Шаг третий. Призовой

— А что ты делаешь? — удивляется невыносимая.

— Утреннюю гимнастику, фум-фум, — выдыхаю на каждом качке на пресс. — Ты не делаешь? Фум-фум… зря.

Подход заканчивается, встаю в планку, смотрю на СонМи.

— Ты чего-то хотела?

— Прости меня, Лалиса. Я была не права, — выдавливает, потупив глазки.

— Онни, давай договоримся. Если тебя родители заставили, то иди в дупло.

Глядит слегка очумело.

— Человек должен сам осознать, что не прав, а не извиняться только потому, что заставили.

— Я сама…

Врёт или не врёт? Да мне конгруэнтно!

— Хорошо, онни. Я тебя прощаю. Но ты понимаешь, что доверять я тебе, как раньше, уже не могу?

Подавленно кивает. Наверное, действительно, сама пришла.

— Извини, мне дальше надо… — принимаюсь за следующее упражнение, затем в конце растяжка.

СонМи наблюдает и вдруг комментирует:

— А у тебя фигурка лучше стала.

— Позанимайся, как я, хотя бы пару месяцев, и у тебя лучше станет, — выхожу из мостика разгибом. У СонМи расширяются глаза. Совсем недавно стало получаться.

Иду в ванную, оттуда на завтрак

— Лалиса, а как того мальчика зовут, который тебя на свидание приглашал? — СонМи неожиданный вопрос задаёт. При родителях, которые моментально замирают, глядя на меня.

— Того красивого мальчика зовут Ви, — ответный укол щас будет. — Кстати, намного красивее, чем твой сын Мина.

Что мне ещё смешно, никто не понимает, что я говорю. Всем слышится «СынМин», ну, или «СынМина». Удар между тем достигает цели, СонМи теряется. Она же в отместку этот разговор затеяла? Так ведь? Возможно, не осознанно, но хочет отомстить за свой вчерашний позор.

— Лалиса, ты ходишь на свидания?! — мама, наконец-то, отмирает. Аппа чуть хмурится и принимается есть.

— Пока только одно свидание было, омма, — не собираюсь нервничать, не из-за чего. — А что тебя удивляет? Ты считаешь, что я не достаточно красива, чтобы привлечь внимание мальчиков? Омма, почему ты так плохо обо мне думаешь?

Аппа чуть-чуть улыбается. Незаметно переглядываемся с ним. Мамочка от моего вопроса впадает в ступор.

Теперь одеваться-причёсываться. Самоукрашательство меня уже не угнетает. Дело житейское. В девичьем теле жить — по-девичьи выть.

Место действия: Агентство Bit Hit Entertainment

Время действия: 22 ноября, 09.30.

Уже знакомая мне хорошенькая девушка встречает нас в приёмной.

— Заходите. Господин президент вас ждёт.

— Спасибо, э-э-э… — папочка запинается. ХвиИн, — негромко подсказываю.

— Спасибо, ХвиИн-ян.

Заходим. Президент один, если не считать менеджера Има. Стервы Ким, — что-то и собственная фамилия начинает казаться неблагозвучной, — нет. Славненько. Усаживаемся с двух сторон стола, примыкающего к главному, президентскому.

Проект нам высылали по почте. Внимательно его изучила. От щедрот президент ХёнСок выделил нам аж двадцать процентов. Ну, что, можно начинать? Достаю из сумки распечатанный договор. Раскрываю на нужной странице и тычу наманикюренным пальчиком.

— Саджанним, вот здесь явная опечатка. Вместо числа «пятьдесят» написано «двадцать». Надо отругать вашего работника, готовившего документ. Нельзя же так грубо ошибаться в таких важных делах.

Аппа чуть заметно улыбается. ХёнСок-сии тоже оценивает мой заход улыбкой.

— Никакой ошибки, Лалиса-ян. Двадцать процентов дохода — беспрецедентно высокая доля для айдолов. Самые известные и популярные айдолы получают только десять. Вы — начинающие.

Вспоминаю слова ЧеРиш, «что он напишет, то ты и подпишешь». Посмотрим.

— Мы не ваши айдолы и айдольские нормы нас не касаются. На каком основании вы хотите забрать себе восемьдесят процентов дохода? В композиции нет ни одной воны, затраченной агентством, ни одного рабочего часа ваших работников. К нему не прикладывали руку ни ваши авторы, ни звукорежиссёр, ни хореограф, ни прочий стафф. Готовый продукт.

— Не совсем, Лалиса-ян, — качает с той же улыбкой головой ХёнСок. — Мы внимательно посмотрели клип. Его надо переделать… нет-нет, мы не будем трогать ни хореографию, ни музыку, ничего. Всего лишь сделаем съёмки с привлекательным фоном. В городских кварталах и парках, берегу моря, ещё где-то. А это уже расходы, Лалиса-ян.

Сильный аргумент. Ему виднее, как упаковать композицию.

— Ещё есть… какие расходы предстоят ещё и в какую сумму их можно оценить?

— Миллионов сто-сто пятьдесят, — прикидывает ХёнСок, — в целом.

— Хорошо, — отступаю на заранее подготовленные позиции. — Тогда сделаем так. Распределение доходов, вернее, доходов после уплаты налогов разобьём на два этапа. На первом все деньги, все сто процентов пусть идут агентству. До достижения двухсот миллионов вон. С первой же воны после двухсот миллионов чистый доход будет делиться ровно пополам. Пятьдесят процентов ваши, пятьдесят наши.

Президент задумывается. Папочка опять улыбается.

— Дело в том, что расходы будут и дальше…

— А также в том, саджанним, что на группу расходов не будет. Они не будут у вас жить, получать стипендию и залезать в карман агентства другими способами.

— Будете, — улыбается ХёнСок. — Я даже не про то, что будете пользоваться нашими помещениями и аппаратурой.

И делает паузу. Кидает лукавый взгляд на отца.

— Я хочу заключить с тобой индивидуальный контракт и платить зарплату, как одному из менеджеров агентства. Скажем, миллиона три в месяц для начала. На первых порах будешь считаться менеджером своей группы, а дальше, посмотрим.

Посмотрит он… пока я на него смотрю долгим и, надо признаться, потрясённым взглядом. Хоть тушкой, хоть чучелком меня хочет в агентство затащить? И что отвечать?

— Слишком неожиданно, саджанним. Давайте сделаем так. Разберёмся с нашим клипом, по итогам станет ясно, чего я стою, как автор и менеджер. И только затем вернёмся к этому разговору. Может, композиция флопнется, и вы сами передумаете.

— Хорошо, но наших расходов по продвижению песни это не отменяет, Лалиса-ян.

— Я не верю, что расходы на продвижение будут съедать две трети вашей прибыли. Или даже больше. Вы ведь намекаете на то, что если ваша доля будет меньше восьмидесяти процентов, то агентство станет банкротом?

— У нас масса других расходов, — выдвигается ещё один довод.

— Они нас не касаются, — безжалостно отрезаю я. — Мой вариант предоставляет вам некую гарантию. Но если успех будет громким, то у вас и при пятидесяти процентах будет заметная прибыль. Это, во-первых. А во-вторых, я могу согласиться на двадцать процентов, но если будет успех, я начну искать варианты. И если кто-то другой предложит мне хотя бы двадцать один процент, то следующий контракт я заключу с ним. С другим агентством.

Президент задумывается, отец тоже глядит на меня задумчиво. Такой он меня редко видит, если вообще хоть раз видел.

ХёнСоку есть над чем поразмышлять. Ему надо предложить такие условия, чтобы другие агентства шарахнулись в сторону при попытке перекупить мою группу. Как минимум, это тридцать процентов, но я хочу ещё больше. Это число президент и озвучивает.

— Хорошо, Лалиса-ян. Принимаем ваше условие, что сначала гасим сумму в двести миллионов и делим последующую прибыль в соотношении: семьдесят — нам, тридцать — вам.

— При таком распределении я снимаю своё предложение о гашении двухсот миллионов. И даже при этом не соглашусь. А-щ-щ-щ… ну, могу уступить немного. Сорок пять нам, остальное — ваше.

Начинаем препираться. Но недолго, основные аргументы уже высказаны.

— Саджанним, когда пойдёт речь о следующих контрактах, то соглашусь и на тридцать. Ведь мы начнём пользоваться возможностями агентства. Это будет справедливо. А пока нет.

— Тридцать пять, Лалиса-ян, — тяжело вздыхает президент, отец насмешливо хмыкает. — И давай заканчивать. Это моё последнее слово.

— Хорошо. Но условие обязательного гашения двухсот миллионов снимаем. Это тоже моё последнее слово.

ХёнСок вздыхает ещё тяжелее и соглашается. У меня стойкое ощущение, что присутствие моего отца, полностью молчаливое, тем не менее, играет свою положительную роль ультимативно.

О мелочах технического характера договариваемся быстро. Мне ещё надо представить раскладку по группе, кому и сколько должно причитаться. По моей мысли, ЮнХо надо процентов на тридцать выше, как аранжировщику и ведающему музыкальной частью. И ДжеДжуну, которого я ненавижу, процентов на десять, как негласному лидеру. Сделаем его лидером официально.

Выхожу внешне бодрая, весело стучу каблучками. Но в машине отца откидываюсь на подголовник и жалуюсь.

— Аппа, я так устала… чего он так долго спорил? Он точно твой друг?

— Самый лучший! — смеётся отец. — Но бизнес есть бизнес. И насколько я понял, условия он тебе предложил уникальные?

— На фоне остальных — да, — отрицать глупо. — Но это только потому, что у нас традиция — грабить исполнителей. А ведь именно на них всё держится. Но, в принципе… — глядя на городские пейзажи за окном, вспоминаю, сколько получают писатели с каждой книги. Те же десять процентов. Так что это не грабёж, а сложившаяся норма.

Только мы уже сделали книгу/композицию, её только продать. Так что к доле автора прибавьте нам долю издательства.

Достаю телефон, выбираю из списка ЮнХо.

— Аньён, ЮнХо-оппа. Я сегодня не приеду, устала.

— Аньён, Лалиса. Жаль.

— Есть новости. Договор с агентством будем заключать. Наша доля — тридцать пять процентов… — слышу непонятный грохот, какой-то вой, чуть погодя — крики. Чего он там?

— Лалиса, это супер!!! — орут мне в ухо, до звона в нём. Отодвигаю телефон, откуда продолжают орать.

— Холь, Лалиса! Ты — суперпродюсер!!! Ты — суперменеджер!!!

— Дебак! Будь здоров, ЮнХо-оппа.

— Моим ребятам понравился процент, — докладываю уже догадавшемуся папочке. Тот усмехается.

— Ты работала подобно крокодилу. Мне даже неудобно стало перед другом.

В поездке до дома приходит в голову идея, что делать с СонМи. Придумала, как успокоить невыносимую. Прямо не голова у меня, а генератор идей.

Окончание главы 17.

От автора:

Следующая глава в известном месте выйдет позже, скорее всего, сегодня. Пока можете отвлечься на недавно обнаруженный мной самородок: https://author.today/work/292078

Страстным любителям боярки, попаданчества и нагибаторского фэнтези просьба не беспокоиться. Чем купило меня, напишу в блоге или отрецензирую.