Нетерпение сердца

8

Мэри

Морозное утро заставляет ее проснуться, пока она идет по улицам Хогсмида. Еще совсем рано, и из труб все еще поднимается дымок. Мэри задумчиво засовывает руки в карманы и шагает вперед по мерзлой земле.

Очередной день с множеством забот. Сначала — помочь бабушке умыться и одеться, позавтракать, прочесть утренний «Пророк» и посмотреть на реакцию: понимает ли она, что ей читают? Мэри не может определиться: иногда бабушка кивает, словно все осознает, иногда — мотает головой. Приступы ярости и безумия потихоньку становятся все менее продолжительными, но оставлять ее одну надолго все равно нельзя.

Напевая незатейливую мелодию, подслушанную в «Сладком королевстве», Мэри проходит мимо хижины Хагрида к загончику с лунными тельцами. С прошлой недели телята уже подросли и теперь радостно бегут к ней навстречу.

— Профессор Кеттлберн снова уехал, — голос Хагрида раздается из-за спины. — Боюсь, ему нужно прекращать заниматься животными, на нем живого места нет.

— Снова занимались саламандрами? — Мэри вежливо улыбается. Ей кажется, что сам Хагрид и подталкивает Кеттлберна к безумным экспериментам, сам того не замечая.

— Мы взвешивали все возможные последствия, — Хагрид отвечает уклончиво, но в глазах мелькает лукавство. — Как думаешь, если Кеттлберн уйдет, Дамблдор поставит вместо него Граббли-Дерг?

Мэри пожимает плечами, хмурясь.

— А что, Кеттлберн собирается увольняться?

— Ну, рано или поздно ему придется, ты сама понимаешь, — Хагрид разводит руками. — Слишком много травм. Он на ногах больше часа не держится. Я бы не хотел его отпускать, но вчера он сам заикнулся, что, мол, не пора ли ему уходить.

— Этого еще не хватало, — бормочет Мэри и, взяв ведро с мокрицами, идет к лукотрусам, похлопав Хагрида по предплечью. Выше ей не дотянуться.

Если профессор действительно уйдет, то безумная старушенция точно займет его место, потому что больше работать все равно некому. Что же, может, это и к лучшему. Мэри протягивает мокрицу одному из самых застенчивых лукотрусов и грустно улыбается, вспоминая профессора Саламандера. Жизнь выглядит проще, когда знаешь, чего хочешь добиться. Она все еще не знает ничего о себе.

На обед она приходит уставшей, но пирог с почками и тушеное мясо как обычно улучшают настроение. Храни Мерлин школьных домовиков: лучше них почти никто не готовит.

Северуса на обеде нет, но кресло МакГонагалл тоже пустует — и Мэри складывает факты в голове, усмехаясь. Бедный Северус, его никак не могут оставить в покое! Еще хорошо, что в свое время его не выбрали старостой, иначе Дамблдор точно не смог бы уговорить его здесь работать.

Перекинувшись парой слов с Флитвиком, Мэри выходит из Большого зала и неторопливо идет в библиотеку. Школьники обтекают ее шумным потоком, спеша по своим делам, и Мэри им немножко завидует. Для нее учебные годы были самыми счастливыми в жизни.

Расположившись за последним столом, Мэри придвигает к себе книги о волшебниках и, подумав, берет в руки самый толстый том.

Родословные с именами, вписанными в овальные медальоны, мелькают от страницы к странице, фамилии сменяют друг друга, и Мэри удерживается от соблазна найти свою собственную. Зачем? Родственники никогда ею не интересовались, да и ей самой не хотелось бы с ними встречаться.

У семьи Принц совсем не ветвистое дерево: у Эйлин был только старший брат, но год смерти вполне четко написан: 1978. Два года назад. Мэри вглядывается в цифры: но мать еще жива. Кажется, больше никого и нет.

— Семьей интересуетесь? — мадам Пинс дружелюбно улыбается. — Я помню вашего отца, Мэри, если хотите — могу рассказать. Он был…

— Потом, — Мэри старается говорить вежливо. — Я сейчас тороплюсь, а то все мокрицы разбегутся.

В галерее ужасно холодно после натопленной библиотеки, и Мэри дует на замерзшие ладони. Лучше ничего не знать, чтобы не было больно. Отца она помнит совсем смутно: худое лицо с колючей щетиной, палочка из светлого дерева и ласковые руки. Вместе с этим всегда вспоминается мамин смех, а потом — черная пустота. Почему люди уходят, когда они так нужны?

Мэри никогда не спрашивала, почему отец исчез, просто поняла, что он не вернется. И решила для себя, что он ушел в счастливую жизнь, а мама и она сама счастливыми его не делали. Возможно, все было совершенно не так, но в правде разбираться не хотелось и не хочется.

Когда Северус открывает ей дверь кабинета, Мэри устало зевает. Часы бьют восемь вечера, и у нее остается час, прежде чем придется возвращаться в Хогсмид.

— Успешно? — вырывается у Северуса неуклюже.

— Да, — Мэри кладет плащ на стул возле камина и протягивает руки к огню. — Замерзла страшно. Есть огневиски? Боюсь заболеть.

— Есть чай, — Северус кивает на поднос на столе. — Я просил домовиков принести ужин сюда, потому что Минерва не выпускала меня с обсуждения учебных вопросов с самого обеда. Чертово деканство, нужно держать в голове кучу дурацких дел. Например, что по контрольным работам нужно отчитываться.

Мэри наливает чай им обоим и долго греет пальцы о горячий фарфор. Северус смотрит на нее, стоя у камина, и его лицо привычно непроницаемо. Она бы хотела ему нравиться. В нем нет ничего похожего ни на Сириуса, ни на Джеймса, ни, наверное, на ее отца.

— Если я все правильно поняла, то у тебя есть бабушка. Ее зовут Присцилла, Присцилла Принц. Кажется, ей под семьдесят, но точные годы жизни я не помню.

— А где она живет — ты запомнила? — он отворачивается к камину, чтобы скрыть волнение.

— Да.

Северус долго молчит и едва заметно раскачивается из стороны в сторону. Потом, не оборачиваясь, спрашивает, словно не верит, что поступает правильно:

— Пойдешь туда со мной?

Регулус

Ему снится Марлин, улыбающаяся кровавой улыбкой. Она что-то говорит, но по губам не разобрать. Регулус протягивает руку, но Марлин исчезает, а сам он снова оказывается посреди темной пещеры. Он уверен, что это сон — вот только как проснуться?

— Эй, — незнакомый шепот вырывает его из скользких рук инферналов. — Эй, проснись.

Регулус щурится, разглядывая в сумраке круглое лицо в обрамлении длинных рыжих волос.

Лили.

— Который час? — спрашивает он шепотом.

— Три, — Лили отодвигается от кровати, и Регулус садится, опуская босые ноги на доски пола.

Ему выделили под спальню бывшую кладовую, чуть расширив ее магически. Сюда влезла кровать, шкаф и стул, а больше ему и не нужно. С тех пор, как он оказался здесь, прошло два дня, и в эти два дня ему не хватало Сириуса. После смерти Марлин на него словно навалились все эти годы молчания и презрения. Но брат остается у Аберфорта, а он теперь живет в этом старом тесном доме, даже не зная, что с матерью и Кричером.

Лили выходит из его комнатки, прикрыв дверь, и Регулус, подумав с минуту, одевается и выскальзывает вслед за ней. На полутемной кухне горит подсвечник, и убогое помещение выглядит почти уютным. У Мэри было уютнее, конечно.

— Не спится? — Регулус садится напротив Лили, которая медленно разрезает яблоко на две части.

— Я часто не сплю, — Лили предлагает ему одну половинку, но он отрицательно качает головой. — Просыпаюсь от кошмаров, как ты сейчас, иногда до утра не могу заснуть. Вспоминаю, как еще недавно была счастлива.

— Сочувствую.

Осознание, что и он причастен к ее горю, прожигает молнией. Бессмысленно прожитое время, как тебя наверстать? И он внимательно наблюдает за усталым лицом Лили. В отличие от Мэри, в ней есть что-то неуловимо жесткое и потерянное.

— Северус часто навещает мать? — Регулус специально меняет тему, чтобы отвлечь ее от неприятных мыслей. — Она так со мной и не заговорила.

Лили рассерженно дергает плечом, но голос звучит виновато:

— Я… наложила на нее Империо, чтобы она достала нужную мне книгу из Лютного переулка, так что она и со мной не особенно разговаривает. Конечно, Северуса это задело — я понимаю. Учитывая их отношения, ее замкнутость и мое заточение тут. Оно проходит не так, как Северусу бы хотелось.

Регулус вспоминает восторженный взгляд Северуса, которым он провожал Лили в школе в Большом зале.

— Вы были друзьями.

— Вы с Сириусом были врагами, — замечает Лили холодно. — Времена меняются, и мы с тобой сидим за одним столом. Все, что существовало раньше, исчезло. Приходится писать историю заново, и в этот раз я ее напишу не своей кровью.

Регулус с сомнением качает головой. И ему тоже хочется, чтобы Лорд исчез, но сначала нужно понять, как до него добраться. Лили — что раскаленный уголь, ему придется ее остудить, придется рассказать про медальон. Воспоминание о медальоне вызывает у него странное, неприятное ощущение, и на секунду все вокруг его раздражает: самоуверенная Лили, старая кухня, пропахшая пряностями, его дурацкое положение, смерть Марлин — все.

— Ты ведь хочешь, чтобы я помог тебе его уничтожить? — спрашивает он шепотом, и Лили поднимает глаза. — Ты понимаешь, что это практически невозможно?

— Практически, — подмечает Лили ядовито. — Значит, шанс все-таки есть. Я только боюсь, что если умру, то Гарри попадет к Петунии, я бы ни за что не отдала ей ребенка. Она… деревянная. Никогда не умела понимать чувства других.

Регулус задумчиво постукивает пальцами по столу. Он и сам совсем недавно начал смотреть на мир со стороны других людей. В этот момент у него появляется мечта: чтобы мать и Сириус хоть однажды улыбнулись друг другу.

Северус

Он шагает по замерзшей грязи в тусклом свете утра. Субботнее утро — самое тихое в окрестностях Хогвартса, даже над хижиной Хагрида еще не вьется дымок, хотя на часах почти восемь утра. Северус привык вставать рано, хотя ложится после полуночи: так легче думается.

Правильно ли он поступает, вороша прошлое, да еще без разрешения матери? И втягивает в это Мэри. Но ему нужно чем-то занять голову, чтобы не думать о Лили — о той Лили, которую он видит перед собой. Все его нутро еще отрицает, что она может быть такой отчаянной и непримиримой.

Мэри, закутанная в теплый плащ с капюшоном, ждет его в стороне от «Сладкого королевства», в начале маленькой улочки. Северус едва заметно кивает, не подавая вида, что узнает ее, и они оба тут же трансгрессируют в Лондон.

— Час пик, — Мэри скидывает капюшон, натянуто улыбаясь. — Как хорошо, что нам не нужно каждый день ездить через полгорода на работу.

Северус усмехается. Ему вообще не нужно никуда ехать, так что работа в школе имеет свои маленькие преимущества. Он смотрит на Мэри искоса: ее волосы рассыпаны по плечам, губы плотно сжаты. Зачем она идет вместе с ним? И он снова вспоминает слова Лили о том, что когда-то нравился Мэри. Непонятно, хочется ли ему нравиться ей сейчас. Нет, не так: может ли он сейчас хоть кому-то нравиться?

— Интересный дом, — произносит шепотом Мэри, когда они заворачивают на нужную улицу и останавливаются напротив нужных ворот.

Северус молча рассматривает здание: двухэтажное, выкрашенное темно-синей краской, облупившейся на всех углах, с бело-серым крыльцом и с большими окнами на первом этаже. Ничего примечательного, но значительно лучше и точно больше, чем домик-заморыш в Паучьем Тупике. Кроме того, вокруг дома разбит сад: почти погибший, со скрюченными яблонями и травой по колено, но все-таки сад. В Паучьем Тупике у них никакого сада и быть не могло.