Нетерпение сердца

— Ничего. Пока — ничего, — произносит она задумчиво. — Просто обдумай это, пропусти через себя. Я когда-то поняла, что правда других людей может идти вразрез с моей, но не быть от этого неправильной. Не самое приятное ощущение, потому что всегда хочется, чтобы ты был прав, а другие — не правы. Но так только в детстве бывает, когда отбирают конфеты.

Северус молча выпивает чай. Конечно, он ничего не расскажет — она не Лили, а так, случайный спутник и нежелательный свидетель такой откровенной сцены. Теперь, наверное, он будет ее избегать.

В комнате бабушки раздается грохот и стук, и Мэри устало трет виски. Опять приступ агрессии! Мунго не шевелится, чтобы выдавать лекарство чаще, выплаты за несчастный случай задерживаются, а от зарплаты осталось совсем немного. Нужно как-то дотянуть до конца месяца.

— Прости, но мне нужно к ней, — Мэри поднимается и достает с полки пузырек с лекарством. — Завтра увидимся, ладно?

Северус тоже поднимается, смотря на нее нерешительно.

— Я могу помочь.

И тогда у нее сдавливает сердце. Помочь! Он просто хочет отдать долг за то, что она побывала с ним в том заброшенном доме. И потом — увидеть бабушку в таком состоянии, беспомощную, агрессивную и одновременно напуганную, хотя она была в свое время одной из лучших в отделе ликвидации?

— Спасибо, я справлюсь, — она отвечает более резко, чем нужно. — До завтра.

У всех у них — у нее, у Лили, у Северуса — нетерпеливые раненые сердца. И каждый пытается справиться с нетерпением.

Взяв палочку и пузырек с лекарством, Мэри пересекает гостиную и подходит к спальне бабушки. Снова вспоминаются уютные вечера на кухоньке и разговоры по душам. А еще есть мама, которая последний раз присылала сову только на Рождество. Везет людям вроде нее и Кеттлберна, которые умеют быть счастливы даже с драконами.

Северус

Он сидит на корточках перед камином и ворошит красноватые угли. У каждого своя правда? Может быть, лет в сорок он научится воспринимать мир иначе. В двадцать один кажется, что он стоит в толпе, и каждый из этой толпы ему чужой. Мать всегда была рядом, и он чувствовал, что она понимает его. Он же не всегда понимал ее: отношения с отцом, ее смирение в скандалах, терпение, полунищая жизнь и нежелание из нее выбраться — но все же мать была на его стороне.

Теперь и это рухнуло. Должно было рухнуть раньше, если бы он только начал разбираться раньше в истории семьи.

Лицо той женщины с седыми волосами — Присциллы — всплывает перед глазами. Да, у них есть общее. Северус ворошит угли — и они на мгновение вспыхивают красным светом. О, он мог бы заставить всех помнить о Принцах, если бы встретился с этой безумной старухой лет на пять раньше. Он бы стал чем-нибудь вроде Беллатрисы, поселился бы в том доме и даже купил бы себе домового эльфа. Убивал бы магглов. Его бы, того Северуса, ничуть не тронула бы ни смерть Лили, ни смерть Гарри.

На секунду он представляет себе такого себя: высокого, в черном плаще с серебряной брошью, обязательно красивого, гордого и безжалостного.

А потом в дверь раздается тихий стук, и на пороге появляется Мэри.

— Ты разве не занята? — спрашивает он холодно, и за этот холод ему тут же становится стыдно. Она не обязана просить его помощи.

Щеки Мэри едва заметно бледнеют, и Северус мысленно чертыхается, впуская ее в кабинет. Она снимает мантию и вешает ее на ближайший стул, потом наклоняется к углям.

— Прохладно, — говорит она невозмутимо и взмахом палочки отправляет несколько поленьев в камин. — Если не возражаешь. На улице дурацкая метель.

Северус садится рядом с ней на жесткий ковер у решетки и шумно выдыхает. Лицо Мэри задумчиво — и свежо. В школе она казалась ему то слишком обычной, то слишком загадочной, а теперь выглядит как маяк в виде цветка на далеком острове, а его несет куда-то вперед в холодной воде.

— Нужно было принять твою помощь, — произносит она после долгого молчания. — Я тебя обидела?

— Нет.

— Я думала, ты предлагаешь помощь взамен одолженной.

— Нет.

Разгораясь, огонь все ярче выхватывает лицо и волосы Мэри из сумрака кабинета. И в ее болотных глазах — отчаяние. Прежде он его не видел.

— Наши жизни похожи, — говорит она торопливо, словно боясь остановиться. — Думаю, будет правильней держаться вместе. Я тоже потеряна в этой жизни, Северус. Иногда мне кажется, что я стою одна посреди толпы, и все смотрят мимо меня.

И она склоняет голову, как поникший гиацинт. На болоте такие цветут — водные гиацинты.

— Держаться вместе только потому, что похожи? — Северус приподнимает брови. — Знаешь, так и у Лорда могут найтись сочувствующие. Приютский ребенок, жестокий отец и прочая ерунда. Похожесть — плохое притяжение.

Мэри обхватывает колени руками.

— Тогда что?

— Лили сказала мне, что когда-то тебе был симпатичен мальчишка с растрепанными волосами, — Северус отправляет в огонь еще одно полено. — Вот это вполне бы сгодилось для сегодняшнего вечера.

Мэри вздрагивает, словно от холода, потом поворачивает к нему лицо.

— Может быть, поэтому я и хотела, чтобы ты ушел? Больно открывать свои слабые места перед людьми, на которых не плевать. Мне была неприятна мысль, что ты увидишь близкого мне человека вот таким — беспомощным.

— Может быть, — Северус повторяет ее жест, обхватывая колени руками. — Отвратительно, что теперь ничего нельзя сказать наверняка. У меня в голове маггловская карусель с одной черной лошадью, все крутится и крутится, и не остановить.

Мэри тихонечко смеется.

— А можно прокатиться?

— Пожалуйста, — отвечает он насмешливо.

И они остаются сидеть у горящего камина, почти касаясь рукавами друг друга.