилось, что они стали последними? И куда смотрел Иван Гоголь, когда брал Маргариту в жены?

Тут память молчит. Хотя, если разок увидишь бюст Маргариты, второй вопрос отпадет сам собой.

Взяв себя в руки, Анна горделиво выпячивает грудь:

-- Не тебе указывать на наше происхождение, нелюдь! Мы даем гарантию, что заплатим по счетам, и тебе этого хватит!

Интересно она обозвала карлика. Он на миг аж кривится, после чего говорит:

-- Маргарита Михайловна, будьте добры, придержите свою дочь за уздцы. Я не потерплю в общении такого тона.

У сестрички глаза чуть не вылетают из орбит.

-- Мама, ты слышала?! Он назвал меня...

Кобылой, да. Впрочем, девице хватило ума не озвучивать.

Постояльцы в зоне отдыха один за другим умолкают и с любопытством поворачиваются к стойке регистрации.

Маргарита берет дочь за руку.

-- Милая, потише, -- говорит она тоном, от которого у любого небессмертного пробежит холодок, а голова втянется в плечи.

Анна тихо извиняется и отходит от стойки, на которую в порыве чуть не запрыгнула. Маргарита же одаривает администратора гостиницы убийственным взглядом. Меня так и подмывает найти и вложить ей в руку нож.

Похоже, мамаша тоже не оценила пассаж в сторону их происхождения и сравнение любимой дочурки с ретивой кобылой.

-- Кхм, к сожалению, -- Златолюб подает дрогнувший голосок, -- одного лишь вашего слова все равно не достаточно. И проблема здесь скорее даже не в вас…

Коротышка воровато озирается и, чтобы не услышали постояльцы, понижает голос:

-- Я слышал о случившемся на празднике в честь помолвки вашей дочери.

-- Уже? -- вздрагивает Маргарита.

Златолюб сочувственно вздыхает:

-- Злые языки не дремлют, сами знаете.

-- Но я не понимаю, что именно…

-- Он боится, что мы притащим с собой призрака! -- перебивает Анна.

Мачеха с подозрением смотрит на Златолюба. Он разводит руками:

-- Разломы, аномалии, нечисть… сами знаете. Приходится учитывать разные ситуации. Мне неприятно вам отказывать, но еще больше мне было бы неприятно, если бы неупокоенный дух вашего пасынка как-то навредил гостям "Царьграда".

-- Но это неправда! -- отрезает Маргарита. -- Никакого неупокоенного духа нет и…

-- Хмпф!

-- …Что вы..?

-- Хмпф!

Мачеха недоуменно замолкает. Златолюб фыркает в третий раз:

-- Хмпф! Я не собираюсь препираться, госпожа Гоголь. Мое решение окончательно, изменить его вам не удастся. Выход позади вас. Всего хорошего!

Маргарита с Анной так и замирают в растерянности. Они смотрят на меня. Одна с видом "я сделала все, что могла", а вторая с вопросом "ты спустишь это ему с рук?".

Все, что требовалось от этих девиц, это снять номер в гостинице. Но, видимо, женщины в любом из миров ничего без мужчин не могут.

Да и я, в конце концов, привез их сюда. А, значит, взял на себя ответственность за них.

Я встаю перед уродливым коротышкой. Кого же он мне напоминает?

-- Господин Златолюб, вы к нам предвзяты.

Он задирает голову.

-- А вы, собственно, кто?

Я нависаю над коротышкой, моя рука приподнимает шляпу.

-- Тот самый неупокоенный дух.

Глаза Златолюба выпучиваются, как у висельника. Он отшатывается от меня, вернее, пытается. Его ладони, лежавшие на столе, намертво приклеиваются к моей тени. Теперь наглому коротышке остается только беспомощно дергаться.

-- Вас что-то напугало, господин Златолюб? -- ухмыляюсь я.

Администратор косится на свою работницу. Она тянется куда-то под стойку -- и с визгом одергивает руку.

Постояльцы оборачиваются на шум. Бледная девушка прикрывает рот.

-- М-меня что-то укусило! -- она отшатывается от стойки.

Я виновато склоняю голову:

-- Прошу прощения. Я сам не свой, когда голоден.

Говорю я искренне, но девчушка почему-то только сильнее бледнеет.

-- Что вам нужно? -- цедит Златолюб.

-- Для начала, я скажу, что нужно вам, -- от моего тона уши коротышки испуганно опускаются. -- Во-первых, уважение. Во-вторых, толерантность.

Златолюб молча смотрит исподлобья. Из меня вырывается усталый вздох:

-- Я собирался поселиться у вас инкогнито. Но теперь передумал. Пусть все постояльцы знают, что в вашем знаменитом "Царьграде" хотят жить даже неупокоенные духи...

Я оборачиваюсь и делаю вид, что вот-вот сниму шляпу. Некоторые постояльцы так и не сводят с нас глаз.

-- Вы дорого за это заплатите!

Я по-свойски опираюсь на столешницу и подмигиваю Златолюбу.

-- Как и ты, дорогуша. Когда Среброруковы узнают, что отель не опустел бы, будь ты чуть менее предвзят к людям, живым и мертвым. В конце концов, мы все… ну, или почти все окажемся там. Можно же проявить немного уважения, согласен?

Коротышка колеблется.

Грандиозная люстра под потолком мигает. Зал на мгновение погружается во тьму. Постояльцы начинают нервничать, задавать вопросы. Их занимает помощница администратора.

Бледная физиономия Златолюба расплывается в учтивой улыбке.

-- Ну разумеется я согласен! "Царьградъ" открыт для гостей любой расы, религии и… формы жизни.

-- И? -- я поднимаю бровь.

Коротышка, скорчив гримасу, поворачивается к Маргарите с Анной.

-- И я прошу прощения, если вас обидели мои слова. Я не имею никаких претензий ни к Гоголям, ни к Гореловым.

Девицы синхронно вздергивают подбородки и молча отворачиваются. Видимо, Гореловы и есть тот самый опальный род.