Нетерпение сердца

— Похоже, тут были Пожиратели, — цедит Сириус сквозь зубы. — Боюсь, Марлин смылась и отсиживается где-то далеко. Адреса Мэри она не знает, дом-то под заклятием Доверия, а к Аберфорту она не сунется с ребенком, там слишком воняет и ходят неприятные личности.

Регулус все понимает сразу, как только проходит холл и в дальнем углу гостиной, у разбитого окна, замечает тело мальчика. Марк лежит на боку, и на виске у него — запекшаяся кровь, и под головой — лужица крови. Рядом — как траурные цветы — осколки стекла.

Сириус с шумом втягивает воздух и резко открывает дверь в спальню, загораживая собой проем.

— Не подходи, — говорит он глухо спустя несколько секунд тишины. — Останься там.

Регулус молча отодвигает его в сторону, и Сириус почему-то уступает.

В темной спальне поперек кровати лежит Марлин. Ее руки задраны вверх, шорты висят на ногах, блузка разорвана, грудь — обнажена, а рот слегка приоткрыт. Палочка валяется тут же, у кровати, на забрызганном кровью полу. Регулус долго смотрит на ее неподвижное, уже мертвенно-бледное тело. Потом подходит ближе, дрожа с головы до ног, и заворачивает Марлин в покрывало.

— Я любил ее, — произносит Сириус где-то за спиной. — Она думала, что я вру. Но я любил ее.

— Я знаю, — Регулус слышит себя словно издалека.

Ничего и никогда уже не будет лучше, чем тот вечер, когда они смотрели на звезды и Марлин сама поцеловала его. Вечер, в который он почувствовал себя нужным и живым. Теперь остается одна цель — отомстить, но не сгоряча. Начать с разгадки медальона. Забить себе голову другим, чтобы не думать о смерти.

— Их нужно похоронить, — Сириус кладет руку ему на плечо. — За домом есть сад и яблоня, которую Марлин обожала.

Регулус кивает. Все смешивается в один ком эмоций: гнев, ненависть, боль, пустота. Сириус наверняка чувствует то же самое — только молчит. Но такого страшного выражения лица у него никогда не было, даже в тот вечер, когда он сбежал из дома.

— Ребенка жалко, — Сириус садится на мокрую траву. Снега в Лондоне не дождаться — даже в январе. — Ничего не успел, как и мы с тобой. Из школы — в войну. А ребенок и школы-то не увидел…

Регулус садится рядом с ним, касаясь плечом плеча. Потом, когда они вернутся продрогшие в Хогсмид, потом время снова начнет идти, но не сейчас. Это мгновение возле брата, возле свежих могил, кажется вечным и застывшим. Ошибка за ошибкой, ложные мечты привели его сюда, под эту старую яблоню. В голове — холод и незнание, из которых придется выбираться, а он только и вспоминает, что улыбку Марлин и ее губы, и ее талию, и горячие руки.

— Ты не первый раз теряешь, — замечает Регулус, заставляя себя оторваться от мыслей.

Сириус некоторое время молчит, потом глухо замечает:

— Джеймс был мне больше, чем другом. Он был братом, каким ты не смог быть.

Регулус поднимается и протягивает ему руку. Если сидеть дальше — то они примерзнут к этой земле, врастут в нее своими воспоминаниями. Непонятно как, непонятно, насколько это удастся — но нужно двигаться дальше. Через боль и через пустоту — и если получится, то вытащить из этой пустоты Сириуса. Смерть за смертью — так и с ума можно сойти, особенно на войне.

— Чистокровная, — Сириус поворачивается к могиле Марлин. — Теперь ты понимаешь, что Риддлу плевать на чистокровок? Его интересует только он сам.

Регулус понял это уже давно, в том самом подвале. Чистокровность — лишь идея, из которой выросла мечта обладать властью, ничего более. И в этом ему видится самое страшное.

Мэри.

Северус

Лили сидит на ковре рядом с Гарри и помогает складывать разноцветные кубики. В комнате душно и пахнет деревом. Северус думает, что этого запаха ему не хватает в Хогвартсе. Сколько часов он провел с книгой под нагретыми стропилами чердака! Да, и в том несчастливом времени были счастливые моменты.

Лили поднимается с ковра и натянуто улыбается. Ей все осточертело — это мгновенно читается в глазах.

— Сев, мне нужна твоя помощь.

Вот так сразу, без предисловий. Впрочем, без предисловий — это самая настоящая Лили, какую он помнит с детства. Она шумно выдыхает и произносит быстрым шепотом:

— Я должна поговорить с Регулусом.

— Нет.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, — Лили начинает сердиться. — Я прошу, чтобы ты остался с Гарри, пока меня не будет. Ты — единственный, кому я верю.

Северус разрезает рукой воздух. Она с ума сошла! Как у нее даже мысль такая возникла?

— Как же Мэри?

— Мэри — Хранитель Тайны, чем реже она здесь появляется, тем безопаснее для всех нас.

Северус в отчаянии изучает ее лицо.

— Можно узнать, почему я единственный? Или причина вполне себе прозаична: меня не жаль потерять, кроме того, я хорошо сражаюсь? Пожалуй, дело в этом, Лили? Но ты недооцениваешь Беллатрису. Или Долохова.

Лили скрещивает руки на груди, и в зеленых глазах — упрямство. Она хочет выиграть этот спор, и она уверена, что выиграет. Лили не привыкла, что ей отказывают.

— Ты лучше обоих, Сев.

— Ты этого не знаешь, Лили. Ты вообще ничего обо мне не знаешь и не хочешь знать. У тебя на это нет времени, да и раньше тоже не особенно хватало, — он раздраженно пятится к окну. — Куда проще было связаться с Поттером, у которого ветер в голове, ведь его даже и не особенно понимать нужно было, правда? Задумываться, а о чем он мечтает, что ему интересно.

Лили оглядывается на ребенка: Гарри продолжает самозабвенно лизать край кубика. Тогда она поворачивается и яростным шепотом заявляет:

— Прекрати, Сев. Я уже осознала, откуда взялось твое отношение к Джеймсу. Обычная слепая мужская ревность — больше ничего. Он был прекрасным человеком, мужем и отцом, и не нужно пытаться делать из него идиота.

— Каким он на самом деле и был, — Северус стискивает челюсть. — Умер без палочки в руках, как простой маггл. Не сделал ничего, чтобы тебя защитить, придумал этот идиотский ход с Петтигрю, хотя каждый первокурсник бы заметил, что Петтигрю — гнилой с головы до ног. Вы оба — безумно самонадеянны, Лили. Хотели обхитрить Лорда? Вам нужно было брать в Хранители Дамблдора, а не играть со смертью в прятки. Но вы решили, что так неинтересно, правда? А теперь — теперь ты хочешь умереть. Лондон кишит Пожирателями и предателями, Лили. В погоне за будущим благополучием многие играют на две стороны.

Она сжимает ладони в кулаки.

— И что ты предлагаешь? Сидеть здесь — и ждать, пока святой Дамблдор что-то придумает? Я — член Ордена, а не только мать. Я имею право сражаться, Сев.

— Тогда сначала нужно было сражаться, пока не надоест, а потом рожать детей, — отвечает он зло. — Ты знаешь мою историю, хотя и делаешь вид, а может — так оно и есть — что тебе наплевать. Расти без отца — не самая приятная судьба, Лили. Расти сиротой — тем более. В первую очередь сейчас ты — мать.

Лили яростно кивает на дверь.

— Тогда уходи. Мы совершенно чужие люди, Сев. Эти твои иллюзии про детство и лучших друзей такая романтическая чепуха… Даже не понимаю, откуда это в тебе взялось. Ты всегда интересовался темной магией, неприятными, отталкивающими вещами, вступил в этот круг убийц, но хочешь, чтобы я нуждалась в тебе как в друге.

Северус сглатывает. Вот и все — иллюзия разбита. Он стоит напротив девушки, за прикосновение которой, за улыбку которой готов был на все — и понимает, что она права: они — чужие. Люди выдумывают себе людей, а потом хватают руками пустоту.

— Никто не защитит моего ребенка, — произносит Лили отчаянно, и в ее глазах блестят слезы. — Только я. И для этого мне нужно поговорить с Регулусом. Пожалуйста, Сев. Я знаю, я — не та, какой ты меня представлял. Может быть, именно я и разрушила нашу дружбу — я не знаю, у меня в голове один большой ком, а сил все меньше и меньше. Но когда-то ты рассказал девочке о магическом мире. Помнишь ее? Глубоко внутри я все еще та девочка, Сев. Ради нее — помоги.

Он отворачивается. Внутри него самого нет того чумазого мальчишки. Давно нет.

— Хорошо. Только помни, что ты рискуешь и мной, и Гарри, и Мэри. Сразу тремя жизнями, не говоря о твоей собственной, — он не смотрит на нее, не может найти в себе решимость взглянуть в ее лицо. — И, разумеется, я не скажу Дамблдору. Когда мне нужно прийти?

Лили расправляет плечи. Она победила — как и всегда.

— Через неделю — сможешь?

Северус молча кивает. Они чужие, да, но это не значит, что он перестал ее любить, и от этого мысли в голове путаются еще сильнее. Кого он любит на самом деле, если Лили — другая?

Гарри спит, как Лили и обещала: она специально ушла к Мэри после того, как уложила ребенка. Но Северус все равно вздрагивает от каждого шороха, сжимая палочку в руке. Мэри наверняка рассердится: и на него, и на Лили — и будет права.

Он переводит глаза на кроватку: еще один ребенок вырастет без отца. Удивительно, что для этого совсем не обязательно его отсутствие. Иногда достаточно лишь нежелания понять и неумения любить.

И он вспоминает, что нужно навестить отца. Когда тебе двадцать один, а не одиннадцать, некоторые вещи понемногу переворачиваются в голове. Отцу было трудно принять магию, мать не смогла его отпустить. Два человека жили постоянно вопреки: ничем хорошим это не заканчивается. Может быть, и он бы сам стал другим, если бы отец ушел еще в детстве.

— Нельзя было ее отпускать, — мать осторожно заходит в комнату и бросает взгляд на кроватку. — Спит?

— Да, — Северус на всякий случай накладывает «Оглохни».

Мать садится на край идеально заправленной кровати и тяжело вздыхает. Ее желтоватое лицо с морщинками вокруг глаз выглядит совсем усталым.

— Вы слишком разные, сын, — произносит она шепотом. — Ты и сам начинаешь это понимать.

— Я все равно… — слова застревают в горле.

— Ты любишь не Лили. Ты любишь те моменты из прошлого, когда она была рядом, и такое случается со многими людьми, — мать сочувственно улыбается. — Пора взрослеть, сын. Увидь ее в настоящем. Ее риск, ее боль, ее отчаяние. Вы ушли далеко друг от друга, как я и Тобиас. Ты прятался в этой дружбе от всего мира, я пряталась в любви. Ничего хорошего у нас с тобой не вышло.

— Откуда ты знаешь? — Северус смотрит на нее раздраженно. — Люди вокруг меня, кажется, все знают обо мне, только я сам ничего не знаю.

Мать пожимает плечами.

— В своем же глазу они не видят ни черта, начиная с Дамблдора, — Северус продолжает сердиться. — Играют в жизнь, особенно Блэк. Вот ты, мама, почему ты сбежала из дома и осталась в этой дыре? Что, черт подери, не так с семьей Принцев?

Лицо матери становится серым. Некоторое время она молчит, глядя в пол, потом замечает:

— У них другие ожидания.

— Ожидания! — Северус чуть повышает голос, потом сразу спохватывается. — Плевать на ожидания, мы все равно никогда их не выполняем.

— Как дела в школе?

— Поразительно однообразно, — Северус вспоминает заплаканное лицо шестикурсницы и усмехается. — Отправил двух наглецов на отработку. Подумал, им будет полезно чистить котлы без магии. Разумеется, пришла Минерва и долго сомневалась — вслух, что я имею хоть какие-то педагогические навыки.

Мать снова улыбается, и в улыбке проступает ехидство.