Король гор. Человек со сломанным ухом

— Я совсем забыл спросить у него, как он себя чувствует, но если хотите...

— Не стоит. Можете сообщить ему, что сегодня я собираюсь его проведать. Мне необходимо взглянуть на него при дневном свете.

— Я был бы рад, если бы вы отказались от этого странного намерения. Зачем вам вновь испытывать такие горькие чувства?

— Ничего не могу поделать. Нет, правда, дорогой Леон, меня тянет к этому старику.

— Отчего же к старику? Он выглядит, как человек, умерший между двадцатью пятью и тридцатью годами.

— А вы уверены, что он умер? Я сказала старик, потому что этой ночью видела сон.

— Ах вот как! И вы тоже!

— Да. Вы помните, как вчера я разволновалась? Тетя потом долго меня ругала. А затем мне вспомнилось страшное зрелище: моя бедная мать на смертном одре... Все это произвело на меня ужасное впечатление.

— Бедное мое сердечко!

— Ну а потом я уже не хотела ни о чем думать, поскорее легла и так крепко закрыла глаза, что сразу заснула. И мне тут же приснился полковник. Он лежал, как и раньше, в своем тройном гробу, но волосы у него были длинные и седые, а лицо стало добрым и постаревшим. Он просил нас захоронить его в освященной земле, и мы с вами вдвоем отнесли его на кладбище Фонтенбло. Там мы подошли к могиле моей матери и увидели, что надгробный камень сдвинут в сторону. Мать в белом платье лежала в могиле, но она подвинулась, чтобы рядом образовалось свободное место и, казалось, что она ждет полковника. Но каждый

раз, когда мы пытались опустить его в могилу, гроб вырывался из наших рук и повисал в воздухе, словно он был невесомым. Я ясно видела черты лица бедного старика, потому что его тройной ящик стал таким же прозрачным, как стекло лампы, что подвешена к потолку в моей комнате. Он выглядел опечаленным, и из его сломанного уха обильно сочилась кровь. Внезапно он вырвался из наших рук, гроб рассыпался в прах, и после этого я уже ничего не видела, кроме него. Он был бледный, как статуя, и огромный, как самый высокий дуб. Его золотые эполеты удлинились и превратились в крылья, затем он поднялся до самого неба и обеими руками благословил нас. Я проснулась вся в слезах, но не стала пересказывать этот сон тете, потому что испугалась, что она опять будет меня ругать.

— Дорогая Клементина, ругать следует одного меня. Это я виноват в том, что ваш сон омрачили видения из потустороннего мира. Но все это скоро кончится. Уже сегодня я займусь устройством последнего пристанища для полковника.