Нетерпение сердца

— Вернешься около пяти? — Эйлин садится напротив. Ее блестящие темные волосы убраны в прическу.

— Скорее всего, — Мэри быстро допивает кофе и запихивает в рот кусочек хлеба. — Бабушку я покормлю сейчас, вы все-таки не входите к ней, даже если она будет ходить и громко разговаривать, это опасно. Большое спасибо за кофе!

Эйлин кивает. Она не очень разговорчива, но иногда ей интересно узнать, какие существа есть в Хогвартсе сейчас. Но когда Мэри спросила, какой предмет она больше всего любила, Эйлин сразу нахмурилась и замолчала.

Выйдя из дома, Мэри тут же укутывается шерстяным плащом и шагает по пустым улицам деревеньки. Тихо, так тихо, что она слышит свое дыхание. Чудеса! Еще недавно она жила совсем другой жизнью, с другим человеком и даже не представляла, как может повернуться судьба. Наверное, нельзя ничего загадывать вперед, плыть по течению проще и безопаснее.

Только плыть умеют не все, некоторые — отчаянно барахтаются, захлебываются и идут ко дну.

Северус встречает ее на полпути к замку, и по выражению его злого лица Мэри сразу

понимает: он в ярости.

— Ненавижу, — задыхается он, едва она оказывается на расстоянии вытянутой руки. — Ненавижу эту работу, всех их ненавижу.

Мэри едва заметно улыбается. Северус, злой и взъерошенный, кажется ей не менее привлекательным, чем задумчивый и скрытный.

— Шестикурсники?

— Да, — изо рта Северуса вырывается гневное облачко пара. — Честное слово, я держусь из последних сил. Просто если я взорвусь, потом придется объясняться перед МакГонагалл.

— А ты взорвись, — Мэри растирает замерзшие пальцы. — В конце концов, они должны понимать, что преподаватель — ты.

— Я думал, ты скажешь: успокойся и дыши и прочую чушь, — Северус хмыкает. — Но ты, как всегда, сказала то, что я хочу услышать. Как мама сегодня?

Мэри топает ногами перед входом в замок, стряхивая грязь с сапог: сегодня у нее только теоретические занятия, так что можно немного передохнуть и не переживать, что кто-то обожжется об огненного краба.

— Сварила отличный кофе, — Мэри одними глазами улыбается Северусу и кивает: — Мне на второй этаж. У тебя занятие?

Он кивает в ответ, и они расходятся в разные стороны перед главной лестницей. Драгоценные камни тускло блестят в свете факелов, и Мэри не может понять, где их больше: у Слизерина или у Гриффиндора?

Класс, в котором ей придется провести весь день, встречает ее полусумраком и запахом книг. Взмахом палочки Мэри зажигает свечи и раскладывает нужные материалы на столе.

Первые три урока с младшими курсами проходят хорошо: они разбирают строение гиппогрифа, рисуют своих гриндилоу до того, как увидят настоящего, и записывают плюсы и минусы садовых гномов.

Но потом за партами оказывается шестой курс, который, как кажется Мэри, доводит не только ее и Северуса, просто на уроках МакГонагалл успешно делает вид, что они лучшие ученики.

— Все это прекрасно, — тянет Олридж с кислой миной, а ее подруга Виолетта смеется, прикрываясь листом пергамента. — Только вот вы сами можете справиться с мантикорой или пятиногом? Кажется, в прошлый раз вы попали в Больничное крыло.

Мэри спокойно выдыхает.

— В прошлый раз я не знала, что профессор Кеттлберн привез мантикору для исследования.

— Но в обычных условиях вы тоже не будете знать, где сидит мантикора, — Олридж морщит нос. — Как вы тогда собираетесь защищаться?

Мэри хмурится и поднимается из-за стола.

— Вы ставите под сомнение мое умение обращаться с магическими существами, мисс?

— Кажется, да.

— Доказывать вам я ничего не буду, мисс, но впредь запрещаю вам появляться на моих занятиях, — Мэри распахивает дверь. — Прошу покинуть мой класс. Думаю, нет смысла посещать занятия некомпетентного преподавателя, верно?

Олридж, собрав вещи и уронив пару перьев, высоко задирает голову и удаляется из класса. Мэри видит в глазах некоторых сидящих одобрение, но внутри неприятно екает сердце. Она ведь действительно не справилась с мантикорой!

— Чушь, — авторитетно заявляет Северус на обеде. — У тебя другая специализация. Если бы Дамблдор поставил тебя на Защиту от Темных искусств, мы бы посмотрели, что запела бы эта нахальная девчонка.

МакГонагалл останавливает ее в дверях Большого зала и тихо произносит:

— Мисс Макдональд, вам не кажется, что выгонять ученика с занятия — несколько радикально?

— Изучение магических существ не является обязательным предметом, — Мэри провожает взглядом проходящих мимо пятикурсников. — Так что мне не хочется обучать тех, кто предметом совсем не интересуется.

МакГонагалл вглядывается в ее лицо несколько долгих секунд, потом хмыкает.

— Я попрошу профессора Дамблдора предложить вам остаться на этой должности. Кстати, он просил вас заглянуть к нему сейчас, если у вас есть минутка.

Мэри бегом поднимается в башню и, задыхаясь, произносит пароль. Дамблдор, немного усталый и задумчивый, жестом указывает на кресло напротив себя.

— Слышал, вы неплохо замещаете профессора Кеттлберна.

— Не все с этим согласны, сэр.

Дамблдор широко улыбается, и Мэри становится уютно и тепло.

— Невозможно нравиться всем: не поверите, я тоже нравлюсь далеко не каждому. Мы до сих пор не приходим к соглашению о методах преподавания Прорицаний. Как поживает Лили?

— С ней Сириус.

— Я это знаю, — Дамблдор смотрит на нее поверх сползших очков. — Я бы хотел, чтобы вы присматривали за ними как можно чаще. Меня несколько волнует этот медальон; если получится, принесите мне его, хорошо? Ненадолго.

— Если получится, сэр.

— И будьте осторожны, — произносит он негромко. — Я боюсь, что медальон может быть именно той вещью, о которой я думаю. Но мне нужны доказательства. У вас есть знакомый змееуст?

Мэри поднимает на него удивленные глаза.

— Нет, сэр. Но по дороге домой я постараюсь вспомнить, есть ли кто-то на примете.

— Это строго между нами, мисс Макдональд, — Дамблдор коротко кивает и всем своим видом показывает, что она может идти. — И пожалуйста, помягче с учениками из обеспеченных семей! Мне еще нужно закупить парты в классы на третьем этаже.

Мэри тихонечко смеется. И как только в человеке могут сочетаться столько разных качеств одновременно?

Северус

Резкий стук будит его посреди ночи. Пытаясь понять, что происходит, он вынимает из-под подушки палочку и в полной темноте добирается до двери. Только кое-где на полках едва заметно поблескивают склянки.

— Одевайтесь и бегите к мадам Помфри, — Дамблдор в расшитом звездами халате появляется в пространстве между дверью и галереей. — Захватите побольше зелья от проклятия и заражения крови. Возможно, мадам Помфри справится и без вас, но не будем рисковать.

Северус сонно чертыхается. Что опять случилось? И когда он поспешно заходит в палату, то видит мадам Помфри и Дамблдора, склонившихся над Люпином.

— Я не могу сказать наверняка, директор, — он слышит тихий голос. — Вам следовало сразу предупредить меня, что он оборотень. Мерлин всемогущий, в школе учился оборотень!

Северус криво улыбается, подходя к кровати. Ага, и три незарегистрированных анимага. Дамблдор умеет прикрывать людей, если ему это требуется, и в этом есть свои плюсы.

— Отойдите, — произносит он коротко. — Уже поняли, чем его зацепило?

— Скорее всего, режущие заклинания вместе с каким-то проклятием, потому что раны не затягиваются, — мадам Помфри сердито хмурится. — Если мы быстро не придумаем, что делать, он истечет кровью.

— Больше похоже на взрывное, что-то типа Редукто.

— Кто-то применяет к людям Редукто? — мадам Помфри удивленно потирает переносицу.

Северус быстро рассматривает раны Люпина. Так и есть: взрывное, да еще с каким-то проклятием, не позволяющим остановить кровь… Похоже на дело рук Кэрроу, они любят подобные выдумки. Как они вышли на Люпина, черт возьми?

— Нужно волчье противоядие, — заявляет он громко. — У вас есть? Если нет, я сейчас же вернусь.

— Где-то была старая склянка на «всякий случай», — дрожащим голосом тянет мадам Помфри и бросается за дверь, к огромному шкафу с лекарствами.

Дамблдор придерживает безжизненную голову Люпина и с сожалением смотрит в его лицо, измазанное кровью. Северус первый раз видит директора таким беспомощным и поникшим, но не находит нужных слов. Ему кажется, что сейчас — одно из тех мгновений, когда он видит настоящего Дамблдора, а не спокойного и шутливого. Да, каждый носит маски, а некоторые — несколько.

Люпин приходит в себя только на утро следующего дня, после того как больше часа мадам Помфри, Дамблдор и Северус пытались остановить кровь и заговорить раны. Если бы Люпин не был оборотнем, справилась бы и одна мадам Помфри.

— К нему еще нельзя, — Северус мягко берет Мэри под локоть и уводит за собой, в сторону, подальше от любопытных глаз студентов. — Он плохо говорит и совсем не ориентируется.

Мэри смахивает ползущую по щеке слезинку и отворачивается.

— Дамблдор сказал, что вы едва успели, — она старается унять дрожь в голосе.

— Честно говоря, я не представляю, как он добрался до школы, — Северус понижает голос до шепота. — Он практически истек кровью, и все эти раны… Дамблдор нашел его у теплиц.

Мэри беспомощно кивает, глядя на него с беспокойством.

— Он часть моего прошлого, понимаешь? Мой друг. Человек, которому никогда особенно не везло. Я думала, что вот сейчас или чуть позже у него все наладится, появится кто-то, кто будет к нему небезразличен… А теперь еще это нападение.

Северус хочет возразить, что некоторым приходится еще хуже, чем Люпину, но решает промолчать. В конце концов, его собственная жизнь немногим лучше, да и не приходится пить противоядие каждый месяц, и его родители все еще живы. Мысль о том, что кому-то бывает хуже, чем ему, оказывается неожиданной и приятной. Может, это растущая непонятно откуда надежда? Что жизнь, как говорит Мэри, совсем не сходится клином на женщине, которой на него наплевать? Которая использовала его мать ради цели, которая смотрит на него с презрением. О, нет, в мире есть другая жизнь, другие лица, другие глаза.

Когда недовольная и усталая мадам Помфри, все еще в заляпанном кровью халате, позволяет им зайти, они видят бледного как алебастр Люпина, с запрокинутой на подушку головой. Мэри садится рядом с ним и ласково гладит по плечу.

— Ремус, — шепчет она. — Ты меня слышишь?

Северус переминается с ноги на ногу.

— Он вряд ли заговорит сегодня.

— Понимаю, — Мэри откидывает волосы, упавшие Люпину на лоб. — Ремус, мы с тобой, слышишь?

Не открывая глаз, тот что-то бормочет во сне. Мэри чуть приподнимает одеяло, с ужасом глядя на перевязанное тело друга. Потом снова смахивает выступившую слезу и вдруг хмурится.

— Рано или поздно нам всем придется сражаться. И все потому, что один человек возомнил себя способным решить, кому жить, а кому умирать. И мы все сражаемся против идеи, если подумать, против идеи, которая очень удобна для тех, кто хочет ничего не делать и иметь все.

Северус садится напротив Люпина в шаткое кресло и задумчиво изучает грустную Мэри. Ее волосы собраны в низкий хвостик, и от этого лицо кажется совсем овальным и маленьким. Это так — они сражаются против идеи. Но кому не хочется получать все ничего не делая? Он невольно вспоминает холодные черные глаза своей бабки и ее слова про Принцев. Если бы он знал тогда — согласился бы принять ее покровительство, отказался бы от предложения Дамблдора и плевал бы на Лили и ее любовь? Возможно. Но тогда он не представлял, что Лили может от него вот так просто отказаться, ему всегда в глубине души казалось, что однажды они встретятся, и все будет по-прежнему.