Нетерпение сердца

— В этом доме много веков не появлялись такие, — мать подчеркивает слово «такие». — И я надеялась, что никогда не появятся.

— У нее нюх как у кошки, — язвительно замечает Сириус, вставая между ними, потому что Лили уже открывает рот, чтобы ответить на оскорбление. — И не пытайся с ней воевать. Сожрет и не заметит.

Регулус тяжело вздыхает, пытаясь понять, стоит ли хотя бы пытаться их примирить. Чем яростней становится Сириус, тем холоднее взгляд Вальбурги.

— Кричер! — Вальбурга хлопает в ладоши, и эльф тут же склоняется перед ней в почтительном поклоне. — Я сегодня буду ужинать у себя.

Лили поглаживает Гарри по голове и качает головой:

— Не нужно, мы спокойно будем есть в своей комнате. Она достаточно большая для двоих, и за это я благодарна. Мне некуда больше бежать, так что давайте стараться избегать друг друга.

Вальбурга делает к ней шаг, рассматривая Гарри:

— Сколько ему?

— Полтора.

— Дети чрезвычайно быстро растут, — произносит она с едва заметным оттенком грусти. — Вот так носишься с ними, рискуешь собственной жизнью, а потом из них вырастают абсолютно неблагодарные балбесы. Моя мать всегда говорила: заводи минимум двоих, хоть с одним не промахнешься.

В тишине слышно сопение Сириуса, но Лили, тряхнув головой, тихо замечает:

— Боюсь, у меня больше не будет детей.

— Поживешь — увидишь, — Вальбурга кривит губы, все еще разглядывая Гарри. — Полукровка же? Поттеры ведь чистокровные волшебники. И как они умудрились связаться с такой рыжеволосой девицей без роду и племени?

Лили дергает плечом и всем своим видом выражает желание уйти как можно скорее. Ссориться она боится: Вальбурга — не Эйлин, и Регулус понимает это по выражению ее бледного лица. Все извлекают некоторые уроки из тех событий, что случаются с нами в жизни.

Спустя неделю Регулус все-таки добирается до конца увесистого тома по Темной магии и едва не падает с кресла, прочитав про Герпия Злостного. Выбежав из комнаты босиком, он яростно стучится в комнату Лили и, не дождавшись, пока ему разрешат войти, сам толкает дверь. Лили с Сириусом сидят на полу и наблюдают, как Гарри играет со старым мотоциклом с потертой краской. Регулус с радостью замечает, что Сириус все больше напоминает самого себя после того, как медальон уничтожен.

— Нашел, — произносит он, задыхаясь, и захлопывает за собой дверь. — В медальоне была часть души Лорда. Вот почему он спрятал его в пещеру, вот почему он взял с собой Кричера: думал, тот погибнет, а с ним канет в лету и его секрет.

Лили и Сириус разом поднимаются на ноги.

— Вот и секрет его беспечности, — цедит Сириус сквозь зубы. — Если умрет, то доберется до кусочка души и воскреснет. Сколько у него может быть таких медальонов?

Регулус быстро пробегает строчки глазами.

— Кусочек души можно спрятать в любой предмет или животное. Но расколоть душу очень трудно, скорее всего, осколков не так много. Герпий сумел сделать только один крестраж — так называется вместилище для души. Но Лорд намного сильнее этого несчастного Герпия.

Сириус морщится.

— Прекрати называть его Лордом, Мерлина ради.

Лицо Лили из бледного становится розоватым, и Регулус понимает: она в ярости.

— Сукин сын! — шепчет она, чтобы Гарри, увлеченный мотоциклом, не услышал. — Сукин сын!

Сириус смотрит на нее обеспокоенно и тихо замечает:

— Нам придется говорить с Дамблдором, Лили, без него в этой ситуации мы точно не справимся. Он давно следит за Реддлом, он может предположить, где найти другие осколки, если они существуют.

Лили кладет руку на голову Гарри и притягивает к себе. Тот сопротивляется, размахивая мотоциклом в воздухе.

— Я уверен, что он будет в восторге от нашего открытия, — произносит Сириус мрачно, и Регулус согласно кивает. — Он всегда приходит в восторг от какой-то неземной ерунды.

— Бж-ж-ж! — соглашается Гарри, и мотоцикл мягко падает на ковер. — Бж-ж-ж!

Северус

Люпин, под оборотным зельем уже гуляющий по школе в образе ассистента МакГонагалл, наконец перестает мешать ему своим присутствием, и Северус второй вечер проводит в больничной палате, рядом с Мэри.

Буквы у нее перед глазами еще расплываются от головной боли, и она просит его почитать «Как ухаживать за лунными тельцами», чтобы после выздоровления снова взяться за занятия.

Северус терпеть не может лунных тельцов. В жизни вообще мало того, что ему действительно нравится, и лунные тельцы явно не входят в этот список, как и животные вообще. Ему никогда не приходило в голову завести кота или собаку, есть сова для почты — и достаточно. Он также никогда не понимал идеи об одиночках, которые находят утешение в общении с животными: как безмолвное существо может заменить человека?

— Чтобы лунные тельцы размножались в неволе, их нужно гладить каждый день, — читает Северус мрачно и переворачивает книгу, чтобы взглянуть на форзац. — А, ясно. Хотел узнать, кто пишет эту драконью чушь.

— Давай дальше, — Мэри поворачивается набок, снова укрывшись одеялом так, что он видит только ее лицо. — Интересно же.

— И кормить древесными стружками, вымоченными в яблочном сидре. Что?

— От сидра они становятся менее застенчивыми, но надо не перестараться, иначе они попросту опьянеют.

Северус приподнимает брови, но Мэри не улыбается, а значит, нужно продолжать.

— Сразу после рождения детенышей папу-тельца нужно изолировать на некоторое время, примерно недели на две, — Северус останавливается. — И продолжать его поглаживать?

Мэри громко смеется, потом так же громко кашляет, приложив руку к груди. Северус с тревогой передает ей чуть остывший отвар, который мадам Помфри сварила в огромном чане.

— Малыши-тельцы очень открыты и совсем не стесняются: застенчивость приходит к ним только к пубертатному периоду, — Северус постукивает пальцем по странице. — Это получается, что они будут жевать мою мантию еще добрых месяца три?

— Придется потерпеть, — Мэри улыбается, глядя на него снизу вверх. — Я тут еще неделю точно проведу, а дальше ты сможешь вздохнуть спокойно. Мне кажется, ты отлично справляешься. Пробеги, пожалуйста, по тексту: там не сказано, что можно давать молодняку в качестве подкормки зимой?

Северус покорно листает страницы, впиваясь глазами в текст. Странное ощущение теплоты появляется каждый раз, когда он оказывается рядом с Мэри. И та зияющая, страшная пустота, которая охватила его после разговора с Лили, начинает отступать маленькими шажками.

— Еловые ветки.

— Принесешь им завтра?

— Завтра у меня целый день занят.

— Тогда я попрошу Ремуса, ему все равно нечего делать.

Северус тут же хмурится. Чертов Ремус! Он уже умудрился притащить Мэри цветок дьявольских силков, пока помогал Стебль в оранжереях. Цветок на силках появляется только раз в год, как раз в начале февраля, и Ремус, видимо, счел это оригинальным.

— У меня есть окно между пятым и вторым курсами, — замечает Северус торопливо. — Думаю, я успею заняться этими отвратительными созданиями.

Мэри снова смеется.

— Знаешь, этим ты мне нравишься. Правдой.

Северус переводит на нее недоверчивый взгляд. Это простые дружеские слова, не больше. Не стоит тревожить свою пустоту очередной иллюзией, она еще не отошла от прошлой.

— Люди часто врут, чтобы другим было комфортно, — Мэри подкладывает руку под покрасневшую щеку. Ее болотные глаза болезненно блестят. — Врут до последнего, пытаясь создать картину идеальной жизни, но в конечном итоге все равно причиняют боль. А всего-то лишь нужно одно: говорить правду с самого начала и тогда, когда это необходимо. Спасибо за честность. Я это очень ценю. И знаешь, еще: спасибо, что ради меня ты готов потратить свой перерыв на этих «отвратительных» существ.

Северус отворачивается.

— Может быть, люди просто хотят верить в свою иллюзию до конца. Трудно признаться себе, что все кончилось, что это — точка. И они тянут время, чтобы было не так больно.

— И было больно другому, — Мэри хмыкает. — Я понимаю. Хотя, наверное, не до конца.

— Когда я пытался разговаривать с Лили, всегда получалось, что мы хотим разного. Ей нравится быть в центре, а мне — поближе к краю, ей нравятся люди, я же им не доверяю. Все наши интересы в одно мгновение перестали совпадать.

Мэри приподнимается и опирается головой о согнутую руку.

— Интересы — это полная чушь, правда. Самое главное — то, как вы видите будущее. Вот где подвох.

— И это тоже не совпадало.

— Представляю, — Мэри тихо выдыхает. — Лили вечно хотела семью, ораву детей, застолья, шумные вечера и мужа, который будет подставлять плечо в трудный момент. Не знаю, мне двадцать два, и я все еще не мечтаю о толпе детишек. Как-нибудь потом, сейчас и так дел хватает. Мы все очень разные, и, думаю, везение — это если тебе встречается кто-то похожий на тебя.

Северус согласно кивает. И снова кажется очень странным сидеть вот так возле Мэри и с холодным сердцем понимать, что они с Лили — настолько разные, насколько это возможно во вселенной.

— Слушай, там еще нюхлеры и огненные крабы, — Мэри зевает, прикрывая рот ладонью. — И три топеройки.

— Я понял.

— Топеройки могут прокусить щиколотку, осторожнее.

— Они, кажется, едят мандрагору?

— Да, — Мэри морщится, вспоминая про орущее растение. — Я и сама не всегда радуюсь этой временной работе с существами. Хочется заниматься чем-то чуть более серьезным. Но доступ к курсам мракоборцев мне закрыт из-за библиотеки, а за животными все равно нужно приглядывать, потому что Граббли-Дерг уехала. Ее обидело, что меня поставили вместо Кеттлберна.

В палату возвращается Люпин, и Северус тут же поднимается, изображая полную невозмутимость.

— Договорились, я помогу, — произносит он коротко. — Хотя, конечно, и Хагрид мог бы заняться хоть чем-то и перестать болтаться по Лесу по ночам.

На лице Люпина возникает понимающая улыбка, и Северус поспешно уходит, оставляя их с Мэри наедине. Цветок с дьявольских силков! Надо же. Что этот оборотень выдумает в следующий раз? И что он может дать Мэри?

От этой мысли Северус останавливается, свернув к Большой лестнице. А что он сам может кому-либо дать, кроме сгоревшего дома, нескольких накопленных галлеонов и опустевшей души?

Кому мы нужны сломанными?

Мэри

Спустя неделю ей уже хватает сил выходить из палаты и бродить по замку, разговаривая с портретами и посещая занятия Северуса и МакГонагалл. Свои собственные уроки она возобновит через несколько дней, когда перестанет так часто задыхаться. Единственное, что пока невозможно — это увидеть бабушку, но Эйлин заботится о ней, и Мэри каждый раз благодарит Северуса за это.

Мама до сих пор молчит, хотя Мэри отправила ей уже три письма. Драконы интереснее собственной дочери — Мэри уже давно с этим смирилась. Удобнее полагать, что мать так и не пришла в себя после развода, хотя прошло уже пятнадцать лет. Время лечит не всех.

Свободные часы Мэри проводит в оранжереях у Стебль; дьявольские силки уже отцвели, но ей каждый раз неловко вспоминать о маленьком подарке Ремуса, который еще живет в вазочке на тумбе.