Белый якорь

Таня Винокурова работает

Нелегко было Тане Винокуровой добиться перевода своего больного жениха Васи Дроздова из концентрационного лагеря в лазарет.

Сначала была возня с генералом Хвалынским.

Генерал был теперь очень весел и игрив – шла полоса удач с авансами. И жизнь опять забила ключом в особняке.

Генерал обещал приказ, но упорно твердил:

– А мне что за это будет?

И бесцеремонно обнимал Таню…

Таня, скрепя сердце, выносила эти грубые ласки и, под веселую руку, все же вырвала желанный приказ.

Но нужно было пройти еще через цензуру толстого военного врача, который должен был подписать ордер.

За эту подпись Тане пришлось опять заплатить.

– Чорт с тобой, – подумала она, – подавись моим поцелуем…

Получив, наконец, желанный ордер, Таня полетела в концентрационный лагерь, который находился далеко за городом.

В голой, пустынной местности, перерезаемой бугристыми холмами, был расположен концентрационный лагерь военнопленных «бунтовщиков белой армии».

Широкая площадка, огороженная частым переплетом колючей проволоки, включала несколько длинных бараков, крытых черепицей.

За проволокой стояли и ходили группами солдаты в изорванных шинелях – мрачные и худые.

Турецко-иностранный рацион был не густ: бобовая похлебка да кукурузный хлеб и темно-бурая гуща кофе в котлах, от которых пахло кислой верблюжьей шерстью.

У входа к проволочным заграждениям стояли часовые-гурки, жевали бетель и выплевывали густую слюну кровавого цвета.

Когда Таня предъявила ордер, звонком был вызван дежурный офицер – красивый турок с феской набекрень.

Он внимательно прочел бумагу и вежливо обратился к Тане на ломаном русском языке:

– Вы сестра милосердия?

Таня предусмотрительно накинула фартук и пелерину красного креста, уходя из особняка.

И, на утвердительный ответ Тани, офицер приказал пропустить ее в барак № 8.

В грязном бараке на длинных нарах нашла Таня своего несчастного жениха Васю Дроздова.

Бойкий молодец Дроздов с румянцем во всю щеку в недавнее время – теперь похудел и пожелтел до неузнаваемости.

Таня задержала готовые брызнуть слезы и обняла Дроздова.

– Васенька, дорогой… Привезла тебе ордер в лазарет.

Радостным огнем загорелись глаза на худом, изможденном лице Дроздова.

– Выручай, Танюшка… Заела меня лихорадка… – сипло пробормотал он, с трудом поднимаясь с нар.

Кругом лежали все такие же желтые, худые люди.

Это был малярийный барак.

– Сестрица… – заговорили кругом. – А нас когда? Подыхаем здесь…

Таня, скрепя сердце, ответила:

– Погодите, братцы… И до вас очередь дойдет…

И быстро собрала своего Васю, укладывая его сундучок.

В барак входили иностранные санитары. Была вызвана карета Красного Креста. Под руки вывели слабого Дроздова и уложили в карету.

Таня быстро уселась с ним вслед за санитаром. Другой санитар сел с шофером и карета покатила в лазарет, который был расположен близ города.

Санитар-англичанин отвернулся к окошку, а Таня близко наклонилась к Дроздову и шептала по-русски:

– Выздоравливай скорее, Вася. И бежим. Сил моих больше нет… На всю эту погань смотреть. Убежим не пустые – многое я разглядела да разузнала из их гадостей здешних… Бумажки повезем любопытные с собой…

Дроздов жадно слушал эти речи и глаза его загорались прежним блеском коновода и первого озорника в роте Васьки Дроздова.

– Танюшка… Осторожнее… Не услышали бы…

Таня уверенно возразила:

– Ничего не понимает он…

Действительно, санитар-иностранец сидел с каменным лицом и продолжал смотреть в окно, совершенно не замечая их.

Дроздов бросил искоса взгляд на санитара, убедился в том, что он ничего не понимает и лихорадочно продолжал:

– Надо умно сделать, Танюшка… Я говорил тебе: припасай документов побольше, да получше. Будет с чем к своим пройти…

– Да уж сделано, – радостно говорила Таня. – Не беспокойся… Только выздоравливай скорее… Из лазарета и убежим… Я там уже завела знакомство – наш есть один фельдшер… Поможет. Только выздоравливай скорее.

Дроздов жадно слушал эти речи.

– Выздоровею… Чего тут! От тоски болезнь меня взяла…

– Ну, а обо мне не думай… У меня все готово, – живо зашептала Таня… Только выздоравливай скорее…

Санитар повернул свое каменное лицо к говорящим и спокойно сказал на чистом русском языке:

– Напрасно, сестра, вы так волнуете больного своими разговорами.

Таня похолодела…

Дроздов заметался на своем узком брезентовом ложе…

– Пропали… – прошептал он запекшимися губами.

Санитар все так же спокойно продолжал смотреть в окно кареты.

И ничего нельзя было прочесть на его каменном лице.

VII