Король гор. Человек со сломанным ухом

О ТОМ, КАК ПОЛКОВНИК ПЫТАЛСЯ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МИЛЛИОНА, КОТОРЫЙ ЖЕГ ЕМУ РУКИ

На следующий день после аудиенции у императора Фугас покинул Париж и уехал в Берлин. Путешествие заняло целых три дня, потому что по пути он ненадолго заехал в Нанси. Маршал снабдил его рекомендательным письмом к префекту департамента Мерт, который встретил полковника с распростертыми объятиями и обещал оказать помощь в поисках сына. К большому разочарованию Фугаса, он не смог отыскать дома, ставшего свидетелем его любовного романа с Клементиной Пишон. В 1827 году в городе стали прокладывать новую улицу, и по приказу муниципалитета дом был снесен. Семью местные власти, конечно, не стали сносить вместе с домом, но в ходе ее поисков возникли

совершенно непредвиденные затруднения. Оказалось, что в самом городе, в его окрестностях, да и во всем департаменте проживает огромное количество Пишонов, и кому из них бросаться на шею — было совершенно непонятно. Потеряв терпение и торопясь добраться до завещанного ему состояния, Фугас не стал терять время и написал комиссару местной полиции заявление такого содержания:

«Прошу на основании записей гражданского состояния и иных источников установить местонахождение девушки, которую звали Клементина Пишон. В 1813 году ей было восемнадцать лет. Семья жила на офицерскую пенсию отца. Если она жива, найдите ее адрес, а если умерла, найдите адрес ее наследников. От этого зависит отцовское счастье!»

По приезде в Берлин, полковник с удивлением обнаружил, что его персона здесь хорошо известна. К тому времени посольство Франции уже успело передать ноту французского военного министра прусскому правительству. Кроме того, страдающий от ревности Леон Рено в порыве чувств сообщил о своих несчастьях доктору Хирцу. Вся эта информация дошла до широкой публики и пошло-поехало. Сразу возбудились газеты, взволновались научные общества, а принц-регент соизволил обратиться за разъяснениями к своему лечащему врачу. Все-таки странное государство эта Германия! Здесь даже принцы-регенты интересуются наукой.

Фугас, который был знаком с письмом доктора Хирца, приложенным к завещанию господина Мейзера, решил, что следует почтить доктора подобающими знаками внимания. Он нанес ему визит, во время которого крепко обнял ученого, расцеловал и даже назвал оракулом Эпи-

давра1. Доктор не отпустил его от себя, велел забрать из гостиницы багаж полковника и выделил ему в своем доме лучшую комнату. Вплоть до 29-го числа полковника принимали, как лучшего друга, и демонстрировали, как чудо природы. Семь фотографов нещадно соперничали между собой за право запечатлеть столь выдающуюся личность. Даже старику Гомеру ни один греческий город не воздавал подобных почестей. Его королевское высочество принц-регент пожелал встретиться с ним лично и попросил доктора Хирца привести полковника во дворец. Фугас поначалу упирался. Ему все еще казалось, что мир пребывает в 1813 году, и он полагал, что солдат не должен встречаться со своим противником.

Принц-регент был видным военачальником. В свое время он лично командовал знаменитой осадой Расштад-та. Беседа с Фугасом доставила ему большое удовольствие, а героическая наивность этого молодого ворчуна2 привела принца в полный восторг. Он наговорил ему массу комплиментов и сказал, что завидует первому императору французов, в окружении которого когда-то было много таких офицеров.

— Таких было немного, — возразил полковник. — Если бы таких, как я, было сотни четыре или пять, то вся Европа была бы у нас в кармане.

Такой ответ приняли за шутку, а не за угрозу, и не стали немедленно увеличивать численность прусской армии.

Его королевское высочество объявило Фугасу, что ему выплатят компенсацию в размере двухсот пятидесяти тысяч франков, и эту сумму он в любое время сможет получить в казначействе.

1 Эпидавр — древнегреческий город, в котором жил бог-врачеватель Асклепий, научившийся воскрешать мертвых.

— Монсеньор, — ответствовал полковник, — всегда приятно заполучить деньги вра... пардон, иностранцев. Но не считайте меня подголоском Плутоса1. Верните Рейн и Позен2, и я оставлю вам ваши двести пятьдесят тысяч франков.

— Вы это серьезно? — смеясь, спросил принц. — Рейн и Позен?

— Рейн принадлежит Франции, а Позен — Польше, и их права являются более законными, чем мои права на эти деньги. Но таковы сильные мира сего: они считают своей обязанностью отдавать мелкие долги и делом чести не отдавать то, что должны по-крупному.

Принц скривился, и вслед за ним скривились лица всех придворных. Присутствующие сочли, что со стороны Фугаса было крайне невежливо уронить каплю правды в бочку глупости.

И только присутствовавшая на приеме хорошенькая венская баронесса была очарована личностью полковника. Ее совсем не шокировали его речи, и она была бы рада познакомиться с ним поближе. Надо сказать, что венские дамы имеют репутацию гостеприимных хозяек и стремятся повсюду демонстрировать это качество, даже за пределами своей страны.

Имелась еще одна причина, по которой баронесса де Маркомаркус стремилась заполучить к себе полковника. Вот уже несколько лет, как она коллекционировала знаменитостей. В виде фотографических портретов, разумеется. В ее альбоме было множество фотографий генералов, государственных деятелей, философов и пианистов. Каждый из них лично вручил ей свою фотокарточку,

Бог богатства в греческой мифологии. Зевс ослепил его, чтобы он не мог отличать честных людей от нечестных. Асклепий вернул ему зрение.

Позен — ныне польский город Познань.

приписав внизу: «С искренним уважением». В ее коллекции имелись портреты духовных лиц и даже одного известного кардинала, но не было ни одного выходца с того света. Изнывая от любопытства и нетерпения, она отправила Фугасу приглашение на ужин. Однако полковник собирался на следующий день уехать в Данциг и поэтому решил письменно, с тысячью извинений, отклонить приглашение. К тому же нашему нежному рыцарю казалось, что, если он будет проводить вечера в приятных беседах с самыми красивыми женщинами Германии, то тем самым нарушит клятву верности Клементине. Он порылся в памяти, пытаясь вспомнить какую-нибудь изящную эпистолярную форму, потом решительно присел к столу и написал: «Будьте снисходительны, прекраснейшая из женщин, я...»

После этих слов вдохновлявшая его муза сочла, что она выполнила свою задачу, и удалилась. Впрочем, писать ему совершенно не хотелось, а вот поужинать хотелось, и даже очень хотелось. Когда он это понял, все сомнения рассеялись сами собой, словно облака, разогнанные легким северо-восточным ветром. Он надел редингот с брандебу-рами и отправился вручать свой ответ лично. Это был первый поздний ужин после его возвращения к жизни. Фугас поел с отменным аппетитом и неплохо выпил, правда, не как обычно. Баронесса Маркомаркус была очарована его остроумием и неиссякаемым красноречием и задержала у себя полковника, насколько смогла. Она и сейчас, показывая портрет полковника, говорит своим друзьям: «Покорить мир способны только французские офицеры!»

На следующий день он сложил свои пожитки в купленный в Париже чемодан из черной телячьей кожи, забрал в казначействе причитающиеся ему деньги и отправился в Данциг. В вагоне он крепко спал. Есть полковнику не хотелось, потому что накануне он плотно поужинал. Про-

снулся он от громкого храпа. Фугас попытался найти источник храпа, не обнаружил его вокруг себя, открыл дверь соседнего купе (известно, что немецкие вагоны гораздо удобнее наших) и стал трясти какого-то толстого господина, в груди которого, несомненно, был запрятан целый орган. На одной из станций он выпил бутылку марсалы и съел две дюжины сэндвичей, поскольку вчерашний ужин возбудил у него аппетит. А на вокзале в Данциге его едва не ограбили, но полковник успел вырвать свой черный чемодан из рук какого-то жирного пройдохи, пытавшегося его унести.

Затем он приказал отвести его в лучшую гостиницу города. Там он заказал себе ужин и сразу помчался в дом семейства Мейзеров. Еще в Берлине ему многое рассказали об этих милых людях, так что Фугас прекрасно понимал, с какими скупыми мерзавцами ему придется иметь дело. Именно поэтому он с самого начала принял развязный тон, что, надо полагать, немало удивило тех, кто прочитал предыдущую главу.

К сожалению, полковник слишком сильно размяк после того, как миллион оказался у него в кармане, а стремление поближе познакомиться с содержимым высоких желтых бутылок сыграло с ним злую шутку. По его собственным словам, к часу ночи у него совсем помутился разум. Он даже утверждал, что распрощался с этими прекрасными людьми, оказавшими ему столь теплый прием, и только после этого свалился в глубокий колодец, неосвещенный край которого лишь слегка выступал над мостовой. Кстати, в этом месте было бы неплохо поставить отдельный фонарь. Вот что он сам рассказывал по поводу приключившегося с ним конфуза: «Очнулся я в очень холодной воде, весьма приятной на вкус. Поплавав пару минут, я начал искать точку опоры, схватился за толстую веревку, по которой без труда вскарабкался наверх

Фугас надел редингот с брандебурами

и выбрался на землю, до которой было не более сорока футов. В этом не было ничего сложного. Потребовались только крепкие руки и гимнастические навыки. Не успел я выбраться на мостовую, как ко мне привязался ночной сторож. Он дерзко спросил, что я тут делаю. Пришлось в назидание немного его вздуть, и от этой легкой разминки у меня заметно улучшилось кровообращение. Перед тем, как вернуться в гостиницу я остановился под фонарем, заглянул в бумажник и обнаружил, что благодаря толстой коже и надежному замку мой миллион совсем не намок. К тому же я обложил дар господина Мейзера полудюжиной стофранковых билетов, толстых, как кожа у монаха. Это соседство и уберегло мой чек».

Убедившись, что миллион находится в целости и сохранности, он вернулся в гостиницу, улегся в кровать и заснул как убитый. Утром ему принесли ответ из полиции Нанси, в котором говорилось:

«Клементина Пишон восемнадцати лет, младшая дочь Огюста Пишона, хозяина гостиницы, и Леонии Франсело, в январе 1814 года вышла замуж за Луи-АнтуанаЛанжевена, род занятий которого неизвестен. Фамилия Пишон весьма распространена в департаменте, тогда как фамилия Ланжевен встречается крайне редко. Нам известны в первую очередь господин Виктор Ланжевен, советник префектуры в Нанси, а также некий мельник Пьер Ланжевен по прозвищу Пьеро, проживающий в коммуне Вергавиль кантона Дьез».

Фугас подпрыгнул до потолка и завопил:

— У меня есть сын!

Затем он позвал хозяина гостиницы и сказал ему:

— Быстро готовь счет и отправляй мой багаж на вокзал. Возьми мне прямой билет до Нанси. Вот тебе двести франков, выпей за здоровье моего сына! Его зовут Виктор, как и меня! Он советник префектуры! Хотелось бы, конечно, чтобы он был солдатом, ну да ладно! Но сначала пусть меня проводят в банк. Я должен забрать миллион, который принадлежит моему сыну!

Поскольку между Данцигом и Нанси нет прямого сообщения, ему пришлось остановиться в Берлине. Господин Хирц, с которым Фугас поговорил на бегу, сообщил ему, что научные общества Берлина готовят в его честь пышный банкет. Но полковник категорически отказался в нем участвовать.