Свет в океане

Мало того, что он притянул её обратно, так ещё искушающе, тихо сообщил:

— Если ты устала стоять на ногах, знай, что наверху есть невероятно удобная кровать.

Гермиона обомлела. Каков плут! Стоило ослабить бдительность, и Регулус всё перевернул в свою пользу, словно не он совсем недавно собирался уползти от неё на материк.

— Это самая развратная вещь, что ты мне говорил!

Регулус хмыкнул.

— Во-первых, я вообще прежде не говорил тебе ничего развратного. Во-вторых, откуда тебе знать, что я подразумевал? Почему тебе можно расхваливать свой сверхъестественно чудесный шкаф, а мне нельзя уже и заикнуться о собственной кровати? А она, между прочим, из красного дерева. Меня обвиняет в распутстве девушка, которая пишет неприлично горячие письма и отправляет их не глядя всем подряд.

— Я берегу свой моральный облик, мистер Блэк. У нас был уговор. Я его соблюдаю.

— Разве? Ты дразнишь меня, Гермиона. Ты и не прекращала.

Регулус вложил ей в ладонь заколку для волос, которой она не досчиталась в «Дырявом котле» наутро после одной грозовой ночи. Гермиона стиснула шпильку в ладони и вскинула пылающий праведным гневом взгляд на Блэка. Тому хватало совести ухмыляться. Вот ведь...

— Вы заикнулись о моральном облике? Не знаю, не знаю, мисс. Мне доподлинно известно, как вы таяли в руках незнакомца, которого затащили в свой номер. Впрочем, не имею ничего против.

— Я тебя сейчас...

— Если это важно, я помню, что ты обещала проклясть меня, чтобы я не мог взглянуть на других женщин, — коварно прошептал Регулус, наклонившись к ней так, что их губы практически касались друг друга. — Я согласен.

Гермиона надавила ему на грудь.

— Что значит, ты согласен?

Регулус выпрямился.

— А ты нет?

— Я же должна сто раз подумать. Я правильно понимаю, что только что прозвучало неуклюжее предложение руки и сердца?

Грейнджер могла поклясться, что щёки Регулуса порозовели — это особенно стало заметно на фоне белого воротника и иссиня-чёрных волос.

— Ни в коем случае. Когда придёт время, я приглашу хор домовых эльфов и единорога, украшенного цветами. Это романтично. Но услышать предварительное согласие было бы весьма и весьма приятно.

Гермиона возвела глаза к небу.

— Твои представления о романтике устарели на полсотни лет, а то и больше.

— Не закатывай глаза, а то так и останутся.

— Вообще-то, я уже подумала девяносто девять раз... остался решающий. Не уменьшай свои шансы на успех. Я всё ещё могу превратить тебя в клубкопуха.

— Ладно, я подброшу кольцо в плум-пудинг. Твой идеальный рецепт Рождества, помнишь? И, в конце концов, сниму с тебя дурацкий рождественский свитер, как давно мечтал, — Регулус понизил голос. — Я его уже видел. Зелёный. Не могу дождаться.

— Если ты его порвёшь...

— Только если ты того захочешь.

Пришёл её черёд краснеть. Гермиона вспыхнула, но не отвернулась.

— Главное, не угостить пудингом Гарри. Вот уж кто точно удивится, если сломает зуб о железку.

— Железку? — разбушевался Блэк. — Ты только что назвала обручальное кольцо железкой?! Мне, наверное, шоколад забился в уши!

Гермиона пренебрегла его драматичным негодованием и не стала подливать масло в огонь.

— Но почему так долго?

— Долго? — с плохо скрываемым ехидством переспросил Регулус, моментально сменив гнев на милость.

— До Рождества несколько месяцев!

— Зато за это время ты успеешь спасти эльфов, оборотней и апполосских пушишек.

— Нет! — Гермиона свела брови к переносице. — Придумай что-то другое.

— Тогда как насчёт осени? Твой день рождения в сентябре...

Она скептично посмотрела на него. Регулус рассмеялся.

— Остаётся лето.

— Июнь! Мой любимый месяц! — встрепенулась Гермиона.

— Почему?

— В июне всегда были экзамены.

— Как я не подумал... — он убрал волосы с её плеча, обнажив шею, и оставил короткий поцелуй на коже. — Сейчас мне кажется безумством, что когда-то по моей глупости мы были врагами.

— Даже жаль немного, ведь мы были прекрасными врагами, — вымолвила Гермиона, когда пальцы нашли цепочку медальона на его груди. — У нас получалось. Почти так же хорошо, как быть друзьями.

Блэк подался ближе, вкрадчиво сказав:

— Друзьями, которые иногда целуются, мы уже были. Врагами — тоже. Что теперь?

— Не знаю. Но мне совершенно не нравится слово «иногда»: от него веет неопределённостью, — Гермиона подняла глаза на белоснежные ветви миндаля. Лепестки кружили в воздухе, напоминая крупные хлопья снега, а ветви, устремлённые к небу, были похожи на морскую пену. Несколько лепестков упали на волосы Регулуса. Гермиона сняла лепесток и погладила между пальцами. На ощупь как шёлк. — Как Андромеда назвала этот сорт?

— Альбатрос.

Гермиона ощутила щемящий укол в сердце. Завтра она попросит Регулуса взять её на море — туда, где у поваленного дерева волны лижут валуны, где высокая скала врезается в воду, а в её отверстиях сидят белые птицы и терпеливо ждут, когда поднимется ветер. Она тоже ждала. Её ожидания окупились.

— Я подумала в сотый раз.

— И?

— Скажу в июне.

— А предварительное согласие?

— Ты очень настойчив.

— Это я-то настойчив?! Что ж... Может быть. В таком случае мы стоим друг друга, — Регулус накрыл пальцы Гермионы своими и бесхитростно произнёс: — Я хочу снова тебя поцеловать.

— Тебе нужно разрешение?

— Что поделать? Мы выяснили, что я старомодный волшебник. Так как?

Подыгрывая ему, она сделала вид, что всерьёз размышляет над ответом. Он прощупывал рамки дозволенного или хотел услышать, насколько сильно он ей нравится. Так на него похоже. Пора бы прекращать раскладывать всё по полочкам.

— Хорошо, — Гермиона переплела их пальцы. — Сколько раз?

Вопрос застал Регулуса врасплох.

— Сколько раз?!

Гермиона важно кивнула.

— Сколько раз ты собираешься меня целовать?

Регулус улыбнулся, его серо-голубые глаза заискрились внутренним светом.

— Ты не жалуешь неопределённости, но я попытаюсь тебя убедить, что это не всегда плохо, Гермиона.

— Так каков ответ?

— Пока не потеряю счёт.