Нетерпение сердца

Ей жаль его, и она ему сострадает. От одного вида его усталого лица и этих глаз, тоже уставших и измученных недавней болью, у нее сжимается сердце. Ей хочется протянуть ему руку, но это будет неправильно. Нельзя любить из жалости, и нельзя принимать такую любовь.

— Как ты чувствуешь себя сегодня? — Ремус ставит перед ней поднос с едой из Большого зала. — Притащил все, что мог.

Мэри смотрит на него с благодарностью.

— Почти что хорошо. Завтра-послезавтра смогу вернуться в Хогсмид и продолжить занятия.

Ремус кивает. Мэри думает, что они с Северусом очень похожи: оба росли замкнутыми, без друзей, Ремусу даже повезло меньше: у него не было никого до самой школы. А потом почти все погибли. Остается только Сириус, но он последнее время совсем не отличает реальность от выдумки.

— Я еще задержусь здесь, — Ремус вздыхает. — Посмотрим, может, побуду некоторое время помощником преподавателей, чтобы не попасться Пожирателям, но рано или поздно все равно придется возвращаться на войну. Мне неловко при мысли, что Орден сражается без меня.

Мэри подается вперед и похлопывает его по плечу.

— Ты был ранен, едва жив. Тебе нужна эта передышка, Ремус.

Он осторожно накрывает ее руку своей широкой ладонью и едва заметно улыбается.

— Спасибо за поддержку.

Его голубые глаза блестят совсем близко, и Мэри смущается. Нельзя сказать, что она не находит его симпатичным — но это просто общее признание факта, сам по себе он ее не привлекает. Ей трудно увлечься человеком, который настолько не любит себя — гораздо больше, чем Северус, и который даже отчасти презирает свое состояние. Ему нужна не она, а другая — более дерзкая и опасная, ради которой он сможет подняться и пойти. Ради нее самой он не поднимется, а попросит помощи и только и будет ее просить.

— Пожалуйста, — Мэри незаметно высвобождает руку. — Я пойду прогуляюсь, Стебль говорит, что орхидеи зацветают в феврале, ужасно хочется на них посмотреть.

Ремус бросает на нее понимающий взгляд и вытаскивает из сумки пару учебников.

— Освежаю знания, — поясняет он кратко. — Вдруг мне когда-нибудь придется работать в Хогвартсе. Вакансия преподавателя Защиты от Темных искусств может появиться в любой момент.

Мэри берет с вешалки теплый плащ и выскальзывает из палаты. Знакомые студенты здороваются, кто-то ждет ее возвращения, кто-то желает поскорее выздороветь. Оказавшись в оранжереях, она глубоко вдыхает запах влажной плодородной земли, перемешанный с теплом и ароматом цветов. Она долго бродит по дорожкам, думая о словах Дамблдора, о его просьбе снова стать Хранителем. Да, она готова, хоть это и смертельно опасно, страшно ей только при воспоминании о лице Мальсибера в тот момент, когда он преградил ей дорогу из библиотеки. Жуткое лицо.

Ей иногда снятся кошмары о том дне, когда Мальсибер и Эйвери подкараулили ее у туалета. За семь лет эти сны так и не исчезли.

— Люпин сказал, что ты здесь, — Северус кривит лицо при имени Ремуса. — Это правда, что Дамблдор снова хочет сделать тебя Хранителем?

Его глаза выражают крайнее неприятие этой идеи, но Мэри разводит руками:

— А кто еще? Все, кто сейчас сражается, кто защищает магглов — известны Реддлу. Самому Дамблдору не доверяет Лили. Вальбурга вряд ли пойдет на такую сделку. Кто остается, Северус? Я. Кому еще ты доверишь правду? Сейчас любой может переметнуться на другую сторону, спасая свою жизнь. А речь идет о жизни ребенка. Я не могу отказать, хотя мне действительно страшно.

Северус зло скрещивает руки на груди.

— У Лорда иссякает терпение. Он может приказать убивать каждого мага, потому что прекрасно понимает, что оберегает Лили. Из всех возможных способов заклятие Доверия самое надежное. Но, как ты помнишь, со смертью Хранителя оно значительно слабеет.

Мэри тихо произносит, глядя в его обеспокоенные глаза:

— Я понимаю, правда.

— Не говоря о пытках и прочем. Никто не даст тебе спокойно умереть, поверь мне.

— И это я тоже понимаю.

Северус качает головой и зло пинает носком сапога красноватый песок дорожки. Мэри не знает, как ему объяснить, что у нее нет другого выхода, что ни у кого нет, но осознание, почему он так злится, перекрывает все мысли.

— Я живучая, честное слово, — Мэри протягивает руку и касается его руки. — Вспомни мантикору, теперь пожар…

Северус смотрит на нее так, словно хочет что-то сказать, но не решается. Он, наверное, и сам еще не до конца понимает, что сейчас чувствует к окружающим его людям. И поэтому лучше промолчать — чтобы потом не стало неловко за случайно вылетевшие слова.

— Я не собирался быть оригинальным и тоже хотел принести тебе цветы, — говорит он, чуть отойдя в сторону по шуршащему песку. Рука Мэри падает вниз. — Но я не нашел подходящих, они еще не зацвели. Мне кажется, ты похожа на голубой гиацинт, Мэри, а они никогда не расцветают раньше срока. Я иногда добавляю их в зелье от головной боли, и, увы, придется подождать до середины марта.

— Люблю гиацинты, — Мэри смотрит на его строгий профиль. — Но мне еще никто их не дарил.

— Откажи Дамблдору.

— Я не могу, — Мэри качает головой. — Ты же знаешь, что не могу.

Северус поворачивается к ней спиной и быстро выходит из оранжереи, оставив Мэри стоять посреди влажной теплоты и запаха цветов. Ей еще нужно выкопать пару мандрагор для топеройки и нарвать свежей травы для нюхлеров, но когда она берет смешные меховые наушники, ее пальцы дрожат. Страшно! Не умереть, нет — остаться безумной калекой или инвалидом и обременять других заботой о себе. Она вспоминает ненормальный взгляд бабушки и быстро смахивает сбежавшую слезинку. Но слезы не останавливаются, и, пока Мэри выкапывает мандрагору, они катятся и катятся одна за другой.

Северус

Лорд стоит вполоборота у камина, и его любимая Нагайна, едва заметно шипя, лежит на толстом голубом ковре. Лорд сегодня не в духе, и его настроение отражается на всех: Лестрейнджи, напряженные и мрачные, сидят в самом углу гостиной, Эйвери и Мальсибер стоят у дальней стены, Треверс и Малфой со слегка испуганными лицами замирают у окна. Остальных нет: они разбросаны по стране, большая часть из них сосредоточена в Лондоне. Розье попал в Мунго после стычки с Орденом и временно вышел из строя.

— Ты не нашел ту девку с книгой? — Лорд поворачивается к Мальсиберу, и тот вздрагивает.

— Нет, господин. Библиотекарю стерли память, а лист из книги посещения вырвали. Я не думаю, что это была какая-то важная…

Лорд жестом прерывает его лепет.

— Важная, Мальсибер. Никто просто так не сунется в библиотеку сейчас, когда вокруг полно моих людей. Даже Орден не появляется там чаще, чем им это нужно. И тут, посреди всего, эта девчонка с книгой, — Лорд наклоняется, чтобы погладить Нагайну. — Ты точно не знаешь, кто она, Мальсибер?

— Нет, господин.

Лорд кривит свои некрасивые тонкие губы и взмахом палочки заставляет Мальсибера упасть на колени. Остальные наблюдают за ним покорно, прекрасно понимая, что каждого ждет наказание за свою оплошность. С одной стороны — это дисциплинирует куда лучше, чем мягкий взгляд Дамблдора и его абсолютное безразличие к поведению Сириуса, с другой — это порождает постоянное желание выбелить себя и подставить другого.

— Малфой мог бы использовать своего эльфа, — ворчит Мальсибер, и Эйвери тут же кивает. — У эльфов своя магия, они могут разузнать информацию, которую нам так трудно получить.

Лорд перестает гладить Нагайну и делает шаг к побелевшему от ужаса Люциусу.

— Это правда? Что могут домовики?

— Многое, Лорд. Трансгрессировать без магии, некоторые заклинания на них не действуют, и…

Лорд прерывает его, и на его безобразном лице проступают сомнения. Он словно вспоминает что-то, о чем его последователи не должны знать, потом с сомнением поворачивается к Северусу.

— Эльф может выбраться из любой ситуации?

— Практически, господин. Если не ранен или не связан. Эльфы обладают достаточно сильной магией, при этом они пользуются ей без всяких палочек. Скорее всего, это тянется с тех времен, когда волшебники приютили эльфов, чтобы те не смогли одержать верх над ситуацией.

Лорд хмурится, и все, кто находится в гостиной, тут же напряженно выпрямляют спины.

Но в этот раз им везет.

— Я оставлю вас ненадолго, — произносит Лорд холодным голосом, и от того, как зловеще он звучит, у Северуса по коже невольно пробегают мурашки. — Нужно кое-что проверить. Я скоро вернусь и захочу узнать о ваших дальнейших планах. Мне надоело обо всем думать самому. Ты согласен, Люциус?

Вместо ответа тот склоняет дрожащую голову, как осенний лист при порыве ветра. Лорд презрительно усмехается и, положив Нагайну на плечи, трансгрессирует из гостиной. Северус сразу понимает, куда он отправился: в пещеру. В ту самую пещеру, из которой Регулус принес медальон и которая теперь пуста. Он-то думал, что эльф погиб в борьбе с инферналами, но слова об эльфийской магии заставили его задуматься. Медальона, конечно, он не найдет, свяжет это с книгой и библиотекой и сразу поймет, что именно ищет Орден.

Внутренне похолодев, Северус тут же изображает энтузиазм и предлагает несколько идей по противостоянию Ордену, но пристальный тяжелый взгляд Беллатрисы следует за ним постоянно. Но на нее ему плевать, он думает о том, что может случиться с Мэри, если до нее дотянется хоть кто-то из мечтающих выслужиться перед господином. Особенно Мальсибер. Особенно если он ее вспомнит. Северус так и не знает, в чем действительно заключалась та шутка, которую случилась с Мэри в туалете на третьем этаже, но он уверен, что ничем хорошим она не была. Поэтому Мэри так волнуется, не помнит ли ее этот высокий угрюмый убийца.

Мэри…

Северус вспоминает ее болотные глаза, и ему сразу становится тепло. До этой повторной встречи с ней после школы, в кабинете директора, он словно спал в своей постоянной иллюзии, где они с Лили после всех бед наконец останутся вместе. Иллюзия была насквозь фальшивой, но ему до глубины души хотелось в нее верить. А потом пришла Мэри — с этими ее глазами — и повернула все в другую сторону.

С Мэри не должно случиться ничего плохого.

И Северусу отчаянно хочется оказаться поскорее в замке, чтобы увидеть ее и сказать, что он уже почти довел до совершенства зелье для ее бабушки.