Хайноре. Книга 1

Глава 4. Предостережение

— Милее, чем сестра? Что это значит?!

— Похоже, он считает Алессу Оронца непроходимой стервой, — заключила Альма, помогая Лире выбраться из дорожного платья. — Не могу с ним не согласиться.

Валирейн фыркнула, но спорить не стала. Всё они так считали.

— А ты меняешься… — леди Оронца смерила отражение ведьмы оценивающим взглядом. — Уже и говоришь, как уроженка Королевства.

— Я не меняюсь, госпожа, — Альма подмигнула ей из зеркала. — Я просто хорошо притворяюсь.

Они хором засмеялась, но вмиг смолкли, когда в покои вошла Сорка. Она несла чан с водой, мыльный настой и полотенца.

— Вам не мешало бы умыться с дороги, миледи, — сказала она, поймав на себе вопросительные взгляды.

Верно, это было бы очень кстати.

— Как он тебе? — Лира склонилась к ведьме, говорила тихо, чтобы не слышала Сорка, хлопочущая в другом конце огромной комнаты. — Скажи с честностью.

— Ну-у, — загадочно протянула Альма. Закончив со шнуровкой, она выпрямилась. — Он похож на медведя. И по всем чертам попадает под пророчество Древних. А ещё, кажется, он любит разогреть себе кровь.

— Разогреть кровь?

— Приложиться к чаше.

— К чаше… Ах! Вот, про что ты… Кхм…

Одна из мужских бед. Кто-то страсть как любит поесть, так, что обретает в последствии округлые формы, будто у рожениц. Кто-то, как лорд Оронца, ни дня не может прожить без хорошего табака с юга. А кто-то — без фляги с горячительным.

— И почему они такие? — Лира вздохнула. — Мужчины? Почему они потворствуют своим слабостям?

Альма бросила на неё быстрый взгляд в зеркало, спуская платье с плеч.

— Если тебе больно и одиноко, ты можешь поплакать у меня на плече или приголубить Малинку. Можешь закатить скандал прислуге, если у тебя дурное настроение, или выгнать из покоев любимую кошку. Мужчины же переживают подобное в постели со шлюхой, в обнимку с бутылью или потягивая вечерами трубочку. Я знавала женщин, что таскали в постель любого, от принца до конюха, что выпивали больше, чем иной портовый мужик. В этом мире нет святых, чего бы там не говорил ваш единый Отец. У каждого свой грех.

Интересно, какой грех у Биро?

Потом Сорка помогла Лире умыться, и собиралась заняться её волосами. Леди Оронца хотела было возразить, пускай, мол, её причёской озаботится Альма, но ведьма словно бы опять прочла её мысли, слегка качнула головой и кивнула на женщину. Лира сразу все поняла. Правильно, нужно уделить внимание и Сорке, нельзя чтобы она думала, будто не нужна ей. Ещё в пути они с Альмой обсудили опасения Лиры о том, что ее бывшая кормилица, возможно, шпионит на Алессу. Ведьма сказала, что это стоит проверить, а если оно так и есть, то тем более нужно держать Сорку поближе, чтобы та вдруг чего не заподозрила.

Лира села против большого зеркала, обрамленного в резное красное дерево — с виду очень старое, изъеденное временем, протертое слугами при уборке и ещё бог весть что пережившее. Было страшно, что зеркало вот-вот рухнет прямо на неё, стоит только случайно задеть его чем-то, но Лира понимала, что это всего лишь ее тревога. С чего бы в самом деле зеркалу падать, да ещё и на неё? С чего бы в самом деле кому-то его толкать?

Когда Сорка встала за её спиной, вооружённая гребнем, ведьма, нагруженная умывальной утварью, скрылась за дверью. Они остались наедине. Кормилица орудовала гребнем умеючи, ни разу не потянула случайный волосок, ни разу не дёрнула слишком сильно, справлялась с кудрями, будто делала это всю жизнь. Впрочем, так оно и было, именно Сорка всегда занималась её нарядами и волосами, заменила ей мать, которую Лира и не знала, заменила ей сестру, которая была занята свадьбой и рождением детей, даже в чем-то заменила отца, когда помогала ей перебороть страх перед лошадьми.

Плавные движения рук кормилицы, мерное покачивание гребня в отражении старого зеркала, тишина — все это окунуло Лиру в детские воспоминания. У неё было хорошее детство. Иногда одинокое, она могла месяцами не видеться с родными, а семью ей заменяли слуги, иногда печальное, когда её хорошенькая Клубничка отправилась к Отцу. Случалось всякое. Ничего необычного. И все же… интересно, почему Древние выбрали именно её?..

— Миледи…

Лира резко распахнула глаза. Сорка из отражения глядела на неё внимательно и тревожно.

— Что такое?

— Это ваша ведьма…

— О боги! Не начинай.

— Нет… пожалуйста. Дайте сказать. Дайте предостеречь вас. Я только словечко скажу, а дальше вам решать и думать.

Лира смерила кормилицу хмурым взглядом, но кивнула.

— Ладно. Что ты хочешь сказать?

Сорка тут же опустилась перед нею, крепко сжала её ладони и так проникновенно заглянула в глаза, что сердце сжалось бы даже у самого Хозяина Холмов.

— Я не люблю её, это правда. Я никогда не смогу её полюбить, хоть и знаю, как она вам дорога, моя девочка. Знайте, прошу, знайте, верьте мне, моё сердце — вам! Скажу только то, что знаю и что на сердце лежит и давит. Не верю я ей. Не верю. Глаза у неё злые, очень злые, хоть и кажется она спокойною. Но там зверь сидит, ей-ей, зверь! Не знаю, что этому зверю от вас нужно, не знаю в какую ересь она заставила вас поверить, и очень, очень боюсь за вас! Не потому, что верую только в Отца и другого не признаю, хоть так оно и есть. Нет, не потому. Боюсь, что путь, по которому она вас ведёт, сгубит вас, однажды сгубит страшною смертью или ещё чем похуже. Вы… вы мне не верите, но сами к себе прислушайтесь да к ней приглядитесь. Подумайте над каждым её словом, каждое на зубок проверьте, нельзя так слепо доверять людям, особливо с юга, они там другие и мысли у них другие и помыслы. А ещё… ещё напоследок скажу… не знаю, о чем они там говорили… но видела… видела этими вот глазами! Видела, как она два раза посреди ночи, аккурат как затихал весь лагерь, тенью прокрадывалась к гвардейцу королевскому. К Биро, миледи. Вот. Всё, что сказать хотела. А вы уж думайте сами.

Сорка поднялась с колен, поцеловала Валирейн в макушку и торопливо ушла, оставляя леди с аккуратно расчесанными кудрями и ворохом запутанный мыслей в голове. * * *

— Ну и хоромы! Бальная зала просто королевская! Тебе понравится, там красиво, как ты любишь. Куча картин, этих… ковров…

— Гобеленов.

— Да-да, гобеленов! Окна все в кружевной паутине, а стены будто в бархате! Видно, король и впрямь любит твоего жениха.

Что она там делала? Неужели?..

— И все в золоте! Будто он не Холмам хозяин, а всем Южным островам разом.

Она ведь его недолюбливает… она ведь и мужчин-то не слишком жалует…

— Зачем все это? Не пойму. Колье алмазное посреди леса и гор. Перед кем тут щеголять? Перед волками и лисами?

Два раза… нет, пускай один, но два… зачем… они… она… он… она приглянулась ему?

— Как Сорка? Вы поговорили?

— Угу.

— И что же она сказала?

Это так мерзко… он был её защитником…

— Госпожа моя? Вернись из мира дум.

Альма щёлкнула перед её лицом пальцами, и Лира будто очнулась.

— А…

— Ну? — Ведьма встала перед ней — маленькая, худая, руки в боки, взгляд с хитрым прищуром. — Что такого тебе наболтала старая квохталка? Не лги, я вижу, как ворочаются в твоей голове змеи!

Лира нахмурилась, хотела отвернуться, отослать её из покоев, как надоевшую прислугу, обратно, на острова Фандия, в портовый бедняцкий городок, где самое место таким мерзким предательницам как она!..

— Скажи! Не таи от меня, я смогу узнать и иначе, — Альма взяла её за подбородок и повернула к себе, заставляя посмотреть в глаза. Жёлтые, острые, злые… может Сорка была права?.. Но вдруг эти глаза налились влагой и будто задрожали. — Ты разбиваешь мне сердце. Я думала, ты любишь меня. Я думала, ты мне веришь. Да простят меня Древние, похоже над нами сгустились тучи, похоже я впервые ошиблась…

— Нет! — вдруг выпалила Лира, хватая ведьму за ускользающую ладонь. — Прости, я… я должна была сразу поговорить с тобой… какая я дура… не знаю, чему верить и всему верю!..

Альма села перед нею, держа в руках руки Лиры, как некогда делала Сорка. Она молча смотрела ей в глаза, ожидая ответа.

— Сорка… она сказала, что видела тебя с Биро. Что ты ходила к нему, когда все спали. Два раза. Зачем?..

Взгляд ведьмы вмиг из участливого сделался насмешливым, она фыркнула и хлопнула Лиру по ладоням.

— Так вот в чем дело! Всего-то. Я ходила к нему, чтобы растолковать на случай, если он сам, остолоп, не понимает. Посоветовала ему не соваться к тебе лишний раз. Чтобы не вышло чего дурного. Ты знаешь о своём истинном долге.

— Но он мой защитник! Мы просто… дружим…

— Дружите? — Ведьма оскалилась и вскочила на ноги, будто зверь, которому ткнули в нос факелом. — Врешь мне? Мне?! Дружите! Ха! Видно поэтому ты так взревновала? Видно поэтому тебя так мучает мысль — а вдруг они там ласкаются, как любовники? Верно? Так ты подумала? Нет, не лги мне опять. Я знаю. Всё знаю. Мы связаны, помнишь? Я уже в тебе! Я слышу твои мысли! Ты думала, что я с ним резвлюсь? Тешусь? Думала, как он лезет ко мне под юбку? Представляла, как я его ублажаю? Признайся!

Лира молча глотала слезы, ей было невыносимо стыдно, стыдно издать даже малейший звук, стыдно поднять глаза, стыдно думать о чем-то кроме своей вины.

Какая я дура… как я могла так думать о ней… как я могла сомневаться…

— Я не достойна!.. — Валирейн упала на колени перед Альмой, обняла её ноги, и разрыдалась в голос, едва способная говорить. — Я… я… я такая дура… я не… не достойна… не достойна тебя… твоей любви и преданности… я слабая… глупая…

— Хватит! — Не голос — удар хлыстом. — Я просила тебя признаться, а не оправдываться.

— Да… я… думала так… я признаюсь… признаюсь.

Леди Оронца дрожала страшной, крупной дрожью, она все ещё не осмеливалась поднять глаза, она вцепилась в Альму, как цепляется моряк за мачту тонущего корабля. Но дрожь внезапно стихла, когда ей на голову мягко опустилась рука.

— Хорошо. Хорошо, что ты призналась. У нас не должно быть секретов друг от друга. Даже когда мысли наши низменны и постыдны. Мы единое целое перед взором Древних. Ты — Дитя Лима, а я твой поводырь в этом мире. Не бей саму себя по руке, госпожа, — Альма села рядом с нею на колени и нежно погладила мокрые щеки. Взгляд её некогда такой злой и жестокий, сочился нежностью и теплом южного солнца. — Я — твоя. И никогда не предам тебя. И никакой мужчина не встанет меж нами.

Лира улыбнулась, и порывисто обняла Альму, свою любимую дорогую Альму, свое сердце и душу, они навеки будут вместе, всегда, всегда, всегда! Ей вмиг стало лучше, чёрные птицы, что скреблись где-то внутри и тревожно шелестели тугими крыльями, утихли. Возможно, однажды они снова проснуться, чтобы терзать Лиру с новой силой, но теперь она знала, что стоит ей заглянуть в эти жёлтые глаза, стоит только ощутить её руку на себе, как все стихнет и придёт покой. Как она теперь без неё?..

— Я… обещаю тебе. Нет, клянусь! Клянусь разорванным кольцом на моей руке, что не предам наше дело. Ни за что. Ни ради чего. И уж точно не ради мужчины! — Лира фыркнула точь-в-точь как Альма, и они обе посмеялись этому схожему жесту.